Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 57 из 61

Это ни черта не так.

Прошло уже три недели, но становится только хуже. Вся та боль, что стократно копится в груди с каждым днём без Артёма, уже не вмещается в ночь, когда я даю страданиям выход.

Время лечит?

Ха-ха-ха!

Время — самая бездушная тварь на свете. Ему насрать на наши раны. Оно просто проходит мимо, пока мы стараемся пережить всё то дерьмо, что творится вокруг и внутри нас.

После учёбы всегда гоняю на "пантере" или колочу грушу в спортзале, пока не заканчиваются силы. Только так и удаётся выживать. Иначе я просто взорвусь от внутренней агонии. Каждый вечер с родителями и женихом превращается в пытку. Только благодаря тому, что сил едва ли хватает на то, чтобы пережить этот день и доползти до кровати, и удаётся не вцепиться никому из них в глотку.

Мой монстр хочет слышать хруст костей под моими пальцами. Почувствовать вкус их крови во рту. Услышать предсмертные хрипы.

Я ужасная?

Теперь да.

Ненависть к ним тоже растёт вместе с болью в геометрической прогрессии.

Можно было бы разорвать помолвку. Уйти из дома. Навсегда уничтожить все связи с этой семьёй, но я намеренно себя мучаю.

Северов больше никогда не появится в моей жизни. А без него мне плевать, что со мной будет. Я это заслужила.

Снова вспоминаю его затравленный взгляд, когда я уехала с Киром. В нём читались разочарование, презрение и такая боль, от которой хочется спрыгнуть с крыши. И я осознанно продолжаю себя наказывать за причинённые любимому человеку страдания.

Каждое утро я всматриваюсь в ворота академии в надежде увидеть въезжающий в них чёрный тонированный Гелинтваген. Каждый день ищу глазами высокую крепкую фигуру и белые, как снег волосы, в которые я так люблю… Любила… зарываться пальцами во время поцелуя. Каждую перемену вслушиваюсь в гул голосов, надеясь услышать родной и хриплый. Тот самый, который вызывает мурашки на моей коже. Я вглядываюсь в каждое лицо в попытке разглядеть в нём знакомые до боли черты и нереального бирюзового цвета глаза, излучающие тепло и радость.  Ч и т а й   н а   К н и г о е д . н е т

Я хочу хотя бы знать, что Тёма в порядке. Из всех соцсетей он удалился, а смелости позвонить у меня так и не хватило.

Три недели на адской сковородке. Сколько ещё я так выдержу?

— Насть! — слышу сзади Викин голос, но ничего не отвечаю.

Слова застревают в горле. Последние две недели я практически перестала разговаривать с кем-либо. Дома боюсь сорваться, а на учёбе сил хватает только на то, чтобы создавать видимость жизни. О том чтобы засмеяться или просто улыбнуться, и говорить не приходится. Для таких эмоций необходимо быть живой. Холод давно окутал всё тело. Пробрался в конечности. Заморозил вены. Сковал мышцы. Парализовал ощущения.

— Ну как ты? — задаёт вопрос с некоторых пор притихшая подруга.

— Как? — хмыкаю. — Паршиво. Как и всегда.

— Легче так и не стало?

Качаю головой.

Заболоцкой я всё рассказала на следующий же день. Просто не смогла держать всё это в себе. Слишком тяжело, больно и сложно. Одна я бы это не вынесла.

Подруга сначала долго кричала о том, какая я дура, а потом поняла.

Какими бы не были мои родители — они семья. И если кто-то из них из-за меня умрёт, то чувство вины просто убьёт меня. С тем, что я не могу продолжать встречаться с Севером и выйти за Кира, она тоже согласилась.

С тех пор Вика ходит не веселее меня. Будто взяла на себя часть моих переживаний, и они давят на неё непосильным грузом. Легче никому из нас от этого не становится.

Мы молча идём по коридору к аудитории. Подруга мнётся рядом, то и дело открывая рот, а потом его захлопывая. Словно не решаясь высказаться.

— Говори уже. — выдыхаю устало. — Хватит маячить.

— Слышала о Северове? — шелестит откуда-то сзади.

Я останавливаюсь так резко, словно передо мной внезапно стена выросла. Но всё так же не поворачиваюсь. Боюсь прочитать в её глазах что-то, от чего захочется вскрыть вены.

— Что с ним? — сиплю я, словно голосовые связки кто-то затянул в тугой узел.

Молчавшее до этого сердце внезапно взвыло и начало дробить рёбра. Пульс диким рёвом звучит в ушах.

Вика всё молчит.

— Что с Артёмом? — поворачиваюсь, вцепляясь мёртвой хваткой в плечи подруги, и начинаю трясти так, будто стараюсь душу из неё вытрясти. — Не молчи, Вика! Что с ним?!

Страх ледяными щупальцами расползается по всему телу. Стискивает органы до кровавых разрывов. Пробирается под кожу, вызывая озноб.

— Он забирает документы из академии. — отзывается глухо, стряхивая мои руки.

— Он был здесь?! Ты его видела?! — начинаю кричать, не заботясь о прохожих.

Меня трясёт, как в эпилептическом припадке. Руки безвольно свисают вдоль тела.

— Нет, Насть, успокойся. — слабая попытка. — Слышала, как декан говорил об этом Василию Георгиевичу. Подробностей я не знаю.

Ничего не отвечаю. Да и что я могу сказать? Достаточно уже наговорила.

Подхожу к окну и утыкаюсь лбом в холодное стекло. Крепко зажмуриваю глаза, но солёные капли всё равно стекают по щекам, словно кислота, оставляют выжженные дорожки. Так неожиданно ожившая за рёбрами мышца пропустила ещё пару натяжных ударов и снова заглохла.

"Забирает документы…"

Я больше никогда его не увижу. Не встречусь глазами со спокойным уверенным взглядом. Не словлю на его губах презрительную усмешку.

Со всем остальным я уже смирилась, но больше никогда не увидеть его, пусть даже издалека… Как существовать с этим? Как продолжать цепляться за жизнь?

Начинается пара. Заболоцкая берёт меня за локоть в попытке вернуть в реальность, но бесполезно. Я выпала из неё надолго.

— Иди на пару, Вик. Со мной всё нормально. Просто надо время… — всё, что удаётся выдавить.

Она не спорит и уходит.

— Всё будет хорошо! — выдаёт напоследок.

Хорошо? Больше никогда не будет хорошо. И даже нормально. Всё и так было плохо, а теперь стало дерьмовее некуда.

Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем мне удаётся остановить поток слёз и отлипнуть от стекла. Спотыкаясь, направляюсь в сторону расписания.

ОПЕРАТИВНАЯ РАБОТА. ТРЕТИЙ КУРС

Найдя необходимую информацию, тащусь в сторону нужной аудитории. Долго маяться не приходится, потому что минут через десять звенит звонок. Ищу глазами того, к кому пришла.

— Антон! — кричу, когда он быстрыми шагами проходит мимо. Бегу за ним на ватных ногах. — Арипов! Подожди!

Он останавливается и, повернувшись, простреливает меня таким взглядом, что я физически ощущаю дыру в голове.

— Чё тебе надо, Миронова? — выплёвывает со злостью.

— Правда, что Артём уходит из академии? — задаю вопрос севшим голосом.

— А тебе-то что? Тебе не похую? Ты свой выбор, блядь, сделала. Отъебись от него! — рычит, не скрывая презрения.

— Нет, не похую! Я хочу знать, что с ним! Это из-за меня он уходит? — перехожу на наполненный отчаянием крик.

И так боюсь услышать ответ, который и без того знаю.

— Да! Из-за тебя! Ты, грёбаная тварь, поигралась и бросила! А я его потом по кускам собирал! Ты, сука, сердце ему разбила! Предала так же, как и все остальные! Все вы, шлюхи, одинаковые. К жениху своему вали на хуй, а моего друга в покое оставь, блядь! — бросает в лицо обвинения и, резко крутанувшись, уходит. А я опять стою, не в силах даже заплакать.

"Ты, сука, сердце ему разбила!"

И я никогда себе этого не прощу. Буду толкать этот камень в гору, пока он меня не раздавит. Не размажет кровавой кашей из костей и внутренностей по всему склону. Одно дело знать, что причинила боль любимому человеку, и совсем другое услышать это от его друга.

Знаете, что такое Ад? Нет? А я знаю.

Это вернуться на мгновение с того света, чтобы тут же разлететься на тысячи осколков. И каждый из них отзывается резкой болью и кровоточит, продолжая хвататься за жизнь.

Срываюсь с места и лечу к Панамере. Выезжаю с территории парковки, оставив за собой облако пыли. Несусь непонятно куда, игнорируя светофоры и запрещающие знаки. Не понимаю, как удаётся обойтись без аварий.