Страница 10 из 81
А нож так и не удосужился стащить. Хожу без острого лезвия, словно голый по улицам.
- Танцор! – долетел до ушей знакомый голос. Из проулка прямо на меня вывалился Рогги. Дохнув парами алкоголя, перемешанными с запахом чеснока, возмущенно заявил: - ты чего трезвый?
Пришлось пожать плечами.
- Послушай мою науку, парень, - протянул Рогги. Облапил за плечи рукою, наклонился ближе и забубнил: - мы еще месяц плыть будем. Целый месяц, понимаешь? Не-а, нихрена не понимаешь. Иначе не разгуливал бы по улицам на трезвую голову. Что, думаешь, капитан от щедрот великих, велел каждому монет отсыпать и на берег отправить? А вот нихрена… Это чтобы матросы с ума не сходили, и бросаться друг на друга не стали, да зубами грызть, как треклятый Фартовый. Всеотец, забери душу злобной твари, - Рогги с досады сплюнул на землю.
Ответить всезнающему матросу я не успел. Чужая рука подтолкнула в спину по направлению к таверне. Будь я менее ловким, непременно бы споткнулся и распластался на пороге, а так пришлось подстраиваться: быстро перебирать ногами и поворачивать корпус, уходя от столкновения со встречным пьянчужкой, чтобы в самом конце вписаться в дверной проем.
- Как есть, Танцор! – раздался за спиной восхищенный голос Бабуры. Это он меня толкнул, едва не впечатав в стену. Мог и зашибить ненароком – силы в руках здоровяка было немерено.
Появление Танцора в таверне не осталось незамеченным. Приветственный хор голосов тут же наполнил помещение, пропахшее табаком и дымом, а еще пивом, что текло рекою. Мне всучили кружку пенного и усадили за стол, точнее за три стола, объединенных в один большой. Сошедшему на берег экипажу «Оливкой ветви» требовалось пространство, дабы отметить событие с размахом. Здесь были все, даже Дудиков, которого каким-то чертом занесло к пьяной матросне.
- Пей-гуляй, Танцор, барон угощает, - прогремело над самым ухом.
Интересно, что здесь забыл благородный господин? Неужели не смог найти более достойного занятия, чем сидеть в захудалой таверне, да напиваться дешевым пойлом? В портовом городе сыщется множество развлечений, начиная от игорных домов и заканчивая шлюхами на любой вкус и цвет, были бы деньги. У барона они точно водились… Холеная ладонь высыпала на столешницу очередную порцию золотых монет и с десяток луженых глоток разразился благодарственными криками.
- Танцор, чего застыл, словно девка красная перед грот-мачтой. Сказано же, барон угощает.
Пришлось сделать пару глотков. Напиваться не входило в мои планы, а вот поесть... В желудке мигом заурчало, стоило увидеть блюдо с жаренным мясом по центру стола.
Я схватил пару куриных ножек – ароматных, пахнущих чесноком и специями. Принялся рвать мясо зубами – податливое и такое нежное. Как же я по нему соскучился, Всеотец… От треклятой солонины кишки в узел свернулись. Сейчас бы еще похлебки наваристой с зеленым лучком – густой, со сметанкой, чтобы ложка колом стояла.
С глухим звуком стукнулись деревянные кружки - пьяные матросы разразились очередной порцией криков, а я вновь схватился за мясо, набивая голодный желудок.
- Смотри, как Танцор метёт, только зубы о кости стучат.
- Танцор, может пива?
- Отстаньте от парня, пускай отъедается, а то смотреть страшно – сплошные ребра.
- Это порода такая.
- Какая к шантру порода, когда ребра к позвоночнику приросли. Жрать надо больше, вот и весь сказ.
- Глянь, как челюстями работает… упустишь Жанетт, Танцор. Она сама дама стройная, только худых и любит.
Мне все эти разговоры были побоку – смеются и хрен с ним. Когда еще выпадет шанс поесть от пуза, так чтобы вдоволь: с сытой отрыжкой и жиром, стекающим по подбородку. А пиво… а пиво было откровенно паршивым – разбавленное, со странным привкусом древесины и кислым запахом половой тряпки.
Дудиков к стоящей перед ним кружке даже не притронулся. То и дело морщился, явно чувствуя себя не в своей тарелке. Все эти здравницы в его честь, жрущие и пьющие матросы – вызывали стойкое отвращение у его светлости. Что же ты здесь забыл, господин барон?
Мысль это не покидала меня, она застряла в мозгах, словно камешек в ботинках. Я тайком наблюдал за ним, когда тянулся за очередной порцией мяса или когда обгладывал кости. Барон был не из числа людей, умеющих скрывать эмоции. Неприязнь, раздражение, брезгливость – то и дело проявлялись на лице благородного господина, но самым главным из них был страх. Я слишком хорошо знал это чувство, чтобы не распознать его по напряженной позе, по бегающим глазам. Нет, он боялся не матросов, скорее наоборот, искал среди них защиты. В большой шумной толпе, надеясь укрыться от неведомой угрозы.
В чем причина твоего страха, барон? Успел проиграться в пух и прах в игорном доме? Это вряд ли, иначе не сорил бы кронами направо и налево, проставляясь за выпивку. Может успел наставить рога местному аристократу? Или причиной всему трехкилограммовый артефакт, запертый в каюте? Ох как не хотелось об этом думать: до сцепленных пальцев, до жжения в груди. Именно так ощущал себя, когда видел золото, до которого способен дотянуться. Награду, которую могу получить, украсть или отнять силой. Крайне опасное проявление азарта, когда легко потерять контроль над собой и натворить глупостей.
Я уже ощущал внутренние позывы все бросить и пуститься до корабля вплавь. Вскрыть замок, отыскать заветную Печать и скрыться на одном из пяти островов. Затеряться в джунглях и ищите меня потом всем экипажем…
Всеотец, до чего же глупо! Неужели пару глотков дешевого пойла способны затуманить голову? Или все дело в проклятии, нависшем над небесным артефактом? Пришла пора выйти на улицу освежиться, а лучше всего отлить, о чем последние минут десять твердил переполненный мочевой пузырь.
Поднявшись с лавки, я зашагал по направлению к нужнику, располагавшемуся прямо под лестницей на второй этаж. И конечно же он вонял. Смрадный дух окутал угловую часть зала со столиками. Что за дикость? В Ровенске отхожие места питейных заведений обустраивались во дворе. Никому и в голову не могло прийти поставить туалет в помещении. Толпа пьяных посетителей, они же как свиньи - все засрут и все загадят.
Так оно по итогу и вышло. Даже у меня, привыкшего ко всякому, невольно заслезились глаза. Пол был покрыт склизким слоем экскрементов, и чем ближе он был к дыре, тем толще становился. Теперь понятно, что Рогги делал на улице, когда я на него наткнулся. Моряк банально отливал у стены, не в силах вдохнуть пары сего зловонного места.
Выдав струю на расстоянии, я завязал портки и с облегчением выбрался наружу. Мокрые подошвы заскользили по деревянному полу. Может выйти, почистить ботинки…
Стоп, а где его светлость? Я замер, вглядываясь в толпу гуляющих матросов. Кое-кто успел набраться и сползти под лавку, парочка лежала на столе, другие орали, зазывая шлюх и требуя больше выпивки. Ничего не изменилось, кроме одного – пропал барон. Раньше он сидел у стены, а теперь его не было. Внутри заныло от тревоги: нет, не за Дудикова, хрен бы с ним, за Печать!
Схватив Рогги за плечи, я попытался добиться от того ответа, но пьяный матрос лишь бормотал бессвязно.
- Барон-то? Барон ушел, - пришел на выручку Бабура.
- Куда ушел?
- Да пес его забери. С ним парочка наших была, Жедяй и этот, как его там, - косматая голова склонилась, то ли предавшись воспоминаниями, то ли погрузившись в сладкий сон.
- Танцор, айда к нам.
- Баб-то щупал за вымя? Знаешь они какими сладкими бывают.
- Давай, выпей якорную.
Многоголосица неслась со всех сторон, но я уже не слушал: толку от них, все равно ничего не знают.
Распахнув дверь, вывалился в теплую южную ночь. Голова закружилась от свежего воздуха. Некогда вонючие улочки благоухали по сравнению с душным залом таверны.
Куда же ты направился, барон? Глаза забегали, пытаясь вычленить из толпы знакомую фигуру. Девка, обряженная в застиранную одежду служанки, господин в сером сюртуке: то ли мелкий чиновник, то ли распорядитель по хозяйству, блюющей на углу выпивоха. Ага, а вон вдалеке мелькнула знакомая матросская форма. Если барон ушел с кем-то из наших…