Диагноз

Я поняла, что впечатлений мне на сегодня, пожалуй, хватит и попросила высадить меня вотпрямздесь.

Под впечатлением я позвонила Сергею и сообщила, где нахожусь. Сергей удивился, но:

— Еду, — бросил и отключился.

А я побрела вдоль дороги к неприметному магазинчику, который и выбрала в качестве ориентира. Он имел такой вид, что в любой другой ситуации я бы не стала туда даже заходить, но меня все еще не отпускал мандраж и я не только зашла, но еще и купила маленькую бутылку воды без газов.

Вызволять меня из непростой жизненной ситуации приехал не только Сережа, но и Ваня с Темой, которые уломали меня ехать к ним в гости. Не трудно догадаться каким высокоградусным способом меня приводили в себя.

***

Разбудил меня Сергей. Он коварно стянул с меня одеяло, сквозь сон я ощутила, как теплая чужая ладонь скользнула по пустому животу, и полез целоваться, требуя взамен упущенной ночи любви утро. Его губы коснулись линии челюсти, уголка рта и наконец губ, а я пыталась удержать прорывающуюся наружу улыбку. Кроме всего прочего Сергей был отвратительно бодр и свеж, что рождало во мне глухую зависть, ибо мое самочувствие после вчерашнего можно было описать только нецензурным словом. Какая я противоречивая по утрам.

— Отстань, — прохрипела я, хоть как-то сдвинуть со своей тушки ретивого любовника, — Я не в форме. — жалобно сообщила, надеясь на зачатки чужого сострадания.

— Ты меня теперь динамить будешь? — обиделся Сергей, не прекращая действий по захвату власти в отдельно взятой пастели, — Скажи ещё, что у тебя голова болит! — недовольно фыркнули мне на ухо, обдав кожу теплым, щекочущим потоком воздуха.

— Вообще-то и правда болит, — проанализировав свои ощущения, деловито сообщила я, приоткрыв один глаз, но узрев его бодрую мордашку… Завидно-бодрую, закрыла глаз обратно, своего нервного спокойствия ради.

— Ты умираешь? — приглушенно и ни то с надеждой, ни то с ужасом спросил он, остановившись на полпути.

— Разве что от похмелья, — мрачно ответила я, пытаясь отвернуться и уткнуться в подушку, но кто же мне даст это сделать? Точно не развалившийся сверху Сергей.

— И ты даже не хочешь меня поцеловать? — обиженно, но игриво уточнили где-то сверху, открой я снова глаза, я была уверена, увидела бы надутую губу и большие несчастные глаза. Какая у меня, оказывается, фантазия…развитая.

— Хочу, — улыбнулась я, — Только я даже зубы не чистила ещё. — обломала я его, наконец открыв глаза и взглянула в бесстыдное, нависающее надо мной лицо.

— Есть у меня тут одна зубная щетка, — поиграв бровями сказал похабно улыбающийся мужчина, демонстрируя внушительную выпуклость в паху.

— Не в обиду тебе, но, если ты мне сунешь в рот эту «зубную щетку», я блевану, — доверительно сообщила я ему, чувствуя, как неприятные ощущения где-то в желудке все усиливаются, — Я, кажется, сделаю это в любом случае, — булькнула я, резво соскочила с кровати и стремительно понеслась в туалет.

Меня предсказуемо вывернуло наизнанку. После пяти минут страстных объятий с белым санфаянсовым другом я сама себе пообещала больше никогда в жизни не пить. Учитывая, что жить мне осталось не так уж и долго, обещание грозило быть в кои-то веки выполненным.

— Очень плохо? — сочувственно спросил Сергей, когда я выползла на свет божий, демонстрируя нездоровый цвет лица и протянул стакан с минеральной водой, который я с радостью влила в себя.

— Терпимо, — вздохнула я, вернув ему стакан, который тут же занял место на прикроватной тумбочке, — Сереж, а давай полежим?

— Ты имеешь в виду секс? — картинно обрадовался он, хотя уже поправлял на мне одеяло, балагур.

— Может, позже, — изобразила я горестный вздох, но не сдержала улыбку, — А просто полежать ты не хочешь? Знаешь, я вот даже так сразу и не скажу, когда у меня была возможность лишние пятнадцать минут поваляться. Школа, универ, работа…

— Ладно, — смилостивился Сергей, — Уговорила.

Опустившись рядом, он частично влез ко мне под одеяло и ловко подложил под мою голову свою руку. Обнимашки я люблю в любом состоянии — перекатываюсь на бок и уткнувшись носом в его ключицы, обвиваю руками, как могу и тут же чувствую руку на спине, которой меня аккуратно прижимают к себе. Приятно.

— Ты обещал рассказ о своей семье, — приглушенно напомнила я его ключицам и потерлась носом.

— Да не о чем особо рассказывать, — пожал плечами он, — Племянник вот… Я всегда знал, что он у меня будет, с тех пор как Оксана в “чайлдфри” себя записала.

— Оксана — это средняя сестра? — уточнила я, припоминая, что видела только Вику.

— Да, — ответил он, поглаживая по спине, — Она же в мать вся, натура увлекающаяся, она все субкультуры на себя примерила, — беззлобно проворчал мужчина и со смешком пояснил, — То, знаешь, богу молится, то на кладбище мрачные песенки поёт. А потом, значит, осознала она, что дети — есть зло. И нипочем она их не хочет, рожать не будет, а будет вместе со своим дружком патлатым жить для себя.

— Но племянник всё-таки появился, — подвела очевидный итог я.

— Ну, так залетела, — он пожал плечами и припечатал следом, — И всё, — если б мог, наверное, театрально руками бы развел, — Как говорит моя бабуля: «Трымай порты, ховайся у бульбу!»

— Что, аборт хотела сделать? — уточнила я, не сильно понимая белорусскую речь и даже смысл выражения в целом.

— Бабуля-то? — он издал смешок.

— Сестра, придурок! — улыбнулась я.

— Держи карман шире, — в его голосе слышалась улыбка, — Она из “чайлдфри” спешно прогрессировала в “яжемать”, скупила в ближайшем букинистическом магазине все книги по воспитанию и уходу за новорожденными и начала сидеть на форумах для будущих мам.

— А патлатый дружок? — улыбаясь, полюбопытствовала я.

— Патлы свои обрезал и давай за Оксаной носиться: «Тяжелое не поднимай, жестокое не смотри», — такой батя из него вышел, любо-дорого взглянуть.

— А ты? — неожиданно даже для себя, спросила я, — Ты никогда не хотел детей? Ну, своих.

Сережа посмотрел на меня сочувственно, как на деревенскую дурочку:

— Ты-то сама как думаешь, очень вяжется мой образ жизни с детьми? — усмехнулся он, поправляя на мне одеяло, сползшее от моей возни.

— Мне всегда казалось, что к тридцати ближе у вас наступает кризис среднего возраста и вас начинает тянуть к семейной идиллии, — немного подумав, я насмешливо добавило, — Именно в том возрасте, когда женщина, напротив, осознает, что одной лучше и вся эта сопливая чепуха, навязанная обществом, ей и даром не нужна. Парадокс.

— Я вообще детей не очень люблю, — честно признался он, — Это племянник ещё куда ни шло. И то — закинет мне его Оксана на выходные раз в месяц, а я потом высшие силы благодарю, что это не мой ребенок. Ну как, удовлетворил твое любопытство?

— Почти, — подняв голову, делаю задумчивое выражение лица, — А почему ты сказал, что сестра увлекающаяся, вся в мать?

— Потому что так оно и есть, — улыбка на его лице становится лишь шире, — Батька с мамой познакомился, когда она с транспарантами напротив местной администрации стояла, требовала власть сменить, очень уж она ей не нравилась. Он-то, как раз, по обратную сторону баррикад был, в администрации работал. Полюбили они, значит, друг друга — и сразу мамулю власть стала устраивать, — не сдержавшись, я издала смешок, заразившись его веселой улыбкой, — Зато перестала устраивать незаконная вырубка лесов. В Гринпис вступила, мясо перестала есть, соседке норковую шубу краской облила и на двери соседкиной маркером «убийца» написала. Отец только и успевал участковому «на чай» отстегивать. Потом у нее проблемы начались со здоровьем, из-за диеты ее вегетарианской, она как раз мною беременна была, и с «зелеными» завязать пришлось. Решила она книгу писать.

— Забросила? — уточнила я.

— Нет, — спокойной ответил он, — Написала, ее даже издали, — хвастливо заметил он, но после, немного смущённо и картинно пожаловался, — Только она мне до шестнадцати лет ее не показывала.