Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 92 из 99



Глава 23

Федра скрестила руки на коленях, пытаясь скрыть пятна типографской краски на правой перчатке. Утром она побывала в типографии, чтобы обсудить выпуск отцовской книги, и испачкала свою единственную пару перчаток, неосторожно прикоснувшись к свежеотпечатанным страницам.

Впрочем, хозяйка дома не стала бы переживать, даже если бы эти пятна украшали ее лицо. Алексия никогда не судила о Федре по ее внешнему виду, и желание Федры выглядеть сегодня более презентабельно не имело никакого отношения к их дружбе.

Она и сама не понимала, что заставило ее надеть голубое платье и откопать в своем гардеробе белые лайковые перчатки, сохранившиеся с юности. Возможно, ее воодушевило то, как был обставлен этот визит. Алексия написала ей записку с просьбой приехать и даже прислала экипаж, чтобы обеспечить ей все возможные удобства. Если муж Алексии готов терпеть присутствие Федры Блэр в жизни своей жены, по меньшей мере, неразумно выставлять напоказ ее «необычность», находясь в его доме.

– У меня есть для тебя подарок, – сообщила Алексия, когда в разговоре возникла пауза.

Она потратила битых два часа, советуясь с Федрой по поводу своих оксфордширских кузин и безрассудного поведения Генриетты в отношении Кэролайн, подробно описала новый декор, задуманный для библиотеки, где они сейчас сидели, и сводила Федру наверх, чтобы полюбоваться зимним комплектом, приобретенным недавно для кареты.

Одним словом, Алексия говорила обо всем, кроме того, что Федре отчаянно хотелось обсудить. К сожалению, это была не та тема, которую Федра решилась бы поднять.

Встав с места, Алексия подошла к угловому столику, где лежал завернутый в муслин пакет, развернула его и вытащила шляпу.

– Мне кажется, тебе не помешает еще одна шляпка, – заметила она.

Федра инстинктивно коснулась своей шляпы.

– Пожалуй. Особенно если учесть, что в последнее время я ношу их практически постоянно. Эта тоже твоих рук дело?

– Конечно. Я получила огромное удовольствие, работая над ней.

Федра сняла запачканные перчатки, чтобы не испортить шляпку. Ее поражали творения Алексии. Они всегда выглядели модными без излишеств, которые она видела на головах лондонских модниц. Строгие и в то же время изысканные, они привлекали внимание, выделяясь на общем фоне.

– Ты настоящий художник, Алексия. Твой муж не возражает, что ты все еще балуешься с иголкой и нитками?

– Почему он должен возражать?

Федра могла назвать несколько причин. Искусство Алексии в изготовлении шляпок было своего рода флажком независимости, которым она размахивала перед мужем. Так было всегда, даже во время необычного ухаживания лорда Хейдена.

– Я прочитала памфлет твоей матери. Тот, что посвящен браку, – сказала Алексия. – Он есть в библиотеке Истербруков.

Федра подняла глаза от шляпки.

– Зачем тебе это понадобилось?

– Ты никогда не пыталась обратить меня в свою веру и, соответственно, никогда не объясняла мне своих убеждений. Я подумала, что лучше пойму тебя, если прочитаю памфлет твоей матери.

– И что ты о нем думаешь?



Алексия ненадолго задумалась.

– Должна признать, что в ее доводах есть логика. Законы плохи и нуждаются в реформировании. Это бесспорно. Но полное отрицание брака…

Федра молча ждала.

– Прости меня, Федра. Я не хочу никого критиковать, однако мне кажется, это писала молодая женщина, мало что знавшая о жизни и браке, о том, каковы они на самом деле. Это напомнило мне философов, которые рассуждают о смысле жизни, не имея представления о реальных проблемах, волнующих большинство людей.

Федра невольно улыбнулась. Эллиот говорил нечто подобное.

– Артемис была молода, когда написала этот памфлет. Однако даже с возрастом она не отказалась от своих убеждений.

– Молода, – повторила Алексия с таким видом, словно это слово объясняло многое, если не все. – Определенно она написала это до твоего рождения. А скорее всего до того, как полюбила мужчину.

Эта мысль поразила Федру. Ее первым побуждением было защитить свою мать, но она слишком уважала Алексию, чтобы отмести ее суждение как не заслуживающее внимания. К тому же слова Алексии перекликались с вопросами, мучившими ее по ночам, когда она ворочалась в постели, размышляя о цене собственного выбора.

– Алексия, ты никогда не задумывалась о власти, которую ты дала Хейдену, выйдя за него замуж? Твое будущее и счастье полностью в его руках.

Алексия нашла этот вопрос забавным.

– А у меня в руках его будущее и счастье.

– Это не одно и то же. Ты в его власти. Закон…

– Закон относится к другим вещам и другим видам собственности. Я принадлежу Хейдену, это правда, но и он принадлежит мне. Ручательством тому наша любовь, а также клятвы, которые мы принесли друг другу. Даже закон высказывается на этот счет достаточно ясно. Я ничего не потеряла в этом союзе, дорогая подружка. Только приобрела. Теперь у меня есть больше, чем до встречи с Хейденом.

Алексия говорила со спокойной уверенностью, неуловимо изменившей атмосферу в комнате. Эта неожиданная откровенность тронула Федру. Примерно то же она чувствовала в детстве, внимая наставлениям матери.

Она взяла Алексию за руку.

– Ты не можешь быть уверена, что он никогда не воспользуется своей властью в ущерб тебе.

– Наверное, можно любить, не будучи уверенной в предмете своей любви. Но я уверена. Это одна из немногих вещей в жизни, в которой я абсолютно уверена. – Она сжала руку Федры. – А теперь давай примерим мое новое творение. Возможно, мне придется кое-что изменить, чтобы оно смотрелось идеально.

Возврат к женским радостям не нарушил атмосферу доверительной откровенности, но улучшил их настроение. Вместе они подошли к зеркалу, висевшему на стене. Алексия сняла с Федры старую шляпку и водрузила на ее голову новую.

– Я хотела сделать капор, но он будет выглядеть нелепо с распущенными волосами, – сказала Алексия, поправляя большой бант на макушке шляпы. – Берлинская лазурь смотрится даже лучше, чем я надеялась. Этот нежный оттенок тебе к лицу, ты не находишь?

Федра молчала, созерцая собственное отражение. То, что она видела, не соответствовало ее представлению о себе. Шляпа делала ее бледнее. И старше. Она видела перед собой женщину, приближавшуюся к зрелости, лишенную иллюзий и наивности. Далеко не девочку. И не чью-то дочь.