Шрам

Восьмидесяти монет мне хватало на жизнь в простоте и достатке, а большего мне и не требовалось. Работа меня устраивала, а серые будни успешно скрашивало мое хобби. С раннего детства меня увлекали автомобили. Возможно, это было неизбежно: будучи сыном механика, я знал о них практически все. Отец воспитывал меня в одиночку после того, как мать умерла на больничной койке, вместе с моей новорожденной сестрой; мне тогда еще не исполнилось и пяти лет. Он работал в автомастерской, и пока я не начал учиться в школе, он частенько брал меня с собой. Я мог часами сидеть там и смотреть, как перебирают, ремонтируют и обкатывают автомобили. Но меня не устраивало просто наблюдать, я хотел знать всё, хотел разбираться и понимать, и моим вопросам не было конца. По достижении школьного возраста времени на любимое занятие стало гораздо меньше, но от этого оно стало только еще более притягательным. Я не упускал ни единой свободной минутки, позволяющей заглянуть в мастерскую к отцу. Почему же тогда я не пошел по его стопам? Изначально именно так я и планировал. С самого детства я был уверен, что стану механиком, и только в таком будущем я себя видел. А передумать меня заставил именно отец, как это не странно. Как-то раз он сказал мне:

– Если у тебя есть любимое дело, Клайд, никогда не превращай его в дело всей своей жизни. Пусть оно останется твоим увлечением, тем делом, на которое хочется потратить силы и время, только твоим делом. Ведь, иначе оно превратится в рутину, и все то наслаждение, что ты получал от него прежде, уйдет. Может, не сразу, но, поверь мне, так будет.

Слова отца заставили меня задуматься, и в итоге я пришел к выводу, что он прав. Я решил для себя, что машины навсегда останутся моим хобби, главным увлечением, но не более того. Уже в пятнадцать лет я управлял автомобилем почти как профессионал со стажем. К семнадцати годам я собрал свой собственный. Конечно, если вы знаете, как выглядели автомобили прошлого, то транспорт, который собирают в Филине, вам покажется невероятным уродством, гротескной пародией на них. В мастерской отца висело несколько очень древних, бумажных плакатов с изображениями блестящих металлических зверей, чьи стремительные, сглаженные линии дизайна манили и притягивали взгляд.

– Это были настоящие произведения искусства, – говорил мне отец, указывая на плакаты, и я соглашался с ним целиком и полностью.

Автомобили Филина не имеют ничего общего с понятием красоты. Массивные, угловатые кузова на высокой подвеске, с большими, расставленными в стороны колесами, кажутся неповоротливыми и неуклюжими. Единственным преимуществом можно считать электродвигатели собственного производства, невероятно надежные и компактные. О скорости, конечно, речи не идет, наши машины не превышают порог в сто двадцать километров в час, да и достигают его не многие. Причина тому проста: в пределах города никто не ездит быстрее восьмидесяти километров в час, а за его пределами куда важнее прочность и проходимость. Да и с материалами беда. Лепим наши машины из чего придется: технологии большинства сплавов утеряны, а из оставшихся город выбирает не те, что легче, а те, что доступней.

В заводской зоне раз в месяц администрация разрешает устраивать гонки, и вскоре после того, как я попал туда на работу, я стал одним из лучших водителей в этих заездах. За одну выигранную гонку можно было получить до трехсот монет. Но меня привлекали не деньги. Сам момент скорости, божественное ощущение того, что здесь и сейчас, в эту самую секунду, на трассе я контролирую все – вот, что я искал в этих гонках и находил сполна. Это и было моей отдушиной в жизни, не дающей пасть в пучину уныния, рожденного серостью и однообразностью дней, которые многих заставляли искать утешения на дне бутылок и в пьяных драках в городских барах.

Но было в моей жизни еще кое-что кроме гонок и работы. Нечто крайне важное, а именно – любовь. Воспетая поэтами и философами прошлого, любовь не предалась забвению подобно им, и даже в наш темный век продолжает будоражить и разбивать сердца.

Мою любовь звали Джулия. Высокая, рыжеволосая, зеленоглазая красавица, чей образ, движения и голос отпечатались в моем сердце с самого первого дня нашей встречи. Но прекрасная внешность являлась лишь второстепенным достоинством этой девушки. Она была именно из тех, кому после основного обучения предлагалось пойти дальше, постичь больше, что само по себе уже говорило о высоком уровне интеллекта. Джулия выбрала для себя будущее историка, и на этом поприще я не встречал ей равных. Она готова была без устали рассказывать о прошлом, о том, что было до крушения, о том, как жили наши предки, и что привело их к гибели. И если в школе меня совершенно не интересовали те немногочисленные уроки истории, что у нас были, то Джулию я готов был слушать часами. Она водила меня в городские архивы, где мы вместе смотрели древние записи и кинофильмы, уже в то время рождавшие во мне грусть и тоску оттого, что эта великая Цивилизация пала. Джулия была больна историей предков, их культурой и бытом, и это оказалось заразно. Мне и самому хотелось узнавать все больше и больше о том мире, на жалких обломках которого мы теперь живем.

Пожалуй, очень многое можно вспомнить о тех, без малого трех годах, что мы с ней пробыли вместе, но моя история начинается с момента, когда наши отношения закончились.

Итак, шел триста восемьдесят пятый год со дня крушения старой Цивилизации, триста двадцать шестой – со дня основания Филина, и двадцать четвертый год от часа моего рождения…

Часть I: Охотники. Глава 1

Мы мчались по слабоосвещенному, узкому тоннелю. Я и мой последний соперник. На старте нас было пятеро, но спустя два с половиной круга осталось только двое лидеров и двое борцов за третье место, отставших от нас секунды на три-четыре, что лишало их всяческой возможности прибыть к финишу первыми. Еще один не справился с управлением на крутом повороте, последнем перед финишной прямой, и не смог завершить даже первого круга. Именно этот поворот мне предстояло пройти сразу после выхода из тоннеля, и находился я не в самом удачном положении.

Моего соперника звали Тимом, и водителем он был опытным, умелым, не сильно уступающим мне по количеству побед. Наши машины шли практически вровень, однако, Тим занял более выгодную позицию. Идя с правой стороны от меня, он сможет сократить угол предстоящего поворота до минимума, и тогда, на финишной прямой, я окажусь у него за спиной. В такой ситуации мне оставалось два варианта. Я мог бы давить его, прижимая к стене и заставляя тормозить, чтобы избежать аварии, что даст мне возможность поменяться с ним местами. Но от такого приема я отказался, на собственном опыте зная, как выходить из подобных ситуаций, и вполне резонно предположив, что Тиму это тоже известно. Вместо этого я взял левее, практически прижавшись к краю трассы, и незадолго до поворота начал тормозить сам, позволяя Тиму выбиться вперед.

В нужный момент я вывернул руль вправо, колеса заскользили по бетону, оставляя на нем черные следы, и, взяв максимально резкий угол поворота, вжал в пол педаль газа. Машина рванулась с апекса вперед, словно снаряд, выпущенный из пушки. Плохой расчет мог превратить этот маневр в серьезную аварию. Однако мои расчеты оказались верны, и, начав разгон раньше Тима, я быстро поравнялся с ним, теперь уже заняв позицию справа и через мгновение оказался впереди на четверть корпуса.

На пол корпуса... «Ну, давай-давай же, мой конь!»

Финишная черта, проведенная люминесцентной желтой краской, стремительно приближалась. До нее оставались считанные метры. Для всех наблюдателей наши машины преодолели их за секунду, но для нас, гонщиков, время растянулось, ведь, даже одна секунда может поменять все. Для нас это не мгновение, для нас это очередной шанс изменить ситуацию на трассе. Но не сегодня. Может быть, в другой раз, в другой гонке, Тиму удастся использовать эту секунду, я уважал его мастерство и вполне допускал возможность его победы. Но не сегодня.