Перед рассветом

Выглянув в коридор из-за двери чёрного хода, мы увидели, что наставника нет.

— На звонок отвечать пошёл, — сказал я. — Войцеховский добрался до телефона. Быстрее!

Через полминуты я уже был в своей комнате. За перегородкой возился Мишель. Еще через минуту в коридоре послышались шаги наставника. Судя по доносящимся звукам, он проверял каждое помещение.

Я выдохнул. Успели.

Утром на построении Мишель был как новенький. Увидев меня, демонстративно подпрыгнул — показывая, что с ногой всё в порядке. Значит, излечение прошло удачно, молодец Полли. Хотя бы одной разборки касательно нарушения дисциплины удалось избежать.

Понятное дело, что если бы дошло до разборок, то я отправился бы напрямую к Калиновскому. Отвел бы его в книгохранилище и рассказал о своих подозрениях. Но поднимать тему Жоржа без убедительной причины мне категорически не хотелось. А способов раздобыть брошюру, которую изучал Жорж, существует немало. Название я запомнил.

— Сборник ритуальных заклинаний под редакцией Сальникова? — удивленно переспросил Витман. — Могу узнать, для чего вам понадобилось сочинение, запрещенное цензурой еще в незапамятные времена?

— Пока нет, — честно сказал я. — Пока я сам толком не знаю, зачем оно мне понадобилось. Как только что-то пойму, сразу же сообщу вам. А сейчас прошу извинить, мне пора на занятия, — и положил трубку.

Что ж. Подождём, пока Витман раздобудет сборник. Вряд ли у него это займёт много времени.

— Костя, ты уже придумал, как нас объединить?

Я медленно повернул голову и посмотрел на Злату, которая пожирала меня горящими глазами. У нас только что закончились занятия по фехтованию, где злобный преподаватель решил использовать меня в качестве чего-то среднего между чудесным экспонатом и куклой для битья.

Его, наверное, можно было понять: придя в этот зал год назад не знающим, с какой стороны браться за рапиру, сейчас я превзошёл мастерством уже многих. И преподаватель, тридцатилетний француз по фамилии де Бюсси, останавливаться на достигнутом не собирался. Он был хорошим учителем, а я, как способный ученик, вызывал у него навязчивое желание развивать мои навыки дальше.

Иными словами, на меня нападали все, а я делал то, что привык: не позволял нападающим меня убить.

Для курсантов посыл был такой: «Вот к чему вам всем следует стремиться! Будьте как господин Барятинский!». Как учитель учителя, я де Бюсси понимал и не спорил.

Стоически выдержал битву и даже никого не покалечил. Только Андрей, как наиболее подготовленный и упоротый из всех, получил царапину на лице в опасном соседстве с глазом. Царапину сразу после занятия залечила Полли, наградив меня взглядом типа «фи таким быть, Костя! Сначала — Мишель, теперь — Андрей! Нехорошо.»

И вот — Злата. Она даже неуклюже поставила глушилку. Очень неуклюже. Обычно её ставят, отойдя куда-нибудь в укромный угол. Ну или, по крайней мере, там, где вблизи не окажется посторонний человек. А сейчас мы со Златой стояли в дверях зала, и мимо нас шли курсанты, один за другим — проходя через глушилку и даже не зная, что она существует.

— А где твоя вторая половинка? — спросил я.

Злата моментально покраснела и как-то странно на меня взглянула. Приехали, блин…

— Я, вообще-то, имел в виду Агату, — уточнил я. — А вот эта реакция — это ты так рада меня видеть, или Агата сейчас занимается чем-то романтическим с его высочеством?

Вот что хорошо в аристократической среде — можно быть на девяносто девять процентов уверенным, что дальше невинной романтики дело у ребят не зайдёт. В моём мире — а под своим миром я понимаю не только вселенную, из которой пришёл, но и те круги, в которых вращался, пока рос, — мальчики и девочки очень рано понимали, что делать со своими причиндалами, и не стеснялись это знание применять. Отсутствие культуры, воспитания и инстинкт размножения, выкрученный обстоятельствами на максимум, делали своё дело. Поэтому в беспризорниках в моём мире недостатка не было никогда.

Здесь же имелись и воспитание, и культура, а быстро размножаться вот прям здесь и сейчас аристократам было попросту ни к чему. У них было всё: время, деньги, перспективы. Они могли позволить себе насладиться сначала влюблённостью, потом — любовью, ну а уж когда придёт пора — то и всем остальным. Ну, по крайней мере, спариваться в тёмных углах сын императора с юной аристократкой точно не станет. А уж протащить оную к себе или зайти к ней на этаж, гипотетически, вовсе невозможно.

Я лично знал только один путь, которым пользовался несколько раз, навещая Кристину. К слову, и она тоже однажды пробиралась ко мне. Правда, каким образом — не сказала. У девушки, мол, должны быть свои тайны. Как будто у Кристины и без того было мало тайн…

Впрочем, ни в одну из тех встреч у нас до самого интересного дело не дошло. Кража личных вещей, угрозы убийством… В общем, одни лишь заигрывания — ничего серьёзного.

— Агата с Его высочеством отправились прогуляться в парк, — пролепетала Злата. — Я… Они не… То есть…

— Ясно, — перебил я.

Картина, в целом, действительно была ясна. У Златы началось всё с чисто прагматического интереса — родители указали ей на меня как на человека, который поможет снять родовое проклятие, или что уж там это такое. Но бедной девочке не повезло — почти сразу подпала под воздействие моего сокрушительного обаяния. Грех её за это винить, конечно. Редкая птица могла самостоятельно выбраться из-под этого обаяния. Пока что это удалось только Полли — но Полли я сам активно помогал, потому что своим сталкерством госпожа Нарышкина доставляла мне проблем не меньше, чем Жорж. Ну и, наверное, вторым номером можно назвать Кристину — которую от греха вообще услали в Париж. Я лично до сих пор не уверен в том, что Витман сам верил в им же озвученную мотивацию. Так бы и сказал, что испугался за целостность дочки. Предпочёл отправить Кристину одну сражаться с Тьмой, вместо того чтобы оставить наедине с таким демоном-искусителем, как Константин Барятинский.

— Ясно, — снова вздохнул я. — Отойдём?

Злата позволила увести себя в сторонку. Выходящие из зала Анатоль и Долгополова посмотрели на нас со значением и пониманием. Впрочем, на лице Анатоля читалась ещё и зависть. Наверняка думал: «Ну вот, теперь этот негодяй ещё и близняшек себе загребёт!»

— Самое смешное, — сказал я, — что ваша с Агатой тайна — не такая уж тайна.

— Что? — Теперь Злата побледнела. — Почему? Вы проговорились?

— Нет. Просто заметил, что примерно все воспринимают вас как одно целое. Самое частое наименование, которое я слышу — «близняшки». Пожалуй, единственный человек, который действительно вас различает — это его высочество.

— Мы так старались быть непохожими, — наклонила голову Злата. — Даже волосы специально покрасили в разные цвета.

— Однако до недавних пор держались вместе, одинаково учились и хромали на одну и ту же ногу, когда кто-то из вас спотыкался, — усмехнулся я.

— Мы впервые оказались в большом мире! — воскликнула возмущённая неблизняшка. — Конечно, нам с Агатой приходилось держаться вместе! А не хромать мы не могли, потому что…

— Да не надо передо мной оправдываться, — отмахнулся я. — Над вашей проблемой я думаю. Пока есть только одна идея.

— Какая? — подалась вперёд Злата.

— Раздеть вас, положить друг на дружку и чем-то сильно придавить сверху.

Злата отстранилась. Взгляд её потух. Ну вот, сейчас обидится и уйдёт. А то ещё и извращенцем назовёт. В аристократическом обществе мой утонченный юмор почему-то мало кто понимает.

— Шутить изволите, господин Барятинский? — вздохнула Злата.

— Ну, я не то чтобы…

— Вы думаете, мы не пытались?

Я поперхнулся своими жалкими оправданиями.

— Эм… Что?

— Разумеется, мы пытались! Но это не работает!

— Вы… — запнулся я. — То есть, вы серьёзно — пробовали?..

— Совершенно серьёзно. Проводили испытания в дровяном сарае. Разделись, легли друг на друга, а мальчик, который нам помогал, опустил сверху дубовую колоду на верёвке.