Страница 7 из 21
– Мы перешли на три дня? – спросил я, когда все было кончено. – Ну и как я, прошел испытание?
– О чем ты? – в темноте она повернула ко мне лицо. – А-а, об этом… Вообще-то… можно и все пять, но…
– Десять.
– Что?
– Двадцать!
– Прекрати обращаться со мной так, будто я не твоя.
– Зачем ты это сделала? – я пролез башкой под «гребенку» ее ладони.
– Что «это»?
– Тебе мало меня?
Рука ее остановилась. Марго, моя Марго переваривала услышанное. Пока наконец не поняла правильно.
– Я, конечно, трусиха, но… Когда мы состаримся и захотим… похоже, у нас будет полный трусохвостик.
Я, медленно переваливаясь через фразы, поведал ей об утреннем происшествии в классе. О реакции англичанки. О сценке с приходом классной.
Слушая, она лежала, закинув руку за голову, серьезная, мучающая меня теперь тем, что я мог ее подозревать. Наконец снова повернула ко мне лицо:
– Что ты обо всем этом думаешь?
– Что у меня никого нет, кроме тебя. Ты уже запомнила свое имя?
– Ты его больше не произносишь…
– Рита… Рита… Кто мог так описать нашу ситуацию?.. Рита…
Мы разом вздрогнули от рубанувшей сквозь стены музыки, тут же вошедшей в берега терпимой громкости, но и в этих берегах лившейся, словно в нашей с Марго комнате. Все та же песня, захлестнувшая осенью все «веранды». «Как виденье, неуловима!..» Мне вспомнилось звуковое вмешательство в разговор с классной в ее квартире…
– Какая разница… – сказала Марго.
– Как это «какая разница»? За нами…
– …Я хочу только того, что перед нами, а не за нами… А ты?..
– Я тебя никому не отдам…
– Поклянись. Я знаю, это нехорошо – клясться, бросаться словами…
– Клянусь, – с легким сердцем сказал я…
Возвращаясь домой из школы в одиннадцатом часу вечера, я думал больше не о предстоящих разборах полетов с матерью, а о другом. Вернее, не думал, просто старался не расплескать в себе это другое – эту легкость в душе и теле, наводившую на подозрение, что чего-то мне не хватает, какой-то обыкновенной, привычной тяжести… И все же это понемногу сменилось другим… Я наконец представил, что сейчас будет дома, на полушепоте, чтоб не потревожить отца, с тихой истерикой, с быстрой, сбивчивой речью, придыханием, цеплянием за руки и выкатыванием глаз… Сбитые этой сценой, мысли мои изменились… Только что я был хозяином своей судьбы, весь мир был нетверд, принадлежал мне, вытекал из той легкости, что у меня на душе. И вот уже – ни души, ни меня, одна только легкость… И в ней – подозрение, что нетверд я сам, что меня ведут, меня хотят сказать, выразить, я – чья-то мысль. Со вчерашнего дня. «Сегодня вторник, завтра среда, сегодня нет…» Оно же так и есть, так и вышло… Вчера, во вторник, – ничего, точно по тексту: «сегодня нет». Все мои мысли и действия были заранее вычислены, заложены в дурацкую считалку. Вчера я полагал, что проверяю, в то время как было ясно сказано: «сегодня нет». Я действовал точно по плану, предполагавшему, что я займусь этой проверкой. «Сегодня нет». Это было насмешкой. «Послезавтра да». Это было приказом. Если так – есть еще сегодня, «среда», предоставленная мне этим же планом – «среда», о которой ничего не сказано, в которой возможно все – и это незапланированное наше с Марго свидание, и мое возвращение из школы близко к полуночи, и… и… и разрушение всего плана. Он сам позволял мне себя разрушить. План. План, следую я ему или разрушаю его, – все равно осуществлявшийся!.. Но рушить – рушить вовремя, прямо сейчас! Пока еще – сегодня, пока «среда»!..
В подъезде было темно. Взлетев на второй этаж, я остановился. Сердце сдавило – то ли предчувствием, то ли и вправду… Я совсем потерял себя в этой лестничной темноте… Но вот внизу, оживая, заскрипела дверь подъезда, и я нажал кнопку звонка.
В домашнем платье не то в халате, классная, впустив меня, молча закрыла за мною дверь. Третье за эти дни стаскивание мной ботинок в этой прихожей. По освещенной пустоте я проник в комнату. Она ждала у окна, отвернувшись. Обернулась, задернув шторку.
– Мы вчера не договорили, но… ты уверен, что сейчас подходящее время?.. Что случилось?
– Только то, что и должно было.
– Что именно?
– Всё. «Сегодня нет, послезавтра да».
– Не понимаю.
– Вы не понимаете, я не понимаю, он не понимает, она не понимает…
Вдруг поймав себя на том, что пытаюсь представить, во что еще она одета, я растерялся – не за что было зацепиться…
– Вы объяснились… Выяснилось: это не она… – догадалась классная. – А если не она… то, согласно твоей теории… Но это же глупо…
– Вы специально преувеличили. Это ваши слова: «То, что начнется вокруг нее!..»
– Ну да. Потом затащила тебя к себе. Убедила, что это она. Ты запуган, я спокойно дорабатываю до выпуска. Так?..
– Не всё, не всё…
– Ну-ну, интересно.
– Вы ревнуете. Вы страшно ревнуете. Зачем Зоя Андреевна привела вас в класс? Зачем вы устроили этот допрос? Вам нужна кампания против меня.
– Для чего?!
– Чтобы мне некуда было деться. Чтоб я оказался здесь. В мышеловке.
– Погоди, ты дрожишь. Давай я заварю мяты.
– Идите вы с вашей мятой… – я уселся на диван.
– Как же ты себя измучил… – она села рядом.
– …Мой маленький, – подхватил я.
– Я тебе клянусь – и в мыслях!.. Я клянусь тебе!
– И я, и я. Вы клянетесь. Я клянусь. Он клянется. Она клянется. Все клянутся.
– Ну… Хочешь так думать… Только… Ладно. Всё так. Да… Всё, как ты сказал… Не говори никому больше. Я постараюсь замять.
Я с подозрением посмотрел на нее. С подозрением: с гордостью за себя, с опустошенностью победителя, но и – с неудовлетворенностью. Хотя только одним она меня и побила – легкостью, с которой сдалась.
– Вы понимаете, кто она для меня?
– Да, понимаю.
– Что я никогда ни на кого ее не променяю? Что у нас – серьезнее не бывает?
– Да. Уже поздно… – глаза ее ускользали от моих.
– Я, наверное, сам виноват… С этими «тупиками»… В прихожей тогда…
Сидя на диване, я наконец отходил, радуясь безопасности, полной, наконец, нашей с Марго защищенности. Видимо, от переполнения долгожданным покоем я опустил руку на руку классной, лежавшую на диване. Действительность, успокаивая, что ненадолго, ускользала от меня, в какой-то момент это ей удалось, но я тут же очнулся, поднимая голову с колен классной. Странно это все-таки называют: «лежать на коленях».
– Может быть, тебе еще посидеть? – спросила классная. – Посиди, – она кивнула, уговаривая.
Мне стало жаль ее. В самом деле, и тридцати еще нет, живет одна… Дома мать с ума сходит. Как это мелко в сравнении со всем случившимся со мной, с нами, с Марго – то, чем придется завершать этот день…
– Который час?.. Вера… Ивановна…
– Двенадцать. Без двух. Дома знают?.. Хотя, что, собственно, они… Подожди, я оденусь, тебя провожу.
– Не выдумывайте. Тут два шага.
В прихожей я обернулся:
– А знаете…
Она стояла, опустив глаза, словно что-то вычисляя. Предупредительно подалась ко мне.
– Вы лучше всех.
– Что?.. Ну, иди, иди, – спохватилась она.
От светлой прихожей, оставшейся теперь за дверью, я опустил глаза в темноту подъезда, внизу у окна различив фигуру.
– Только не говори, что ты ходил к другу, – стараясь предупредить любые мои слова, поспешила сказать Марго. – Я знаю, кто здесь живет… Я хотела уйти, но что-то с ногами.
Слова, негромко звучавшие в замкнутой тишине, казалось, не исчезали. Она протянула мне мой забытый у нее портфель.
– Вот, выбежала за тобой. Не стала окликать, поздно. Думала, догоню.
Я осторожно повел ее вниз ступеньками, боясь даже скоситься в ее сторону. Этой же, прожившей вместе целую жизнь парой мы оказались на улице. И пока мы шли безжизненным темным кварталом, мне все казалось, что еще немного, и мы вот так – обнимемся покрепче и полетим, сквозь жизнь, куда-то в другие края…
Не вполне понимая, куда мне теперь в общем смысле, я повернул ключ в замке нашей двери.