Страница 12 из 19
Я начал выдавливать краски на холст и щедро размазывать их мастихином, начисто забыв об экономии материалов. Меня несло, словно в потоке горной реки, и я потерял волю к возможному сопротивлению. Музыка врывалась в мозг, и создавалось ощущение, что сам Стинг дирижирует моими руками. Каждый мазок я накладывал в аккурат музыкальной фразе. Феерия! Мое сердце пылало огнем, и пальцы обжигали языки музыкального пламени. Бесконечный поток бессознательного смешивался с творческим экстазом, и неведомая сила все глубже затягивала меня в омут внутреннего «я». Музыка постепенно стихла, мое тело расслабилось, я потерял сознание и очутился в кромешной тьме.
Как хорошо, когда тихо, верно? Мне нравится звенящая тишина. Это помогает услышать собственные мысли и задуматься над тем, кто ты есть и для чего послан на Землю. В последнее время я только и думаю над тем, КТО Я и ЗАЧЕМ Я? И что произойдет потом, когда все закончится? А если после смерти нет ничего? Темный экран перед глазами и такая же чернота в мыслях? Надолго ли это? А если навсегда?
Иногда жертвам кажется, что, чем громче они взывают о помощи, тем скорее придет спасение. Глупцы! Лишний шум, напротив, отталкивает «героев» и вызывает праведный гнев преступника. Мой вам совет: если вам не за что держаться в этой жизни, то просто смиритесь и уйдите достойно. Своей суетой вы лишь возбуждаете нездоровый аппетит палача. Примите смерть тихо, по-христиански.
Помните, сколько всего пришлось вытерпеть Иисусу? Смотрели фильм «Страсти Христовы»? Замечательное кино. Вы не против, если я налью себе чая? Я немного переволновался, хочется пить, в горле пересохло. Никогда не думал, что исповедоваться настолько трудно и утомительно. Потерпите, скоро будет повеселее.
– Ларион! Проснитесь! – Голос Ольги Робертовны вытащил меня из воронки и свет ударил в глаза. – За вами мама пришла. Просыпайтесь!
Я взглянул на Тамару, ее лицо походило на бледную поганку, взгляд был опустошен, и я понял, что задуманное свершилось. Не думал, что внутреннее ликование будет скрывать так сложно, ведь, несмотря на тяжесть содеянного, на душе у меня щебетали воробушки. Я думал, как бы более естественно начать разговор, но в голову лезли только банальности.
– Ольга Робертовна, а я долго спал? – Приходилось изображать наивность и непонимание происходящего.
– Мама вас ждет. Поднимайтесь!
Я подошел к Тамаре, и она кивнула в сторону выхода. Я пошел за ней следом. Спокойно, не торопясь, смакуя каждую минуту этого отрезка времени. Я старался не пропустить ни одной детали. По дороге от студии до дома я ловил на себе взгляды прохожих, и даже совершенно незнакомые люди словно подмигивали мне, поднимали вверх большой палец и как бы произносили: «Ларик, ты – мужик!»
Когда мы подошли к дому, то пожарные уже свернули шланги и собирались уезжать. Старший офицер покачивался на пятках и, посматривая в папочку с документами, равнодушно беседовал с местным алкашом:
– Могу сказать, что это не проводка. Он бухал?
– И бухал, и другого много чего делал! Он же инвалид, на Тамаркиной шее сидел. Наркоман!
Приятно слышать, что Петя тоже сидел на чьей-то шее.
– Сто раз вам говорят, предупреждают! А вам все по хер! Мог бы еще жить! А все потому, что нельзя с утра пить, а потом курить в постели! В результате на втором этаже весь паркет на замену. Водой подвал залили и теперь комарье у вас будет всю зиму! – констатировал пожарник.
Мы вошли внутрь квартиры. Последствия пожара меня озадачили. Я был уверен, что если Петр погиб, то от квартиры ничего не осталось, а меж тем кухня почти не пострадала. Единственное, что разочаровало, – отвратительный едкий запах гари и залитый пол. Было очень любопытно разглядывать последствия своего гнева. Комната вся стала черной от копоти, и на месте кровати был ярко выражен очаг возгорания. Вот оно, то самое место, куда я воткнул сигарету. Тела, разумеется, уже не было, а вот эмалированная утка так и стояла под кроватью почти как новая. Значит, продавец не обманул – действительно хорошее качество.
И тут Тамара взвыла! Она толкнула меня в красный угол комнаты, и я обомлел: среди почерневшего интерьера висела нетронутая огнем полка с иконами, и лампадка горела как ни в чем не бывало. Святые снова смотрели на меня широко открытыми глазами, но уже с осуждением. Что это? Я перекрестился и, поклонившись, увидел в углу те самые четки. Очевидно, они были сюда отброшены Петром в минуту финального отчаяния. Я не мог отказать себе в удовольствии и решил сохранить эту вещицу на добрую память.
Тамара стояла на коленях в воде и дурным голосом выкрикивала текст молитвы. Со стороны это походило на собачье тявканье. Становилось жутковато. Я автоматически кивал, крестился и никак не мог понять: отчего она так убивается? Можно подумать, что из жизни ушел добрый и светлый человек! Да, квартира пострадала, но облегчение, которое наступило, того стоило! Я самостоятельно перекрасил черную полосу нашей с ней жизни в белый цвет! Сколько бы лет еще продлилось это мучение? Петр ненавидел меня, убил Маркиза, торговал наркотиками! Рано или поздно он бы извел ее окончательно, а меня бы снова отправил в детский дом! Я выполнил труднейшую работу! Меня бы стоило похвалить! Уверен, что за этот поступок даже (теперь уже) покойный Петр Николаевич зауважал бы меня и крепко пожал руку! Ведь теперь я никого не боюсь и могу за себя постоять, а значит, в его понимании я могу смело называть себя мужчиной. Круто!
Потом были утомительные похороны, причитания, прощания. Лично я до этого никогда не сталкивался со смертью, и похороны мне представлялись чем-то вроде праздника. В моем воображении все это обязано быть ярче, сочнее! Ведь это последнее свидание с умершим, а тут? Дежурные фразы, надуманная скорбь, кремация и грустная органная музыка на аудиокассете. Не впечатлило.
Затем последовали неизбежная тяжба с ЖЭКом и калькуляция ущерба в страховой компании. Тамара оказалась на удивление неглупой дамой и предусмотрительно застраховала квартиру еще осенью. Видимо, она что-то предчувствовала, иначе куковали бы мы с ней в какой-нибудь коммуналке, а так появились перспективы!
Во время беседы со следователем я вел себя спокойно и уверенно. Про дядю Петю рассказывал только хорошее и даже смешное, ни у кого не возникало сомнений: Петра погубило курение в постели! Я подписал протокол: «С моих слов записано верно». Поставил размашистую Z на пустых строчках и, ликуя, вышел на улицу!
Но на этом белая полоса не закончилась! Через неделю к Тамаре приехал молодой риэлтор и убедил ее продать квартиру под нежилой фонд. Перспектива предстоящего ремонта на меня наводила ужас, и поэтому я был в восторге от идеи начать все с чистого листа!
На радостях я пришел в студию. Меня не было там несколько дней, и Ольга Робертовна встретила меня в несколько необычном настроении. Она взяла мою руку и молча отвела в кабинет, поставила на стол вазу шоколадных конфет и налила чаю. Складывалось ощущение, что она хочет сообщить мне что-то приятное. Я взял чашку и приготовился слушать.
– Ларион! Я могу у себя оставить вашу работу? – Ольга Робертовна еще никогда не была настолько серьезной и предупредительной.
– Какую? – удивился я. Черт! Я совсем забыл про картину: интересно, что я там намалевал?
Она показала на картину, висящую на стене. Это был портрет женщины средних лет. У нее были огромные глаза, не то печальные, не то наполненные ужасом… Сзади на общем плане бушевали стихии. Ураган когтистыми клешнями гнул деревья до самой земли, огонь вихрем поджигал ее волосы, а океан поглощал все это иссиня-черными волнами. Я отдавал себе отчет в том, что не могу иметь к подобной работе никакого отношения. Моих навыков элементарно не хватало бы для картины подобного уровня, но Ольга Робертовна настаивала:
– Вы закончили эту картину и рухнули без сознания.
– Я не помню.
– Когда я зашла, вы лежали под мольбертом, а ваши пальцы, рукава и вся одежда были в красках.