Ожерелье невесты

– Да, и Макфи собрал для меня очень полезные сведения. Прежде всего он сообщил мне, что вы никогда не были в Харвуд-Холле.

Внутри у нее все переворачивалось.

– Это неправда!

– Разве? Джонас поговорил с дворецким, с экономкой и с одной из служанок. Вас там не было, Виктория.

– Слуги… они мои друзья. Они поклялись хранить молчание.

Он снова взболтал бренди.

– А что насчет той ночи, когда я был в Лемминг-Гроув? Вы снова уходили из дома.

Ей не хватало воздуха. Как Макфи узнал это? Как он мог узнать?

– Я могу объяснить.

– В самом деле? Тогда объясните.

Почему он не кричит? Почему не бушует, не впадает в неистовство, не говорит, что намерен наказать ее или по крайней мере запереть в комнатах? Мрачное спокойствие было хуже, чем гнев, который он обрушивал на нее прежде.

Она глубоко вдохнула и медленно выдохнула воздух.

– Все это очень легко объясняется. Когда я была в Харвуд-Холле, Грета – это экономка, которую вы упомянули, – что-то сказала о доме в Лондоне, который раньше принадлежал моим родителям. Она сказала, что, возможно, дневник мамы все еще где-нибудь там.

– А, таинственный дневник. Мне следовало бы догадаться.

– Этот дом находится на Гринбауэр-стрит, недалеко отсюда. Я знала, что вы не одобрите моей затеи, и решила отправиться туда одна. Я вышла из дома около полуночи. Она посмотрела на Корда.

Стоит ли ей говорить о Джулиане Фоксе? Если она расскажет и окажется, что Корд не знал о нем, он еще больше рассердится. Она растерялась, пытаясь сообразить, могли Макфи узнать об этом, считая, что она обязана Джулиану и должна молчать.

– Я… я прошла несколько кварталов, мне повезло, одно окно в задней части дома оказалось только прикрытым. – Она попыталась улыбнуться. – Мой отчим продал дом сэру Уинифреду Маннингу, но его не было в городе. Я обыскала дом, но…

– Но снова, к несчастью, вернулись ни с чем.

– Да.

– Стыдно, Виктория. Может быть, если бы вам кто-то помогал, поиски увенчались бы успехом. Кто-нибудь вроде Джулиана Фокса.

Она чуть не лишилась чувств. На мгновение у нее перед глазами замелькали черные круги. Может быть, она на миги потеряла сознание, потому что когда открыла глаза, Корд прижимал к ее губам бокал с бренди.

– Сделайте глоток, Виктория. Вам станет лучше. Она глотнула, чувствуя, как жидкость обжигает горло.

– Это… это не то, что вы думаете. Джулиан и я – мы встретились случайно. Он, вы знаете, живет в Мейфэре, он был в карете, возвращался домой. Он увидел меня на улице и не отпустил, пока я не рассказала ему, что задумала сделать; после этого он не позволил мне идти одной.

– Я уверен, что мистер Фокс исключительно заботлив.

– Да, так и есть. Мы друзья, в конце концов. Он не хотел, чтобы со мной что-нибудь случилось.

Он стоял над ней, большой и мрачный, глядя на нее сверху вниз, как будто она была кем-то, кого он едва знал. Ей надо как-то достучаться до него. Она не может вынести отчужденного, совсем недоступного выражения его лица.

Оказавшись совсем близко к нему, она взяла бокал из его руки, потянулась и обвила руками его шею. Запах одеколона окутал ее. Она спрятала лицо между его шеей и плечом и почувствовала быстрое биение пульса.

Он совсем не был таким спокойным, каким казался.

– Я сожалею, что лгала вам, – сказала она. – Мне не следовало делать этого. Мне следовало сказать вам правду, но я боялась. Я знала, что вы будете сердиться. – Она прильнула к нему, губами прижалась к его шее, приподнялась на цыпочки и поцеловала его. Корд никак не реагировал, просто стоял неподвижно, опустив руки.

Это пугало.

Это было ужасно.

Она снова поцеловала его так, что сумела раздвинуть его губы и языком приникнуть к его языку. Она сильнее прижалась к мужу и почувствовала, что его тело откликнулось на призыв. Он желал ее. Как всегда.

– Виктория… – произнес он, и в его голосе была мука. Боже, что она наделала? Она не хотела сделать ему больно. Она любит его. Нужно что-то делать, чтобы все исправить.

– Мне так жаль, Корд. – Легкими касаниями она целовала его в уголки рта и снова крепко-крепко. Наученная им эротическим проделкам, она дразнила его своим язычком, побуждая отвечать. – Мне нужно было все рассказать вам. Я никогда больше не солгу вам. Клянусь.

Он, казалось, не слышал ее. Его тело оставалось застывшим и неподатливым. Ей показалось, что он хочет оттолкнуть ее.

Ее руки дрожали. Лихорадочными движениями она сняла с него куртку, расстегнула пуговицы на серебристом жилете, стянула его и отбросила в сторону. Взяв в ладони лицо Корда, она притянула его к себе для еще одного обжигающего поцелуя.

Но он, казалось, только нехотя уступал ей. Она выдернула из панталон полы его рубашки и торопливо расстегнула пуговицы на ней, отчаянно нуждаясь в том, чтобы касаться его, пробиться через его ужасное спокойствие. Он не помогал ей, но и не сопротивлялся, когда она стянула с него рубашку и прижалась губами к его голой груди в том месте, где стучало сердце.

Она чувствовала солоноватый вкус его кожи, подрагивание мышц при любом касании. Корд тяжело дышал, его широкая грудь поднималась и опускалась.

Но она не смогла пробиться к нему.

Ее платье застегивалось спереди на четыре маленькие пуговки. Она быстро расстегнула их, взяла его руку, просунула под свою нижнюю рубашку и положила себе на грудь. Корд застонал.

– Виктория, это ничего не изменит…

Она поцелуем заставила его замолчать, напуганная еще больше, чем раньше. Она взяла его за руку, подвела к кровати и сумела усадить на край. Он казался слишком усталым, слишком обессилевшим, чтобы протестовать, когда она опустилась перед ним на колени и сняла с него туфли, а потом расстегнула панталоны. Она мгновенно освободила мужа от остатков одежды и сняла с себя все.

Но он по-прежнему не тянулся к ней.

О Боже, он всегда был таким страстным, таким необузданным в любви. Происходит что-то ужасное. Она покрывала его поцелуями в надежде, что он почувствует ее любовь, что она как-то утишит боль, которую причинила ему.

Почувствовав его руки на своей груди, выдавшие его желание, она готова была зарыдать. Его губы последовали за руками, он припал губами к ее груди, и это наполнило ее теплом и все затмевающим чувством любви.

Тори выгнула спину, чтобы ему было удобнее. Но он не делал дальнейших движений, чтобы овладеть ею. Слезы текли по ее щекам, жгли глаза. Она снова усадила его на кровать и опустилась рядом, целуя его снова и снова, стремясь показать, как сильно любит его.

Тори задохнулась, почувствовав, как его большие руки обхватывают ее за талию. Он поднял ее и посадил на себя.

– Мне так жаль, – повторяла она. – Простите меня.

Он шепнул ее имя, и в звуках его голоса было столько печали, что это встревожило еще больше. Высвободив руки, она вынула шпильки из прически, и волны волос упали на ее голые плечи. Корд поднял руку и провел по ним, ровно распределив по плечам.

– Мне всегда нравились ваши волосы, – произнес он, и в его голосе ей послышалась ловушка.

Приподняв Тори, он с облегчением начал входить в нее, медленно опуская, пока не заполнил полностью. Он соединился с ней, стал частью ее, и не важно, что случилось, она знает, так будет всегда. Когда она наклонилась, чтобы поцеловать его, ее волосы упали вперед, укрыв их обоих шелковым покрывалом. Она любила его. Она хотела дать ему наслаждение, которое он всегда давал ей. Она сделала движение вверх, затем – медленно – вниз, стараясь найти ритм, доставить ему наслаждение. Она чувствовала, как напрягались мышцы его тела, чувствовала его мощь каждый раз, когда совершала движение.

Наслаждение становилось все более острым. Тепло затопляло ее, смешиваясь со страхом потерять любимого. Корд крепко сжал ее бедра, теперь он входил в нее мощными ударами, волны наслаждения прокатывались по ней, доходили до кончиков рук и ног – и вскоре Тори добралась до самой вершины.

Через несколько мгновений Корд последовал за ней. Вялая и удовлетворенная, она опустилась на его грудь, молясь в душе, чтобы он наконец простил ее.