Ожерелье невесты

Тори считала себя более приземленным существом. У нее были тяжелые каштановые волосы, которые порой, когда ей вовсе этого не хотелось, закручивались на концах в завитки, чистые зеленые глаза и редкие веснушки. Но не только внешность отличала сестер.

Клер вообще не походила на Тори. Так было всегда. Она принадлежала миру, недоступному обычным смертным. Тори всегда смотрела на нее как на эфирное создание, видела в ней девочку, играющую с феями и разговаривающую с гномами.

Конечно, на самом деле Клер такого не делала. Но казалось, что именно она это может.

А вот чего она не могла, так это постоять за себя, и Тори стала ее защитницей.

Вот почему им пришлось бежать от отчима, добираться до Лондона и теперь жить под угрозой быть выброшенными на улицу.

Не говоря уже о том, что их могли разыскивать за кражу дорогого ожерелья и, возможно, за убийство.

С Темзы дул легкий ветерок, охлаждавший тепло, поднимающееся от булыжных мостовых. Уютно устроившись на большой, с четырьмя столбиками кровати, Корделл Истон, пятый граф Брант, откинулся на резное изголовье. Напротив него на стуле перед зеркалом сидела обнаженная Оливия Ландерз, виконтесса Уэстленд, медлительными движениями расчесывая длинные прямые волосы цвета воронова крыла.

– Почему бы вам не отложить гребень в сторону и не вернуться в постель? – томно протянул Корд. – Ведь вам все равно придется заново расчесывать волосы.

Она повернулась на стуле, и обольстительная улыбка тронула ее рубиновые губки.

– Вот не думала, что так быстро снова заинтересую вас. – Она пробежала глазами по его телу, по рельефным мышцам груди и дальше – вдоль тонкой полоски темных волос, спускающейся по животу. – Удивительно, как женщина может ошибаться.

Она поднялась со стула и подошла к нему. Длинные черные волосы падали на ее грудь и плечи, ничто другое не прикрывало соблазнительное тело.

Оливия была вдовой – очень молодой и привлекательной вдовой, с которой Корд встречался в течение последних нескольких месяцев, но она была порочной и эгоистичной и быстро стала приносить больше неприятностей, чем удовольствия. Корд подумывал о том, что пора расстаться с ней.

Но не сегодня.

Сегодня он урвал пару часов от вечного корпения над кипами бумаг, которыми был завален его письменный стол, потому что отчаянно нуждался в передышке. Для этого Ливи вполне годилась.

Забираясь на пуховую перину, она откинула волосы за плечи.

– Я хочу быть сверху, – промурлыкала она. – Хочу заставить вас поизвиваться.

Она неизменно хотела одного и того же – жесткого, грубого секса, и это в настоящий момент соответствовало тому, что он готов был ей дать. Беда в том, что после наслаждения у него появлялось странное чувство недовольства. Он сказал себе, что пора приискать новую женщину. Это всегда поднимало настроение. Но со временем охота такого рода перестала увлекать его.

– Корд, вы не слушаете меня. – Она подергала буйные завитки волос на его груди.

– Простите, моя сладкая. – В действительности он не испытывал раскаяния, потому что был совершенно уверен – что бы она ни сказала, это ни в малейшей степени не могло представлять для него интерес. – Меня отвлекли ваши восхитительные грудки.

Оливия застонала и начала двигаться, и Корд забылся в сладостном очаровании ее тела. Ливи достигла пика наслаждения, вслед за ней и Корд, а затем наслаждение стало рассеиваться, исчезать, как будто его и не было.

Когда Ливи выбралась из кровати, ему снова подумалось, что наверняка должно быть что-то большее, чем это.

Эта мысль подспудно сидела где-то глубоко, погребенная под множеством забот, которые встали перед ним, когда умер отец и он унаследовал титул и имущество. Вслед за Оливией Корд начал одеваться. Его ждали тысячи дел – необходимо было подумать об инвестициях, проверить счета и накладные и рассмотреть жалобы арендаторов.

И еще его не отпускала тревога за судьбу кузена. Итан Шарп уже почти год находился неизвестно где, и Корд непременно должен был отыскать его.

Однако при всей своей занятости он всегда находил время для единственной слабости – для женщин. В уверенности, что новая пассия развеет одолевавшее его в последнее время уныние, Корд дал себе обещание начать поиски таковой.

– Что, если это проклятие? – В больших синих глазах Клер, обращенных на Тори, застыла тревога. – Ты знаешь, что говорят люди – мама рассказывала нам много раз. Она говорила, что ожерелье может принести большое несчастье тому, кто им обладает.

– Клер, какие глупости. Проклятия вообще не бывает. Кроме того, ожерелье нам не принадлежит. Мы просто на время позаимствовали его.

Но оно определенно принесло несчастье их отчиму. Вспоминая барона, лежавшего на полу в спальне Клер, струйку крови из ранки на его виске, Тори закусывала нижнюю губу. Каждую ночь она молила Бога, чтобы барон остался жив.

Хотя нельзя сказать, что он не заслуживал смерти за то, что намеревался сделать.

– А потом, если ты помнишь, оно может принести и большое счастье, – добавила Тори.

– Если у его обладателя чистое сердце, – продолжила Клер.

– Именно так.

– Мы украли его, Тори. Это грех. Теперь посмотри, что с нами происходит. Деньги почти кончились. Нас собираются вышвырнуть на улицу. Очень скоро у нас не будет денег даже на то, чтобы купить еды.

– Нам пока просто немного не везет, вот и все. Это не имеет ничего общего с проклятием. И мы обязательно в самом скором времени найдем место.

Клер смотрела на нее с тревогой:

– Ты уверена?

– Это не обязательно будет такая работа, на которую мы рассчитывали, но я совершенно уверена, мы устроимся. – Конечно, она не была уверена, но не хотела лишать Клер последней надежды. Да и правда, она еще может найти работу. Не важно, что ей придется делать.

Но прошло еще три дня, а все оставалось по-прежнему. Тори в кровь сбила ноги, подол ее серого, с завышенной талией платья заметно пообтрепался по самому низу.

"Сегодня я обязательно найду работу", – сказала она себе, собирая всю свою решимость, когда они еще раз направились в район, где, как она считала, было больше шансов на успех. Уже больше недели они стучались в двери фешенебельного лондонского Вест-Энда в надежде, что какому-нибудь богатому семейству требуется горничная. Но пока ничего не подворачивалось.

Они истоптали уже сотни ступенек, когда Тори в очередной раз поднялась к входной двери и взялась за тяжелый молоток. Она несколько раз постучала и прислушалась к тому, как звук отозвался внутри дома. Через какое-то время тяжелая дверь открылась, на пороге показался костлявый черноволосый дворецкий, на лице которого выделялась тонкая полоска усов.

– Я бы хотела поговорить с хозяйкой дома, если позволите.

– Могу я спросить, по какому поводу, мадам?

– Я ищу место гувернантки. Одна из служанок, помогающая на кухне в соседнем доме, сказала, что у леди Пайтеринг трое детей и, возможно, для них нужна гувернантка.

Дворецкий посмотрел на ее обтрепанные манжеты и подол и задрал нос. Он открыл было рот, чтобы отослать ее прочь, но тут его взгляд упал на Клер. Она улыбалась своей необыкновенно милой улыбкой, глядя на мир, словно ангел, спустившийся с небес.

– Мы обе любим детей, – сказала Клер, не переставая улыбаться. – Но Тори гораздо расторопнее меня. Она будет замечательной гувернанткой. Я тоже ищу работу. Мы надеялись, что вы сможете помочь нам.

Дворецкий не отрывал глаз от Клер, а Клер все улыбалась.

Тори кашлянула, и тощий слуга перевел глаза на нее.

– Пройдите к входу для прислуги, и я проведу вас к экономке. Это все, что я могу сделать для вас.

Тори кивнула, благодарная и за это, но через несколько минут, когда они вернулись к парадному входу, она испытывала еще большее отчаяние.

– Дворецкий был так добр, – сказала Клер. – Я думала, что на этот раз…

– Ты слышала, что сказала экономка? Леди Пайтеринг ищет кого-нибудь постарше. – Атакую хорошенькую девушку, как Клер, кажется, вообще никто не возьмет на работу.