Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 24



Фанеру целыми листами таскал с тех же лесоторговых складов. Тяжелое это было занятие!

Всевозможные инструменты и металлические изделия покупал на Александровском рынке — огромной барахолке, находящейся между Садовой улицей, проспектом Майорова и Фонтанкой. Там можно было купить абсолютно все, от любых инструментов до кур и свиней.

Наиболее крупными и престижными моими работами были макеты для Военно-санитарного музея. Я сделал для них три макета и все они были в музее выставлены.

Все мои заработки вместе взятые составляли более половины нашей с матерью доходов. Не голодали, но на одежду, конечно, не оставалось. Я носил обноски со своих дядей, мать донашивала оставшееся от прошлых времен, чинила, перешивала.

Теперь кое-что о школе. Помещалась она в переулке, что соединяет улицу Правды и Достоевского. Сразу за Владимирской площадью. Школа небольшая, но хорошая.

Учились тогда 9 лет. Мальчики и девочки вместе. Это позднее был период, когда ввели раздельное обучение. Поскольку твердых программ тогда в школах не было, а мне, по причине частой смены места жительства, пришлось сменить несколько школ, получилось так, что некоторые темы я проходил дважды и даже трижды, а некоторые вообще не проходил. В физике, любимом моем предмете, я, например, трижды прошел свет и оптику и ни разу не проходил звук. Может быть это как-то повлияло потом на выбор профессии.

О системе преподавания хочу сказать следующее: учителя старались предоставить учащимся как можно больше самостоятельности. Например, «географичка» не рассказывала нам содержание нового урока, а раздавала темы, по которым мы сами собирали материал и делали доклады. Класс потом задавал докладчику вопросы, тот отвечал, а учительница только корректировала ответы, если находила это нужным. Было очень интересно и хорошо запоминалось. Вырабатывалось умение работать с книгой, лаконично и четко строить свое выступление и грамотно говорить.

Кстати, после одного моего доклада на уроке географии, учительница сказала: «Эх, Клушанцев, материал ты знаешь, но совершенно не умеешь выражать свои мысли». Я хорошо запомнил эту фразу и потом всю жизнь мысленно доказывал, что свои мысли выражать могу. Она завела во мне пружину, которая потом всегда толкала меня к литературной деятельности. Когда я, наконец, выпустил свою первую книгу, как мне хотелось найти эту учительницу и показать ей свое творение! Я все-таки умею выражать свои мысли! Умею!

В 1926 году я школу окончил. Год «проболтался» подрабатывая, чем придется. А в 1927 году стал готовиться к поступлению в ВУЗ. Выбрал Технологический институт. Хотел стать инженером-конструктором. Подал заявление на механический факультет. Тяга молодежи к высшему образованию в те годы была огромна. В Технологическом институте конкурс был, не поверите, 29 человек на каждое место. Я благополучно сдал на пятерки физику и обществоведение. Математику, простояв у доски около 4-х часов, сдал тоже на пять. А вот сочинение написал на четыре. Подвели запятые. Конечно, в институт не попал. Но, полагаю, не прошел бы и со сплошными пятерками. В анкете я не скрывал, что отец был врачом, а мать из дворянской семьи. В те годы это было несмываемым пятном на человеке.

Такой исход я предвидел и потому заранее подал копии документов в Ленинградский фото-кинотехникум, на факультет кинооператоров. Не потому, что кино меня тогда интересовало. Просто техникум был близко к моему дому, а кинотехника, это все же техника.

Здесь тоже не все прошло гладко. Экзамены я сдал успешно. Но вот медицинская комиссия меня забраковала: физически не пригоден для работы кинооператором.

Дело в том, что в последнем классе школы я заболел костным туберкулезом. До этого я был весьма спортивным мальчишкой. Хорошо бегал, высоко прыгал, занимался на снарядах, играл с мячом. Поэтому записался в спортивную школу. Но, успев позаниматься там всего полгода, сильно простудился и оказался в больнице с жесточайшим эксудативным плевритом, который осложнившись перешел в костный туберкулез грудной кости. Болел потом до 24-летнего возраста. Пришлось уговаривать комиссию. Доказывать, что кино — моя мечта с детства. Поверили. Приняли.

Стрелка была переведена и я покатился по рельсам советской кинематографии.



Итак, техникум! С каким теплым чувством воспоминаю я три с половиной года учебы в этом заведении. Высшем, хотя и именовавшимся тогда средне-техническим. Там готовили высоко квалифицированных специалистов с хорошим инженерным образованием. Мы проходили высшую математику и сопротивление материалов, ограническую химию, физику, электронику и множество других дисциплин, казалось бы совершенно ненужных работнику искусств.

Существует некоторая закономерность. На заре любой отрасли техники специалистов готовят так, чтобы он мог не только эксплуатировать данную технику, но и сам ее конструировать, строить, ремонтировать. Техника, в стадии становления, ненадежна и, чтобы она бесперебойно работала, надо «по шелесту ее шестеренок» понимать, чем она заболела и тут же оказывать помощь. Так и в кинематографии. Кинооператор в двадцатые годы мыслился не только как человек снимающий, но и как человек чинящий и совершенствующий.

К тому же вполне разбирающийся в смежных профессиях: в технике и химии изготовления и обработке пленки, знающий все ее капризные свойства, разбирающийся в осветительной технике и в кинопроекционной.

Изучали мы, конечно, и вопросы фото и киноискусства, но все же выпускники техникума были подкованы технически куда больше, чем творчески.

Хотя я нисколько не жалею, что приобрел технических знаний больше, чем получают операторы в настоящее время. Это оказалось ближе к моим стремлениям и стало одним из факторов, позволивших мне стать потом специалистом комбинированных съемок и конструктором около трехсот различных технических приспособлений.

Основан Ленинградский фотокинотехнику был где-то в первой половине 20-х годов и наш курс был не более, чем третьим в его истории. Старше нас шли, ставшие потом известными ленфильмовскими операторами, Левитин, Куликович, Бугров (впоследствии декан факультета). Со мной учились Долгов, Погодин, Володарский, Лаврентьев, Олег Иванов. Потом они, как и я, оказались на Леннаучфильме. На Ленфильм ушли мои однокурсники Максимов, Сысоев, Богданов. Курсом младше учились Васильев (брат Сергея Васильева) и Магид. В 1930 году операторский факультет техникума был переведен в Москву и лег в основу операторского факультета ВГИКа. Там много из технических дисциплин было заменено искусствоведческими.

Технически база техникума была смехотворно слаба. По линии фототехники это был, изумительный по обилию экспонатов, музей старинной фотоаппаратуры. Громадные деревянные стационарные фотоаппараты и, так называемые, «дорожные». Тоже деревянные камеры размером 13х18, из дорогих пород дерева, с блестящими черными кожаными мехами и тяжелыми штативами. Камер 9х12 не было. А уж о ручным «лейках», снимающих на кинопленку, не приходилось и мечтать. Эти аппараты, в то время, встречались лишь на руках людей так или иначе имевших контакты с заграницей и были предметом нашей зависти и бессмысленной мечты.

Из киноаппаратуры были старый «ПАТЕ-верблюд» — черный прямоугольный ящик с наружными квадратными кассетами и ручкой на задней стенке, деревянный «Эклер» и, тоже деревянный, «Дебри-А», предшественник «Дебри-ЖК», которые считались вершиной кинотехники и были лишь в нескольких экземплярах только на лучших студиях страны.

Из ручных камер были одна или две «Кинамо». Была небольшая кинолаборатория с проявкой на рамах (о проявочных машинах еще не было и речи).

Снимали на немецкой пленке «Агфа-специаль», ортохроматической, то есть чувствительной лишь в сине-зелёной части спектра, весьма малочувствительной. На натуре света хватало, а в павильоне требовалось много света дугового.

Пленки было, естественно, очень мало и давали ее будущим операторам в крохотных количествах. За все время обучения мне, например, пришлось много поснимать фотографий на пластинках, но всего лишь метров двадцать киноаппаратом на пленке. Это было один раз. Мы, группы из трех-четырех человек, под руководством Ленфильмовского оператора Сергея Иванова, зарядив «Кинамо», с запасной кассетой, выехали на судостроительный завод. Там забрались на строящийся корпус корабля и снимали «документальный фильм» о том, как идет клепка корпуса из толстых листов металла.