Мужской персонаж

Она улыбается, пожимая плечами, и говорит :

— Как-нибудь я испеку тебе домашнее овсяное печенье, раз ты его любишь.

Смотрю на неё пристально, поднимаю брови, но ничего не говорю. Пусть конкретно изъясняется!

Наталья начинает ерзать, разглаживая пальцами белый квадратик бумажной салфетки. Ну, окей, помогу броситься в омут. Отодвигаю стул от стола, зову, протягивая руку.

— Иди ко мне.

Слежу за её реакцией. На кухне становится совсем тихо. За окном — поздний вечер. Мы наедине. Вижу, как осознание приходит к ней. Вижу, как её пальцы начинают подрагивать. Взгляд срывается на цифры электронных часов на микроволновке.

— Вызови мне такси, пожалуйста.

— Трусиха!

— Раф... я...

Встаю, и обойдя стол заставляю её подняться мне навстречу. Присаживаюсь на узкий подоконник, широко расставив ноги, и беру её в кольцо, сцепив руки у неё на пояснице. Наши глаза на одном уровне.

— Что ты хотела мне сказать, Наташа?

Она смотрит куда угодно, но не в лицо, наконец, её взгляд останавливается на верхних пуговицах моей рубашки. Её руки перестают пытаться расцепить мои и нерешительно ложатся мне на плечи, не отталкивая, но ставя хрупкий барьер.

— Я думала о том, что ты говорил в ресторане.

— И?

— Ну, про то, чтобы дать нам шанс...

— И?

— Я должна тебе кое в чём признаться.

Да неужели?! Признание от Ноэмии Чейс? Или всё же от Чудилы? С тех пор, как я узнал о её двуличности, я даже в мыслях не могу её назвать этим ласковым прозвищем. Может, всё же проснулась её совесть, а вдруг!

— Я очень ценю честность, это основа любых отношений. Я слушаю тебя, Наташа.

— Ты тоже мне нравишься. И ещё, я доверяю тебе. Просто ты такой... ну... такой...

— Какой? — поглаживаю её спину, не позволяя себе большего.

— Ты яркий, притягательный, настоящий.

— Спасибо. Если мы нравимся друг другу, тогда в чём проблема?

— Во мне. Я... Блин, да как такое тебе сказать...

— Я всё знаю. Просто скажи это.

Мои слова повисают между нами, но реакция Чудилы сбивает меня с толку. Я не вижу чувства вины. Не слышу оправданий. Что с ней не так?! Вместо этого, она прячет лицо у меня на груди, я же сдерживаюсь из последних сил, чтобы не начать орать на неё, какого чёрта?!

Слышу её тихие слова и забываю, как дышать. Эта женщина — клубок лжи, как выцепить в нём хоть слово правды?

— Это настолько очевидно, да? Я никогда не встречалась с мужчиной, Рафис. Ты уверен, что всё ещё хочешь называть меня своей девушкой?

Поднимаю её подбородок и накрываю её губы жадным поцелуем.

В конце концов, есть только один способ проверить.

21. Аленький цветочек

— Ты уверен, что всё ещё хочешь называть меня своей девушкой?

Боже, я всё же сказала это.

Чувствую себя жалкой, но в следующий момент Рафис напористо целует меня, и никаких мыслей уже не остается в голове. Мне хорошо с ним, впервые хочется перестать думать, додумывать и придумывать, а просто жить, быть именно с Рафисом, именно здесь и сейчас.

В ушах стучит пульс. А может, это Крыша пинками пытается пробиться, достучаться до меня: «Наталья! Но-о-ги-и, у тебя, колючие ноги и простые тру-у-сы-ы! Беги, спасайся от позора!»

А я не могу сопротивляться. Не знаю, как оказываюсь в сумраке спальни на застеленной темным покрывалом кровати Рафиса, но когда он чуть отстраняется и внимательно смотрит мне в глаза с каким-то непонятным, сосредоточеным, почти злым выражением лица, меня хватает только на глупое:

— Я боюсь... Раф... это больно?

Он падает рядом на живот, лицом зарывается в подушку, и я слышу приглушённые ругательства. Сворачиваюсь клубочком и смотрю на него, пытаясь осмыслить происходящее.

Я призналась, и он поцеловал меня. Это значит, он теперь мой парень? Мы теперь вместе, так? Тогда почему... ? Я запуталась.

— Раф... Я что-то сделала не так?

Он поворачивает ко мне голову. Смотрит с минуту в полном молчании, разглядывая меня так, словно видит в первый раз. Я не выдерживаю. Зажмуриваюсь и чувствую близкие стыдные слёзы.

В следующий миг он пододвигается ко мне, и его руки мягко устраивают мою голову у него на плече. От его футболки ещё пахнет стиральным порошком.

— Капец, Наташа, так нельзя... Я рядом с тобой превращаюсь в... Чёрт! — он замолкает, так не находя нужное слово, а я рукавом утираю влагу с глаз. — Ты правда никогда не встречалась ни с кем? Как такое возможно?

Он же сказал, что знал. Или я не так поняла?

— Это неудобно, да? Извини...

Его грудь напрягается, и я слышу короткое фырканье и тут же смех. Низкий, заразительный рафисовский смех.

— Чудила! — и смеётся дальше.

Он впервые так меня называет. Мне странно нравится его манера растягивать гласные в этом слове.

— Ну, ладно, — Рафис словно принял для себя какое-то решение. — Давай сегодня просто спать, а? Я жутко устал, и в голове — каша. Ничего не бойся, просто оставайся, а? И без обид — просто торопиться нет никакого смысла, ладно? Я тебе даже пижаму какую-нибудь соображу. У меня в зале раскладывается диван. Он не очень удобный, но если хочешь, я пойду туда, а ты спи здесь. А завтра рано утром — вместе на работу.

Я так не хочу. Я хочу домой, под своё одеяло, и там реветь от жалости к себе.

— Эй! — он ждёт, пока я посмотрю ему в глаза и только тогда продолжает, — Я всё равно не пущу тебя сегодня никуда одну, иначе ты... за глупости возьмёшься.

Он мягко целует меня в висок, и, пружинисто вскочив с кровати, достаёт мне из своего шкафа тонкие домашние штаны на шнурке, черную футболку, полотенце и даже новую зубную щетку.

— Давай, отбой через двадцать минут. Не успеешь, затащу тебя в кровать, как есть! И слопаю! Р-р-р-р!

Взвизгнув, я подрываюсь в ванную. Я не могу сопротивляться Рафису. Крыша молча качает головой, расправляя складочки на безупречных юбках и поправляя причёску, словно это она только что в кровати Рафиса побывала.

Быстрый душ, выстиранные трусы «недельки» — на батарею, аккуратно расправляю поверх своё полотенце. И пока чищу зубы, ловлю себя на дурной улыбке своему отражению в зеркале.

У меня появился офигительный парень, это раз.

Два: я проведу у него эту ночь.

И три, самое сладкое: Арина, извини, дорогая! Я, кажется, только что окончательно увела у тебя мужика!

Рафис таки спал на диване. Но этим утром даже на работе я словно дышу им. Белый свитер из химчистки напоминает о его заботе, кожа пахнет его гелем для душа, волосы — его шампунем... А трусы — его мылом!

Он такой внимательный: прежде чем подняться к себе в офис, нежно обнял и подарил долгий поцелуй.

И мне было всё равно, что нас видели теперь уже и коллеги-продавцы. Я наконец-то поняла, что значит выражение «бабочки в животе». И образцовый Валерий из отдела крупной бытовой техники может сколько угодно фыркать и задирать свой нос, кривя губы как сейчас. Мне всё равно! И покупатели пусть продолжают издеваться глупыми вопросами. Моя улыбка с вежливостью ничего общего не имеет, но если они так думают — да ради бога!

Я влюбилась!!!

До этого я как будто была заперта в коробке и смотрела на мир в узкий просвет из-под крышки. В одно мгновение все преграды рассыпались, и я, Наташка Чудная, вижу, слышу, осязаю, вкушаю и наслаждаюсь ароматом всего, что меня окружает, иначе, до одуряющей полноты всех чувств.

Нет, вы не подумайте, Ноэмия во мне не умерла. Она почти с научным интересом следит за трепыханиями моего сердца и острым карандашом делает пометки для будущих шедевров: так вот ты какой, аленький цветочек — Первая Любовь!

Рафис предупредил, что вечером мы не сможем увидеться, он должен был поехать к матери. Отец у него умер несколько лет назад, и она жила одна, посвящая себя школе и репетиторству.

Домой я понеслась пешком, чтобы хоть как-то проветрить голову. За спиной словно крылья распрастались, бешеная энергия бурлит. Только бы сейчас каких-нибудь попрошаек или гопников не встретить. Я в таком состоянии, что первых добровольно одарить могу всем, что у меня есть, а до вторых сама начну докапываться с наставлениями на путь добра и любви к ближним. Это я не про себя, если что.