Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 18

Баба Марфа сидела на крыльце, привалившись спиной к стене. От нее пахло гарью, а от полушубка поднимались струйки дыма, как от того страшного существа… Стеша вздрогнула, попыталась закрыть дверь.

– Это я, Стэфа! – сказала баба Марфа ворчливо. – Не бойся, уже утро.

Стеша боялась, но не за себя, а за Катюшу. Не могла она рисковать жизнью сестры. Но и бросить старого человека на морозе она тоже не могла.

– От вас идет дым, – сказала она шепотом.

– Ночь с угарниками провела. Чему удивляться?

– Угарниками?

– Помоги встать, Стэфа. Сил никаких нет.

Стеша выскользнула на крыльцо, подхватила бабу Марфу за подмышки. Та, несмотря на преклонный возраст, была старухой крепкой и высокой, на голову выше самой Стеши. Вблизи дымный запах, исходивший от ее одежды, сделался еще сильнее. От него заслезились глаза и запершило в горле.

– Дверь запри, – велела баба Марфа, как только они оказались в сенях.

Пока Стеша возилась с засовом, она сбросила полушубок прямо на пол, потопталась по нему валенками, словно сбивая огонь. Если от полушубка пахло гарью, то от валенок – мокрой псиной. И следы от них на полу тоже оставались мокрые. Словно баба Марфа провалилась по колено в воду. Точно так же, как совсем недавно сама Стеша.

В комнате старуха без сил опустилась на стул и сказала без всякого выражения:

– Помоги раздеться.

Выглядела она ужасно. Выбившиеся из-под платка волосы казались седыми из-за припорошившего их пепла. Изрезанное морщинами лицо сделалось землистого цвета, глаза и щеки ввалились, руки подрагивали.

Стеша стащила с нее сначала один насквозь промокший валенок, потом второй, приткнула их к печному боку. Помогла снять вязаную кофту, попыталась надеть на искореженные артритом стопы шерстяные носки, но баба Марфа отказалась.

– В кладовой на полке кувшин, – сказала она едва слышным, но привычно сварливым голосом. – Принеси мне.

Стеша метнулась в кладовку, схватила с полки глиняный кувшин, вернулась обратно в комнату. В кувшине хранилась какая-то остро пахнущая трава. Баба Марфа высыпала горсть в большую чашку, велела:

– Кипятку плесни!

Стеша вытащила из печи горшок, залила траву кипятком, придвинула чашку к старухе, сама уселась напротив.

– Где вы были? – спросила шепотом.

– На болоте. – Старуха бросила на нее мрачный взгляд.

– Кто эти… существа? – Назвать ночных гостей людьми не поворачивался язык. – Кто они такие? Зачем они приходили?

– Кто? – Баба Марфа обхватила обеими руками чашку, вдохнула исходящий от нее пар. – Это угарники.

– Кто такие угарники?

– Нежить.

– Как это нежить? – Стеша одновременно верила и не верила сказанному. С одной стороны, как можно верить в подобные деревенские сказки? А с другой – она все видела собственными глазами!

– Нежить – это когда не живое и не до конца мертвое. – Баба Марфа сделала большой глоток кипятку и даже не поморщилась. Точно так же пил ее чай Серафим.

– А они… оно было неживое?





Стеша уселась напротив старухи, обхватила себя руками за плечи. Ее знобило то ли от холода, то ли от пережитого ужаса.

– Устала я, – сказала баба Марфа бесцветным голосом. – Устала и замерзла. На печь полезу. Отдохнуть мне надо. И ты иди спать.

– Я не хочу спать! – почти выкрикнула Стеша и тут же прикрыла себе рот рукой. – Я хочу знать, что произошло сегодня ночью. Это были… какие-то галлюцинации? Вы что-то подсыпаете в этот ваш чай, да? Вы меня опоили?

– Иди спать, – повторила баба Марфа едва слышно.

– Зачем все это? Что вы делаете? – спросила Стеша так же едва слышно.

– Что я делаю?

– Вы пытаетесь заставить меня поверить во все это… – Она запнулась, подбирая правильное слово. – Мракобесие! Вы хотите, чтобы мы с Катюшей ушли, да? Так и скажите прямо! Зачем все это?

– Я хочу, чтобы вы ушли.

Стеша почти до крови прикусила губу, отодвинулась от старухи как можно дальше. Теперь, когда все предельно ясно, нужно собраться с силами и решить, как им действовать дальше. Нет, как ей действовать дальше, потому что вся ответственность теперь лежит только на ее плечах.

– Я хочу, чтобы вы ушли, – повторила старуха усталым шепотом. – Но, боюсь, теперь уже поздно.

– Почему поздно? – спросила Стеша, хотя всего мгновение назад дала себе зарок не разговаривать с бабой Марфой и быть сильной.

– Ты спрашивала, зачем они приходили.

– Это все не взаправду! Это какой-то морок! Галлюциноген в ваших чертовых травках!

– Они приходили за тобой, Стэфа. – Баба Марфа словно не слышала ни ее страха, ни ее обвинений. Баба Марфа словно бы разговаривала сама с собой, и монолог этот никто не смел остановить.

– Почему? – Стеша встала из-за стола, отошла к окну. Специально отошла, чтобы их с этой сумасшедшей старухой разделяло как можно большее расстояние. – Зачем я им?

– Зачем я как раз могу понять. – Баба Марфа допила свой отвар. – А вот почему… Ты мне скажи, Стэфа, почему они явились?

– Я?! – От возмущения Стеша потеряла дар речи. – Я должна обосновать вот эту… бесовщину?!

Она утратила самоконтроль и с шепота снова перешла на крик. Из-за двери, ведущей в спальню, послышался испуганный плач Катюши. Не говоря больше ни слова, Стеша бросилась к сестре.

Катюша сражалась с кем-то невидимым, пыталась выпростаться из тяжелого кокона, в которое превратилось одеяло, стонала и плакала во сне. Стеше понадобилось время, чтобы успокоить сестренку. Когда она вышла, наконец, из спальни, бабы Марфы за столом уже не было, лишь слабо колыхалась занавеска на печи. Стеша в растерянности постояла посреди комнаты, а потом вернулась в спальню, легла рядом с Катюшей и почти мгновенно провалилась в пахнущий гарью и наполненный треском огня сон.

Она проснулась так же внезапно, как и уснула. Открыла глаза, уставилась на подсвеченное солнцем окошко. Катюши рядом не было. Ватное одеяло лежало на полу. В затуманенное сном сознание медленно и неуклонно вползали ночные воспоминания. Или ночные галлюцинации. Стеша села в кровати так резко, что закружилась голова.

– Катя! Катюша! – позвала она, натягивая поверх ночной сорочки кофту.

Сестра нашлась в передней комнате, которая служила им одновременно и кухней, и столовой, и гостиной. Катюша сидела за столом, перед ней стояла тарелка с блинами и чашка молока. Деревянная птичка лежала тут же. Первый робкий луч мартовского солнца золотил ее резной бок. От сердца сразу отлегло, а ужасы минувшей ночи истаяли, как предрассветный туман. Подумалось вдруг, что все это ей просто приснилось. Не было никаких ночных гостей. Не было змеиного черепа на двери. Баба Марфа никуда не уходила и ни в чем не обвиняла Стешу.

– А где бабушка? – Стеша погладила Катюшу по голове.

После смерти мамы болтушка и хохотушка Катюша перестала разговаривать. Нет, она не онемела, но словно бы утратила интерес к словам, как будто ей больше нечего было сказать этому страшному и несправедливому миру. Стеша не пыталась ее разговорить, потому что понимала: всему свое время. Когда-нибудь ее младшая сестра примет случившееся и станет прежней. Стеше хотелось, чтобы это произошло как можно быстрее, поэтому она старалась вести себя так, словно ничего в их жизни не изменилось, словно баба Марфа – это не злая, совершенно чужая им старуха, а любимая бабушка. Ей хотелось, чтобы Катюша думала именно так. Надежды на то, что баба Марфа хоть когда-нибудь по-настоящему признает их своими родными внучками, лично у нее не было.

Хлопнула входная дверь, по босым ногам потянуло холодом. А через мгновение в избу вошла баба Марфа. Выглядела она обычно, насколько вообще может выглядеть обычно болотная ведьма. Она зыркнула на них с Катюшей недобрым взглядом, бухнула на табурет ведро с водой. Все это было бы почти привычно, почти нормально, если бы от бабы Марфы остро и до тошноты отчетливо не пахло гарью.