Страница 82 из 88
Я поцеловал ее и прошептал ей на ухо:
– Я-то думал, что ты из спортивного интереса… Ну, геройствуешь вроде бы…
Я сдался. Мира одержала победу. Женщины умеют брать верх. И все-таки я не окончательно оставил мысли о создании противоядия.
Относительно несгибаемого инспектора Бретта я ошибся. Мира довольно быстро обнаружила, что он повсюду таскается за нами, а когда мы сидим дома, его машина часами торчит на противоположной стороне улицы. Более того, Бретт время от времени подслушивал под нашей дверью. Сам я ничего бы не заметил. Я, кажется, уже говорил, что Мира обладает сверхъестественными способностями. Когда она рассказала мне про Бретта, я сначала отмахнулся. Улик против нас нет. Я хохотал от души, представляя себе лица полицейских экспертов в тот момент, когда они установили, что мои отпечатки идентичны отпечаткам пальцев "рук", выставленных в магазинах. Невероятно, но факт: налицо десятки образцов человеческой кожи с абсолютно одинаковыми отпечатками пальцев. Что могли чувствовать полицейские? Наверное, то же, что чувствовали математики, когда была опровергнута аксиома Евклида о том, что две точки может соединять одна-единственная прямая. Мне удалось опровергнуть аксиому об уникальности отпечатков пальцев. Теперь, думал я, ученые криминалисты ходят по кругу день и ночь и бормочут себе под нос что-то невразумительное.
По всей вероятности, Бретт поставил перед собой цель выяснить истину. Я радовался, понимая, что он бьется лбом в глухую стену. Еще больше я буду радоваться, когда он успокоится и отстанет от нас. Но от Миры я не мог ожидать такого же равнодушия. Когда она говорила об этом одержимом, я замечал в ее глазах нехороший блеск.
Между тем я продолжал работать над лекарством. За спиной Миры, отчего мне было, должен признаться, чрезвычайно неуютно. Она мне доверяла, понимаете? У нас на этот счет было всего одно столкновение, и я вроде бы уступил. Этого было ей достаточно, она уже не следила за мной, когда я уединялся в лаборатории. Если бы она каким-то образом узнала, что я ее, что ни говори, обманываю, то была бы оскорблена. Но у меня был небогатый выбор: или действовать, или сойти с ума.
Я знал, с чего начать. Нет, не с меда и муравьиной кислоты, хотя я не сомневался, что некоторые ингредиенты, входящие в состав этих веществ, имели самое прямое отношение к нашей странной болезни. Я мог бы в двух фразах изложить, в чем здесь дело. Но… Неужели вы думаете, что я поделюсь с вами своим открытием? Конкуренты на рынке мне не нужны.
Подход мой основывался вот на чем: волосы не выпадали! У меня небольшие усики. Так вот, когда лицо сходило, усы оставались на месте. Волос на теле у меня всегда было очень мало; теперь их не осталось вовсе. Так вышло из-за того, что волосяные луковицы на теле расположены не столь компактно. Сначала я думал, что причина в физических особенностях строения корней волос. Однако вскоре до меня дошло, что если бы дело обстояло так, под моими усами образовывались бы новые и новые слои кожи. Ничего подобного. Следовательно, поразительный процесс отслоения и регенерации под волосяным покровом не происходил, и препятствовали ему какие-то вещества, входящие в состав корней волос. Проведя определенные исследования, я установил, какие именно вещества играли здесь первостепенную роль, но вы этого никогда не узнаете! Я себе не враг!
Несколько месяцев я работал, как проклятый. Как однорукий пианист, исполняющий Мендельсона. Я проводил реакции, испытывал разные катализаторы, и в конце концов синтезировал жидкость ярко-золотистого цвета. Что это была за жидкость? Извините за назойливые повторения: не скажу. Хотя могу намекнуть: галлон этого вещества можно купить в любой аптеке. Просто никому не известно, что оно служит панацеей от моей болезни — если только ЭТО можно назвать болезнью, — поскольку до нас с Ми-рой с такой хворью не сталкивался никто из живущих. Аминь.
Затем я занялся исследованием веществ, вызвавших болезнь. Как я уже отметил, больше всего меня сбивала с толку простота ответа.
Наконец у меня было все, чего я добивался так упорно. Один укол — и болезнь вступает в свои права. Протереть кожу лосьоном — и болезнь уходит. Я приготовил по десять галлонов каждого вещества (это было нетрудно, ведь я знал химический состав) и крепко задумался о том, каким образом я поделюсь своим открытием с Мирой.
– Кошечка моя, — сказал я ей однажды, — сегодня мне понадобится твое лицо. Буду делать маску, и все материалы должны быть под рукой. Твое лицо сходит в восемь сорок пять, верно? Приходи в лабораторию к половине девятого. Я нанесу на лицо слой глины, она успеет затвердеть, а когда кожа сойдет, я набью маску и смою глину. Умно придумано?
– От гордости не лопни, — фыркнула Мира.
Я честно замесил глину, хотя знал, что она мне не понадобится, а если и понадобится, то не для создания маски. Чувствовал я себя препаршиво.
Она вошла в лабораторию ровно в восемь тридцать, вошла так непринужденно, словно вовсе не смотрела на часы. Ох уж мне эти женские уловки! Она уселась в кресло, я смочил марлю целебным лосьоном и тщательно протер ее лицо. Лосьон впитывался моментально.
Мира улыбнулась.
– Что это такое?
– Так надо, — проворчал я.
– Ну-ну. Пахнет…
– Тихо. Нас могут подслушать.
(Это специально для вас, читатель!).
Я очутился за ее спиной. Она откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. О, Мира была очаровательна! Я наклонился, поцеловал ее в губы и завел ее руки за спину. Дальше я не терял ни секунды. В руках у меня уже была полоса прочной ткани с петлями на обоих концах. Я стянул запястья Миры и зацепил одну из петель за заднюю ножку кресла. Вторую петлю я закрепил над головой Миры.
– Не шевелись, родная, — сказал я шепотом. — Тогда все будет в порядке. Если будешь метаться, задохнешься.
Я поставил часы так, чтобы Мира могла их видеть, и вышел из лаборатории; мне не хотелось слышать от любимой женщины те слова, которыми она меня характеризовала.
Утихла она минут через десять.
– Дэвид!
Я не услышал.
– Пожалуйста, Дэвид! Я подошел к двери.
– Дэвид, не знаю, что у тебя на уме. Но мне все равно. Встань передо мной, чтобы я тебя видела. Я… Мне страшно.
Тут я допустил ошибку. Мира никогда не испытывает страха. Я обошел кресло и встал перед ней. Она улыбнулась. Я приблизился. И она ударила меня ногами в живот.
– Вот тебе, сволочь, за то, что меня привязал. А теперь отвечай: чего ты добиваешься!
Я сказал — когда поднялся с пола и отдышался настолько, чтобы заговорить:
– Сколько сейчас времени, свет очей моих?
– Десять минут… Дэвид!!! Дэвид, что ты наделал! Какой же ты дурак! Я же говорила… Дэвид!
Второй и последний раз в жизни она плакала на моих глазах. Десять минут девятого, а лицо ее все еще на месте. Я вылечил ее! Во всяком случае, кожу лица. Я отошел за спинку кресла — там я был в безопасности.
– Мира, прости, что я так обошелся с тобой. Я знаю, что ты думала про мою затею с лекарством. Я видел, что не смогу тебя уговорить. Мне ничего другого не оставалось. Ну, моя упрямая жена, кем ты теперь меня считаешь?
– Ты скотина. Умная, но все равно скотина. Развяжи меня. Я от души улыбнулся.
– О нет. Нам предстоит второй акт. — Я подошел к рабочему столу и наполнил шприц. — Теперь не шевелись, родная. Игла у шприца тонкая, не хотелось бы ее сломать.
Я смочил лосьоном ее щеки, чтобы действие инъекции не распространилось за пределы лица.
– Надеюсь, у тебя благие намерения, — процедила Мира сквозь стиснутые зубы, в то время как я вводил иглу в подбородок. — Ой! — воскликнула она через несколько секунд. — Чешется!
Лицо Миры вдруг покрылось густой сеткой морщин. Я оттянул кусочек кожи на лбу и осторожно ее снял. Мира долго таращилась на меня, затем тихо сказала:
– Я не могу тебя поцеловать, мой чудотворец. Развяжи меня.
Я послушался. Мира тоже выполнила свое обещание, после чего мы прошли в соседнюю комнату, где она могла сколько угодно скакать от радости, и я мог не опасаться, что она разобьет какую-нибудь ценную склянку.