Экстерминатор

Пилот челнока снизился, мы погрузились — агрессии со стороны гексаподов сверх звукового воздействия не было. Так что правильно что не стрелял, наверное. И тут до меня дошло, что Нюнчик орёт благим матом, грозя карами, посылая во всякие места, в которых только Нюнчикам и интересно. При этом — до сих пор трепыхается в хватке Самсона, забавно так.

— Самсон, отпусти пакость, — динамиком озвучил я. — И Нюнчик: иди в жопу, — ответил я посланнику на его гундёж.

Напоследок, перед тем как устало шмякнуться на пол челнока, воспользовался каналом связи, скинув краткие данные Кириллу. А то мало ли что, знаю я этих ДИБИлов.

28. Кибернеудачники

Связался я с капитаном весьма своевременно, потому что через пару минут от внутренней сети челнока отряд отрезало. Видимо, по распоряжению Нюнчика, который, судя по воплям, не понимал, что происходило.

Или… понимал. Считать окружающих придурками — не слишком разумно. А вот вариант того, что под воздействие гексаподов он попал (ну, мы все так или иначе попали), но пытается теперь выставить нас виноватыми — вполне возможен. Но, может, и придурок, чёрт знает, да и не очень интересно.

Связался в любом случае правильно, потому что рядом с посадочным местом челнока стоял бронированный автобус, и стояла пятёрка силовиков явно не нашего департамента, со станковым парализатором. Впрочем, неподалёку расположился и Кирилл, эмоционально общающийся с каким-то чином из ДИБИ.

— Нет, Миша, — увидев нас и помахав рукой, отрезал капитан, явно продолжая разговор. — К тебе мои люди не «направляются». Экстерминаторы направляются в казарму, куда ты можешь прислать следователей. И, в рабочее время, под запись фиксаторов НАШЕГО департамента, я против опроса — заметь, ОПРОСА, а не допроса! — не возражаю. Или предъявляй официальное обвинение и доказывай его. Я в этом случае выставлю встречные — МОИ люди сообщили достаточно, чтобы обвинить ТВОЕГО человека в предательстве интересов Идигена!

С последним Кирилл лукавил — данные, которые я ему передал, были явно «недостаточны». Хотя… стоп, туплю. Мила была обвешана оборудованием наблюдения и фиксации. И, скорее всего, в момент помещения нас в челнок — капитану ушли записи. Даже раньше моего короткого доклада. Хотя, Нюнчик именно на «предательство Идигена» ничего вроде и натворил. Или натворил — разглашение альтам секретных и представляющих стратегическое значение сведений. При этом, сам факт воздействия альтов жучки могли и не зафиксировать. Я вообще не понимаю до сих пор — как они могли это воздействие осуществить. Звуком-то звуком, да и последствия коллективного рявка я почувствовал и наблюдал последствия на сомлевшем отряде. Вот только природа звука, проникающего через барьеры закрытого боевого экзокостюма, при этом оказывающего целенаправленное воздействие, а не взбивающее мозги в кашу… Я не медик, но всё, что я знаю, говорит, что скорее всего, такое невозможно и отдаёт мистикой. Но реальность, данная в ощущениях, мои знания опровергает.

В итоге ДИБИ улетели, прихватив напыщенного и надутого Нюнчика. А Кирилл поманил за собой в транспортный модуль казармы. Подождал, пока мы расселись, в молчании доехали до дома. И, уже там, сообщил вполне «формальным» голосом:

— Специалист Мила Зорель, сдайте оборудование интенданту, — сообщил он. — Старший сержант Николай Керг — на доклад ко мне.

Добрались мы даже не до зала — как оказалось, у Кирилла был кабинет. Там молчащий дядька набулькал себе спиртного, хряпнул залпом, сморщился, но вопросительно взглянул, помахивая стаканом. Ну а я — помотал головой.

— Как знаешь. Докладывай, — плюхнулся капитан в кресло. — Ведётся протокол, — уточнил он, стуча по терминалу.

Стал я докладывать: про нейрошунт, конечно, не упомянул. Но про «странное поведение», парализацию и «выстрел из последних сил» — само собой.

— Звук, говоришь?

— Не уверен, капитан. Но рявкнули «замри» — три гексапода. И тело начало отказывать.

— Херня антинаучная, — задумчиво протянул Кирилл.

— Понимаю, но что реально оказывало седативно-наркотическое воздействие — не знаю. Приборы не зафиксировали?

— Ни хера они не зафиксировали. По их данным выходило, что этот ДИБИл просто сдавал Идиген альтам, — констатировал Кирилл. — Ну и приятель мой желал «задержать психованных мясников, сорвавших переговоры», — явно процитировал он. — Ладно, похоже, будет расследование нашего департамента, с «независимыми экспертами». И нахера я с этой блуднёй связался? — поинтересовался он у потолка.

Я, на всякий случай, пожал плечами. А потолок вообще проигнорировал вопрос капитана. И началось это «расследование». Неделю, вплоть до очередного дежурства, нас опрашивали, допрашивали, снимали показания. Бесило, если честно, сильно, но всё же занимались этим «наши», в ментоскоп не пихали и вообще — ситуацию можно было понять.

Потому что воздействие гексаподов выходило «неизвестной этиологии, задействующее звуковые колебания». То есть звук в их гипнозе значение ТОЧНО имел. Но быть его единственным источником, даже комплексно и вне слышимого диапазона, никак не мог. Самое разумное объяснение — введение психоактивных веществ отпадало, а вот «что» — непонятно. Более того, не понимая, «что» воздействовало, мудрилы нашего и не нашего департамента не могли сказать — а закончилось ли это воздействие? Так что приходилось перетряхивать нас на допросах, под приборами. А мне — вертеться, как уж на сковородке, не говоря про разлоченный нейрошунт и, при этом, прямо не вря. Но — справился. Более того, насчёт «разлоченного» скорее даже успокоился (хоть что-то хорошее во всём этом) — меня, как и отряд, прогоняли через кучу приборов и тестеров. И я был готов к крикам «не регламентная активация!» и всяким гадостям, но нет. Никаких претензий и криков, так что то ли эта разлочка вообще «неустановима», что вряд ли. То ли подающий все признаки обучаемости нейрошунт выдавал «нормальные» показатели на тесте, никак не выдавая свою нестандартно-разлоченную природу.

Правда, Кирилл, хоть и не мелькал на наших «обследованиях-допросах-опросах», сделал Отряду неудачников шикарный подарок. А именно, когда затраханные мы, наконец, были отпущены с миром, последовал вызов в капитанскую. Где некий чин в гражданском из ДИБИ заверял «перевод фондов за образцово выполненную службу с премией». Самая прелесть была в том, что рядом с чином ошивался Нюнчик, с физиономией скорбной и печальной. А уж при виде нас скорчился так, что рука к парализатору дёрнулась. Не лицо, а жопа ратоморфа, уж на что на что, а на детали этой живности мы насмотрелись.

— Присутствие этих… — велеречиво озвучил чин, небрежно махнув в нашу сторону рукой, — обязательно?

— Да, — просто ответил капитан.

Так что процесс переводы фондов и оформления происходило на наших глазах. И лично я — испытал чувство глубокого удовлетворения, практически смирившего меня с недельной тряской.

— Приятно, чёрт возьми, — озвучил Майкл, когда мы уже покинули зал командования. — Почти соразмерно этим допросам…

— Счёт проверь, — деловито буркнул Андрюха, на физиономии которого расцветало полное удовлетворение.

И я проверил… Ну, даже сказать нечего — пятикратные премиальные — это сила. И отряд стал ликовать и улюлюкать, а на предложение отметить — орал ором. Отметили в кабаке, в самом здании Казармы — как-то после всего произошедшего было… да наплевать на отношение к «зелени». Но, видимо, быть ей мы перестали. По крайней мере, гудели до поздней ночи, в популярном заведении — и никаких конфликтов.