Девять дней

Лили

— Мне не пять лет, Колин, — приходится напоминать этому придурку. Он тащит меня в эту — совсем не противную — раздевалку. И что ещё хуже, он толкает меня в душевую кабину, запирая дверь, чтобы я не могла уйти.

По некоторым причинам Колин считает, что я убегу, если он позволит мне подождать снаружи.

Он, конечно, прав, но я не хочу еще больше раздувать его эго. Ему не стоит знать, что он уже довольно хорошо знает меня и читает, как книгу. И кроме того, меня пугает, что он может это понимать.

Колин раздевается и заходит в другую душевую кабину, которая находится прямо напротив того места, где он держит меня в плену. Слава Богу, что дверцы душевой кабины закрывают нужные места. Ну, я была бы не против увидеть немного больше, а не только торс. Я чувствую, что этот парень мускулистый, кто бы не хотел на это смотреть?

И, как я и предполагала, у Колина Картера есть татуировки на груди. Его татуировки не связаны. Они больше похожи на тонну крошечных, иногда чуть побольше, одиноко стоящих рисунков.

— Нет, — соглашается он, к моему удивлению. — Но, Лилибаг, я видел, как после поцелуя в твоих глазах вспыхнуло смущение. Зная тебя, ты бы сбежала, если бы у тебя был шанс. Ни за что, черт возьми, я не позволю этому случиться.

Ему обязательно было напоминать мне о поцелуе? Достаточно того, что мне действительно понравилась эта глупая затея. Это даже не был хороший поцелуй. Ученик средней школы мог бы лучше справиться с этой задачей, если бы захотел.

Наши с Колином губы соприкоснулись на две секунды, может, на пять. Это не было каким-то глубоким дерьмом. И это было совершенно непроизвольно. Он хотел поцеловать меня в щеку, а не в губы. Если бы я не повернула голову, этого бы не произошло.

Но я также хотела, чтобы это продолжалось.

Теперь всё, что я чувствую, это смущение и сожаление.

— Я не собиралась сдаваться под залог, — я скрещиваю руки перед грудью. — Этот поцелуй абсолютно ничего не значил. Я была смущена, но только потому, что это было потрясающе. И на удивление плохо.

— Полностью согласен с этим, — говорит он. — Раньше в моей жизни были только лучшие поцелуи.

Будь я проклята, если это не пробуждает что-то внутри меня. Это не может быть ревностью, я точно знаю. Гнев, может быть? А может быть, это всё-таки ревность.

Откуда мне знать? Единственный раз, когда я испытывала ревность, она была связана с гневом. Так что, я полагаю, в конце концов, это могло быть и то, и другое.

— Но этот не самый худший, — через некоторое время добавляет Колин.

Он смотрит на меня через дверь перегородки. Его руки лежат на верхней части двери, а подбородок лежит на руках. Колин очаровательно улыбается мне и подмигивает, когда я наконец встречаюсь с ним взглядом.

— Какой поцелуй мог быть хуже?

— Средняя школа. Мой самый первый поцелуй.

— Боже мой, ты не родился засранцем с эго выше крыши? — спрашиваю я, удивленно поднимая брови, хотя большая часть моего «удивления» — фальшива.

Он улыбается мне.

— Не говори так.

— Твой самый первый поцелуй был плохим, — напоминаю я ему. — Это означает, что ты не всегда был хорош в своей игре.

— Это не моя игра, Лилибаг, — он пожимает плечами. — Поцелуи были обычным делом задолго до моего рождения.

Иногда я действительно ненавижу этого человека.

— И я, конечно, был великолепен. А она не была.

Вот он снова — мудак глубоко внутри него.

— Конечно, это всегда кто угодно, только не ты.

— Именно так.

Я прищуриваюсь, глядя на него, собираясь открыть рот, чтобы заговорить, когда слышу голоса. Голоса, которые становятся громче с каждой секундой.

— Я не хочу быть на этой сосисочной вечеринке, — говорю я Колину.

Ухмыляясь, Колин берет полотенце и оборачивает его вокруг талии, прежде чем выйти из душевой кабинки. Он подходит к моей и открывает её. По некоторым причинам эта арена, включая раздевалки, является самой красивой хоккейной ареной, которую я когда-либо видела. Эти душевые запираются. Я говорю о коде доступа, требующем блокировки.

Но это ещё не самое главное. У них здесь есть Wi-Fi. Как будто им это действительно нужно. Наверняка ни у кого нет к нему доступа, кроме хоккейной команды, конечно. Но на этой арене есть еще так много всего, что я даже не смогла бы пересчитать, если бы захотела.

— Вовремя, — я отталкиваю его руку, когда он пытается схватить меня, и направляюсь к выходу из душевой.

— На твоём месте, я бы не стал идти первым, не пропустив сначала меня, если только ты не хочешь столкнуться с… как ты это назвала? А, колбасная вечеринка.

Я вздыхаю в поражении. Вероятно, он прав. Я имею в виду, он все-таки знает свою команду лучше, чем я.

Я уверена, что этим парням наплевать на то, что они бегают голышом друг перед другом. По сути, они одна семья. Любой может это увидеть.

Колин выходит первым, я следую за ним так близко, что, держу пари, он чувствует мое дыхание на своей мускулистой спине.

Это странно, что я хочу прикоснуться к нему? Что я хочу провести пальцем по линиям его татуировок? Определенно странно.

— Кто-нибудь из вас еще голый? — спрашивает Колин, останавливаясь. Я натыкаюсь на него, задыхаясь, когда холодная вода, все еще покрывающая его тело, ударяет меня. — Лили здесь.

— Убери свой член, Грин! — я слышу чей-то крик, сопровождаемый смехом. — Ты тоже, Симмс!

Через мгновение тот же парень говорит снова.

— Ты хорош, Картер.

Колин хватает меня за руку и поворачивается лицом ко мне, чтобы улыбнуться и ведет меня обратно в раздевалку, где ребята переодеваются или раздеваются.

— Тебе не повредит оставить своего цыплёнка снаружи? — спрашивает парень с рыжеватыми волосами, посмеиваясь, проходя мимо нас с Колином. — Ты знаешь правила, здоровяк.

— Отъебись, Симмс, — Колин прогоняет Симмса. — Не обращай внимания на Джексона, он главный мудак.

— Не обращай внимания на Колина, — кричит Майлз с другого конца комнаты. Его руки создают иллюзию мегафона вокруг рта. — Я главный мудак!

По крайней мере, он честен. Я не могу сдержать смешок.

Колин ведет меня к тому, что, как я полагаю, является его шкафчиком.

— Садись, — говорит он, указывая на скамейку напротив шкафчика, которую только что открыл. Я делаю, как мне говорят, и мне становится не очень комфортно, когда на меня смотрят как минимум одиннадцать пар глаз.

Я не осмеливаюсь оглядеть комнату, поэтому мои глаза сосредоточены на полу передо мной. До тех пор, пока кто-то не садится рядом со мной и не обнимает меня за плечи.

— Пожалуйста, скажи мне, что еще какое-то время будешь его обманывать, — шепчет мне на ухо Аарон. Я уверен, что он смотрит на Колина, ожидая моего ответа. Когда я этого не делаю, он говорит мне, почему он на это надеется. — Ему будет плохо, Лилс. Каждый может это увидеть. И это весело.

Плохо?

Это совсем не хорошо.

К сожалению, но и к счастью в этой ситуации, Аарон любит подшучивать надо мной. Поэтому я отказываюсь верить его словам. Еще в старших классах Аарон много рассказывал мне о некоторых парнях, которые «плохо чувствовали» из-за меня. Это никогда не было правдой. Оказывается, Аарон в то время прошел через фазу бунта и полового созревания. Он баловался со всеми вокруг.

Но он больше не подросток, проходящий через половое созревание. Он взрослый мужчина. Более-менее вырос за свой почти двадцать один год жизни.

Краем глаза я замечаю, как полотенце с бедер Колина падает на пол. Я знаю, что он уронил его специально, чтобы одеться, но все равно это странно.

Достаточно одного взгляда в сторону, и я поймаю, как его голая задница смотрит на меня. Зрелище, которое я заинтригована увидеть, но я также не особо заинтересована в этом. Он может показать свою задницу некоторым из этих крольчих с шайбой, я уверена, что им понравится это зрелище.

— В любом случае, — Аарон откашливается, вставая со скамейки, — хорошего вечера с Картером, — сказав это, Аарон направился в душевую. Как и большинство других парней.