Страница 8 из 40
– Не ожидал! Какими судьбами? – чмокнул нас в щёки по очереди, предлагая присаживаться.
Маринка прошла к стоявшим у стены креслам, и расположилась там с удобством. Я села напротив. Так, чтобы видеть всех участников спектакля, раз уж мне подфартило попасть в партер.
– Славик, ты неважно выглядишь! Постарел! Подурнел! – протянула подруга, пристально разглядывая моего мужа.
– Не называй меня так. Я не люблю, когда сокращают моё имя, – попросил Владислав.
– А мне нравится наблюдать, как ты злишься, но ничего мне не можешь сделать. Терпи, Славик! – усмехнулась ему в лицо Маринка.
Ирина Андреевна появилась в открытом проёме, чтобы закрыть дверь в приёмную, и я заметила, как мой муж дёрнулся, подавив с себе намерение ей помочь.
– Милочка, подайте нам кофе, пожалуйста! – обратилась к секретарше Маринка тоном избалованной стервы.
Подруга щебетала ни о чём, периодически намекая, что, она в курсе планов своего мужа и Владислав слушал её, дёргаясь всякий раз на «Славика».
Прошло, наверное, минут пятнадцать, когда двери кабинета открылись, и вплыла Ирина Андреевна с напитками.
Владислав подскочил со своего места и, буквально долетев до секретарши, перенял у неё поднос. Сам донёс до стола. И сам подал нам кофе.
Маринка смотрела на это, приподняв правую бровь и ухмыляясь. А я отчётливо понимала: что бы ни говорил и ни думал себе мой муж, он уже на крючке у Ирины.
Плотно.
До самых печёнок.
Кстати, Ирина смотрела на меня. И в её взгляде было превосходство и… злость?
А злится-то отчего? Неужели Владислав ещё сопротивляется ей?
Я перевела взгляд на мужа и успела заметить его быструю нежную улыбку, предназначенную не мне.
Чёрт.
Больно!
И обидно. Я вижу откровенную манипуляцию моим мужем и ничего не могу сделать.
Потому что он не видит никого, кроме неё.
Он любит её. Или любит свои воспоминания о любви. Уже не разберёшь.
Важно, что я только раздражаю и злю Владислава. Что бы я не говорила ему или не делала, всё, буквально каждый чих обернётся против меня. Я мешаю их счастью. Я лишняя. И наш сын тоже лишний. Мой сын.
Мой мальчик, который стал не нужен. Который теперь мешает своему отцу.
И этого я Владиславу никогда не прощу!
– Славик! А отчего твоя секретарша не знает, какой кофе нужно подавать твоей жене? – вовремя Маринка влезла со своей репликой, возвращая меня в реальность.
Я больше не желала участвовать в этом спектакле и отодвинув от себя чашку, встала из-за стола.
– Нам пора, Марин. Всё, что хотела, я уже увидела, – сказала по возможности ровным тоном, не глядя на мужа.
Маринка хмыкнула, тоже встала, и мы направились одеваться в приёмную.
– Так что решил твой муж? – Владислав подавал мне одежду, спрашивая при этом мою подругу.
– Скажи, Славик, а когда к тебе приходили ребята от моего Валички говорить о делах, ты им тоже вместо секретарши, словно официант, подавал напитки? – ответила ему Маринка и покровительственным жестом похлопала его по плечу.
Я не помню, как мы выходили на улицу, как дошли до Климентьевского переулка. Меня трясло от ярости. Я думала, что документы на развод нужно подавать срочно.
Какая же дрянь эта «хорошая девочка»! И какой щеночек на поводочке мой муж.
– Подруга! Я ищу тебе адвоката. Не паникуй! И не кисни! – ухватила я последнюю фразу Маринки.
– Извини, я тебя не слушала. – повинилась и посмотрела ей в глаза. – Видела, какой чушок? Ведётся на неё так, что больно смотреть.
– Да на тебе лица нет! – воскликнула подруга. – я тебя отвлекаю уже минут пятнадцать, а ты будто замкнулась в своей скорлупе!
– Не хочу начинать развод при ребёнке. Вот отвезу Данилку к маме на каникулы и тогда развернусь во всю ширь. А сейчас никак нельзя допустить скандалов при сыне. Понимаешь меня? – спросила подругу.
– В тебе слишком много порядочности для нашего мира. За это я тебя люблю и ценю. – Маринка остановилась посредине дороги и, повернувшись ко мне, крепко обняла. – Ты не одна! Я не дам тебя в обиду!
– Я сама себя не дам в обиду, не переживай. Просто это очень больно, когда рушится построенная за десять лет семья, – тяжко вздохнула я.
– Ты мне вот что скажи, отчего ты до сих пор работаешь простым провизором? – спросила Маринка.
– После декретного отпуска так повелось. И мне было удобно два дня проводить с сыном. Да я и не хочу идти в заведующие. Честно сказать, работа волнует меня сейчас в последнюю очередь, – ответила, принюхиваясь.
Пахло шоколадом и немного жжённым сахаром. Мы с Подругой топали уже около шоколадной фабрики. Где-то рядом есть Рот Фронтовский специализированный магазин. Хочу сладостей!
Маринка, видя, как я оживлённо закрутила головой, засмеялась и, чуть толкнув меня в бок, сказала:
– Я помню, как ты любишь шоколад!
Мы ещё часа полтора, отвлекаясь от увиденной в офисе картины, закусывали неприятности конфетками и гуляли по Замоскворечью. С его сетью переулочков между бывшими купеческими кварталами это было несложно. Рассматривали многочисленные церкви. От классических колонн портика Иверской до словно сошедшего из древнерусских времён узорчатого каменного крыльца и низкой двери входа храма Николы в Пыжах, чтобы невольно кланялись при входе.
– И давай-ка к нам переходи работать. Игнатьев будет счастлив тебя видеть в своей команде. Он спрашивал меня о тебе. Сожалел, что ты не продолжила работать с ним, – Уже расставаясь увещевала меня подруга.
– Обещаю подумать!
А вечером меня ждал дома сюрприз.
Одиннадцатая глава
Владислав был дома. И вёл себя так, словно ничего и не было, словно всё у нас в семье как прежде, как раньше. Может, только чуть более экспрессивно и эмоционально, чем нужно. Они с Данилкой разворачивали в комнате новую железную дорогу с дистанционным управлением.
Что-то очень сложное и технологичное.
Данилка был очень оживлён, радовался отцовскому вниманию и с интересом занимался конструктором. Муж ползал на коленях по полу наравне с сыном. Они сооружали какой-то тоннель для прохода поезда, и рассуждали, пройдёт ли сигнал управления на двигатель паровозика сквозь материал тоннеля.
Я стояла в дверях Данилкиной комнаты и наблюдала с горечью за этой сценой. Почему-то мне в каждой фразе Владислава слышался иной подтекст.
Потеря доверия в семье подобна ржавчине или плесени. Если уж попала она на фундамент здания, то незаметно меняет всю структуру материала.
Так и мне.
Вроде бы нужно радоваться вниманию отца к ребёнку, а мне почему-то хочется чуть ли не с кулаками на него кинуться. Или вцепиться в его растрёпанную шевелюру.
Что же ты почти два месяца нам мозги полоскал, с каменным лицом вокруг нас ходил, словно чужой?
Сына от себя отталкивал.
А теперь мне больно смотреть, как Данил тянется к мужу. И обидно невозможно как.
Тем временем Владислав заметил меня и расцвёл улыбкой.
А я вздрогнула. Что это он?
– Милая, ты дома? Присоединяйся к нашему строительству! – пригласил, взмахнув рукой.
– Я… – хотела придумать повод отказаться, но глянула на Данилку, в его сияющие глаза и согласилась, – только переоденусь и вернусь. Я быстро!
Как бы я ни относилась к мужу сейчас, портить вечер ребёнку не имела права.
Переодевшись, присоединилась к строительству. Как девочке, мне доверили собирать кустики и деревья. И придумывать как можно украсить или оживить пейзаж.
Вечер закрутился, протекая временем сквозь пальцы. Это было странно.
Мы оба с мужем делали вид, что ничего не происходит, словно то, что мы сидим как можно дальше друг от друга – это случайное совпадение, а то, что мы стараемся разговаривать только с Данилкой, это тоже вполне нормальное поведение.
После, уже перед сном, Владислав подошёл ко мне в спальне, когда я сидела на кровати и устроившись рядом, протянул мне бирюзовую коробочку с серёжками. С серьжищами…