Развод. Уходи навсегда

– Что ты можешь понимать в этом? Нет уж, я сам! Но не сейчас, – вспылил он.

– Я участвовала в строительстве дома с родителями наравне. В отличие от тебя я представляю процесс и в состоянии отследить его правильность. Думаю, что о строительстве и ремонте я знаю немало и разбираюсь в этом не хуже тебя! – ответила я ему, усмехнувшись в лицо.

– Сравнила! – взъярился он, готовясь весь вечер бухтеть, что я ни в чём не разбираюсь.

– Сравнила. Ты строил сам что-нибудь? Своими руками? Или только читал об этом? – парировала я, уже понимая, что обида на несколько дней неизбежна.

Так пусть хоть обидится не просто так! Дам ему повод!

У меня не получается терпеть и молчать. Я срываюсь и зеркалю его настроение. И это так обидно, так больно, что хочется сделать больно в ответ.

И так практически каждый разговор.

Мне все труднее сдерживаться.

Кстати, отпуск свой он тоже перестал со мной обсуждать.

И планы на совместный отдых мы больше не строим. И я не заикаюсь об этих планах.

Владислав стал уклоняться от бытовых забот. Сам, по собственной инициативе он в квартире теперь ничего не делает, хотя раньше с удовольствием участвовал в семейных заботах.

При этом с преувеличенным вниманием относится к моим просьбам.

Только просить нужно определённым тоном.

И тогда он выполняет всё в точности. Ни на миллиметр не отклоняясь от просьбы.

Это… по крайней мере, странно. Словно общаешься с наёмным рабочим и чужим человеком.

Ещё он стал закрываться в ванной на щеколду.

Я утром хотела, как обычно это было раньше, влететь за тоником, пока муж в душе и напоролась на закрытую дверь и отповедь:

– Неужели нельзя пять минут подождать!

Он стал прятаться, когда разговаривает по телефону. Говорит, что по работе и уходит в другую комнату, закрыв за собой дверь. Или на балкон, несмотря на холод позднего ноября.

Но что меня больше всего злит в сложившейся ситуации, так это то, что Владислав избегает общения с нашим сыном.

Совсем.

Как отрезало.

До пресловутой командировки в Новый Уренгой они часто проводили вместе вечера, разговаривая или разбирая очередную шахматную партию. Они вместе могли пойти в спортзал, чтобы поиграть в мяч или теннис.

Мужу доставляло удовольствие общение с Данилкой.

Где теперь всё это, и как мне объяснить ребёнку, что папа больше не хочет с ним проводить время?

Как сделать так, чтобы моему малышу не было больно? Чтобы он не чувствовал себя брошенным?

Я не дура, я понимаю, что в нашу семью с ногами влезла Ирина Андреевна. Бывшая пассия. И, возможно, муж уже изменяет мне.

Я не могу больше терпеть эту неопределенность, и мне нужно поговорить с Владиславом.

Хочется подойти и спросить его: «Что же ты делаешь, милый?»

И я поговорю с ним! Готов он к этому или нет, неважно. И будь что будет!

Пятая глава

Легко сказать – поговорю.

Муж выскальзывал из разговора, словно масляный.

За два дня, что я была выходной, так и не удалось его поймать. То он очень занят на работе и приходит после девяти настолько уставший, что, чуть прикоснувшись к ужину, падает спать. То у него внезапно проснулось желание заняться с сыном. И они весь вечер разбирают какую–то шахматную партию.

Утром перед работой устраивать скандал, а это однозначно будет скандал, на глазах у собирающегося в школу сына я не буду. И Владислав это точно знает.

Сегодня я решила перед возвращением домой прогуляться по улицам города. Потому что находиться в одном помещении с мужем становится всё сложнее. Я совсем не отдыхаю в те дни, когда не работаю. С таким постоянным прессингом можно дойти до невроза.

Может быть, попить успокоительного?

Но лучше, конечно, наконец-то расставить всё по своим местам и проговорить, что меня не устраивает в моём новом муже, изменившемся до неузнаваемости.

Он постоянно, всё время придирается по пустякам. Пользуется тем, что при ребёнке я не буду отвечать, и начинает зудеть. Всё ему плохо.

Не так готовлю – пережаренное, и ему невкусно.

На следующий день – всё слишком пресное, никаких специй и он ещё не старик, чтобы есть парные котлеты.

И так постоянно. Изо дня в день.

То, что декабрь вступил в свои права, было заметно только, пожалуй, по обилию гирлянд и украшений в городе. Погода стояла вполне себе октябрьско-ноябрьская. Слякотно. Дождь со снегом и тучи на головах прохожих.

Низкое позднеосеннее небо чиркало набухшими влагой тучами по шпилям высоток, вспарывая их и наказывая дерзких людей, что понастроили всякого, холодным дождём.

Разноцветный фейерверк искусственных огоньков отгонял угрюмых исполинов, заслоняя их от беспечных прохожих.

Было сложно на душе.

Маятно.

Вот бы закрыть глаза и притворится, что ничего этого нет. Что Владислав по–прежнему любит меня, и что муж ждёт меня сейчас домой, чтобы помочь раздеться и подать тёплые носочки на усталые ноги.

Сегодня у меня был второй рабочий день. Значит, завтра выходной и можно себе позволить лечь позднее. Я решила сегодняшний вечер посвятить себе красивой. После работы, не обращая внимания на уже привычное брюзжание Владислава, поцеловав перед сном сына и пообещав ему на завтра весь свой субботний день, я устроилась в ванной. С пеной. С масочками на лицо и на волосы. С массажем и кремами на свои уставшие ножки.

У меня длинные тёмные и чуть вьющиеся волосы. Густые. Прямо шевелюра. Предмет зависти девчонок-сослуживиц на работе. Раньше моему мужу безумно нравились моя грива. Он мог перебирать её часами, любил запустить в неё свои пальцы и массировать голову мягкими, ласкающими движениями.

Как давно это было. Я уже и забыла, когда такое случалось в последний раз.

Точно перед командировкой.

Но устраивать разборки сейчас мне не хотелось.

Я выползла из ванной распаренная и разомлевшая. И застала своего мужа, разговаривавшего по телефону на балконе в одной рубашке.

Простынет же!

Абсолютно на автомате, так, как сделала бы это всегда в нашей с ним жизни, я, захватив куртку, открыла балкон и протянула ему на вытянутой руке.

Владислав ожёг меня яростным взглядом, выхватил одежду и с силой захлопнул дверь.

Псих.

Я сняла с волос полотенце и, устроившись в кресле с планшетом, стала неторопливо разбирать пряди, чтобы прочесать их влажными для лучшей укладки.

Владислав вскочил в комнату, пыхтя, словно паровоз, и швырнул мне куртку.

Она упала между нами кляксой, безжизненно раскинув пустые рукава.

– Я сам знаю, как мне удобнее выходить на балкон! – зашипел он.

– Прекрасно! Подними одежду и отнеси её на место. И извини за заботу! – усмехнулась я его истерике.

– Сама брала, сама и повесишь! – не унимался муж, – развела здесь парикмахерскую со своими волосами, невозможно пройти!

– Развела! Имею возможность. И мне есть чем похвастать в отличие от многих. Мне же не сорок лет, и можно не стричься пока, молодясь, чтобы не выглядеть как престарелая русалка с жиденьким хвостом. Мне всего тридцать с двумя крошечными хвостиками – я, дурачась, показала эти детские хвостики, захватывая пряди над ушами, и продолжила, – я могу себе позволить любую шевелюру, потому что могу и потому что это красиво!

И тряхнула головой, рассыпая волосы по спине и по креслу.

Владислав смотрел на меня, и его глаза наливались яростью.

– Ты! Ты!… Понятия не имеешь, о чём ты говоришь! Что ты понимаешь…

Оу! Я вспомнила внешность Ирины Андреевны. Эт я удачно попала.

– Не хотела специально обидеть никого. Случайно получилось! – усмехнулась я, глядя в наливающееся кровью лицо мужа.

– Я не могу! Я пришёл с работы! Уставший! Я зарабатываю тебе деньги! И вместо того, чтобы отдохнуть дома, я… – начал заводится и орать муж.

– А я бездельничала весь день? Просидела в кресле, по-твоему? И денег я в семью приношу тоже немало!