Сто тысяч миль

Довольная собой и вместе с тем понятия не имеющая, чем ещё себя занять, я засела в своей комнате. Жутко уставшая, очень хотела поспать, но как всегда не смогла. Вместо этого слонялась из угла в угол, стараясь перебороть непрошенную тревожность. И снова — не смогла. Перебрала немногочисленные вещи. Потом решила почитать. Сосредоточиться мешала то ли всё та же усталость, то ли шум, доносящийся с улицы через окно. С усилием впихивая в мозг предложение за предложением, я особенно остро ощущала, что уже забыла то, про что говорилось в начале страницы.

— Ну, нет, так не пойдёт, — недовольно заявила Октавия, привалившись к дверному косяку. — Ладно мой братец-зануда, но ты-то чего?

— Давно ты там стоишь? — подняв взгляд, удивлённо спросила я.

Землянка сегодня выглядела непривычно женственно в платье по колено вместо своего простого боевого облачения. В её распущенные волосы были вплетены белые изящные цветы. Даже глаза сияли ярче обычного.

— Минут пять, не меньше, — фыркнула Октавия и в несколько шагов оказалась рядом со мной. — У нас вообще-то сегодня праздник урожая. Весь город гуляет, несмотря ни на что. Так что вставай. Нам пора.

— Что? Нет. Какой праздник?

— Ты лицо своё видела? Тебе срочно нужен перерыв, иначе твои мозги скоро совсем спекутся. И кто потом нам будет делать крутые штуки?

— Октавия…

— Советую надеть тот голубой сарафан, что тебе подарили матери. Тебе пойдёт. Я жду внизу, — отрезала она и тут же вышла из комнаты.

Сначала я хотела захлопнуть дверь и запереться тут на ключ, но затем вдруг подумала: а почему нет? Вдруг через неделю меня сожрут в пустошах дикие кошки? Прикончит эта экзотическая зараза? Прирежут фанатики? Мало ли что может случиться. Может, это мой последний шанс позабыть обо всём? Как в те вечера на «Ковчеге». Когда нам разрешали танцевать и веселиться.

Я стянула с волос завязку, и они рассыпались по плечам и спине, снова светлые, как раньше. Провела по прядям щёткой, расчёсывая, а затем опустила взгляд на свой невзрачный свободный комбинезон. Что ж. И так неплохо. Но сарафан — значит сарафан. Драпированная ткань приятно легла на тело, широкий пояс крепко обвивал талию, расклешённую юбку в пол рассекал длинный разрез до середины бедра. Брошка отлично подошла к наряду по цвету, и я лишь на секунду задумалась, что именно творю, чтобы потом тут же откинуть эту мысль в самый дальний угол сознания. Ещё никогда я не делала таких глупостей, и мне почему-то безумно нравился процесс.

— Ну, вот, другое дело! Я же сказала, что тебе пойдёт, — с улыбкой бросила Октавия, когда я спустилась. — Хотя пару раз я уже думала, что ты там уснула.

— Я пыталась, — пожала плечами я, шагая вслед за землянкой. — Но тут слишком шумно.

Сумерки уже почти уступили место ночной темноте. Улицы сияли тёплым светом фонариков. Между зданиями висели протянутые гирлянды, а вдоль них на верёвках были натянуты цветные флажки. То и дело раздавались звуки музыки или звонкие песни. У многих дверей стояли корзины, полные овощей и фруктов. Октавия объяснила, что они стоят там в знак радушия хозяев. Любой мог взять еду из корзины или зайти на ужин в этот дом, и никто не посмел бы выгнать гостя. Праздник урожая, знаменующий конец лета — это праздник единства, взаимопомощи и поддержки.

На площади у башни пиршество было в самом разгаре: песни, танцы, столы с шумными компаниями, всё те же гирлянды, натянутые, будто решётчатая крыша. Только здесь они светились десятками маленьких электрических лампочек. Казалось, что сами звёзды встали в ряд на ночном безлунном небе.

— Ребята, смотрите, кого я к нам привела, — довольная собой, Октавия скользнула к одному из столиков. Под изучающими взглядами стало неловко, но несколько знакомых лиц я всё же разглядела и немного расслабилась. Махнула рукой командирам Линкольну, Райдеру и Индре, неуверенно усаживаясь на широкую лавку рядом с ними.

— Что будешь? — спросила Октавия. — Вино? Эль? Чего покрепче?

— Я не…

— Перерыв, помнишь? — оборвала она, не дослушав, и поставила передо мной кружку с бордовой жидкостью. — От вина никто ещё не умер.

— А если и умер, то это точно не самая худшая смерть, — насмешливо заметил Райдер. — Предлагаю выпить за это. А следующий тост — за нашу гостью.

Я сделала первый глоток сладкого напитка и даже не вспомнила, что Протокол запрещал это по весьма очевидным причинам. Когда начинаешь делать глупости, то в процессе уже крайне трудно остановиться. Шутки стали казаться смешнее, музыка — веселее, мир — ярче, пусть теперь немного нечёткий. За нашим столом сидели как командиры, так и обычные разведчики. После очередной кружки начались странные и во многом отвратительные истории, от которых меня разбирало совершенно дурацкое хихиканье. После каждой компания за столом взрывалась хохотом и сыпала подколами в сторону друг друга. Стоило признать, что всё это было довольно забавно.

— А ты чего молчишь, а, дорогая гостья? — после очередного тоста спросил у меня командир Райдер. — Не надоели наши байки? Расскажи-ка нам что-то про ваш этот космос.

— О, нет. Не стоит. Давайте лучше о чём-то приятном, — отмахнулась я.

— Тогда о себе расскажи, — не растерялся он.

— Я сейчас знаю только то, что мне, наверное, хватит, — кивнула на кружку я, чувствуя приятное головокружение.

— А, по-моему, в самый раз. Я бы даже долил!

— Ого! Какие люди! — внезапно воскликнула Октавия, глядя на кого-то за моей спиной. — Сейчас испортит нам вечеринку. Помяните моё слово!

— И что это вы тут устроили? — Я сразу узнала этот голос. Обернулась. Приподняв одну бровь, Беллами окинул скептическим взглядом всю шумную компанию и остановился на мне. — Октавия, какого чёрта? А остальные? Вы зачем напоили наш мозг операции?

— Ой, да брось ты, мы учим девочку веселиться. Совсем уже закисла там со своими занудами, — фыркнул Райдер с добродушной усмешкой. — А тут смотри. Она даже улыбается! Странно, но почему-то рада тебя видеть. Похоже, я в самом деле налил ей лишнего!

Рада видеть? Я? Да с чего бы? Только решив возмутиться, я поняла, что правда улыбалась. Ох, чёрт. Проклятое вино!

— Ты можешь сесть рядом с нами, братец, раз уж решил отлипнуть от своего нового… как его там… точно! Планшета, — с улыбкой предложила Октавия, кивая в сторону свободного места на лавке.

Закатив глаза, Беллами подчинился. Скептически наблюдал за новым кругом тостов и баек, пока я изо всех сил пыталась на него не смотреть. Зачем только пришёл, если не собирался веселиться со всеми?

Когда начались всеобщие увеселения, Октавия потащила туда всю нашу компанию. Я не смогла отказаться: в очередной раз поддалась на её уговоры. Всем дружным сборищем мы влились в огромный хоровод на площади, завертелись, и кружились, кружились под весёлые мелодии уличных музыкантов. Я снова улыбалась — от этого болели щёки. Танцевала, пока в горле не пересохло от быстрого ритма. Ух. Так жутко хотелось пить.

Я направилась обратно к нашему столу. По пути поправила спутавшиеся волосы. Ноги стали какие-то ватные. Кружилась голова, когда я смотрела на проплывающую мимо задорную толпу. И откуда в них бралось столько сил? Один только Беллами сидел всё там же, взирая на этот праздник жизни со снисходительным спокойствием.

Ещё не успев усесться и хоть сколько-нибудь подумать, я зачем-то спросила:

— Ты принципиально не танцуешь?

— А ты приглашаешь? — усмехнулся он, будто бы только этого и ждал.

— Я? Что? Нет!

— Наконец-то хоть кто-то меня позвал. Теперь я просто обязан сделать тебе одолжение и согласиться.

Я недовольно нахмурилась: какое ещё одолжение? Но вместо возражений к горлу подкатила всё та же странная робость, когда Беллами поднялся, шагнул ко мне и подал руку. Я смотрела на неё, не шевелясь. Сомневаясь. Волнуясь. Наверное, слишком долго. Не дождавшись моего ответа, он почти опустил ладонь. Я успела её перехватить в последний момент, отчего-то испугавшись упустить что-то, чего даже не понимала. В ответ он удовлетворённо усмехнулся, кивнул в сторону людной площади и повёл меня за собой, уверенно лавируя между весёлыми компаниями. Некоторые оглядывались вслед. Кто-то провожал долгим взглядом. Девушки. Да половина не сводила с него глаз! Никто, значит, не звал его на танцы. Как же! И не стыдно же было прибедняться? Я была готова поставить что угодно, что тут прежде целая очередь стояла. Ну и пусть. Мне-то какое было дело? Боги!