Дрок

В те дни, когда отель пустовал, хозяйка усердно занималась воспитанием своего слабохарактерного мужа и мало заботилась о служанках. Мариетта пользовалась этими днями и, под предлогом какой-нибудь маленькой покупки, целыми часами бродила по крутым, неровно вымощенным улицам городка, по веселой, повиснувшей высоко над морем пьяцце, смотрела и слушала. После родной деревни даже этот крохотный городок казался ей большим и шумным. А, ведь, она была еще очень молода и очень любила жизнь.

На пьяцце Карло встретил Мариетту совершенно случайно, -- и этот случай так ему понравился, что рыбак решил на будущее время оказывать судьбе некоторое содействие.

Хозяйка была довольна тем, что характер обычного торга на дворе отеля несколько изменился. Правда, рыбак задерживался на этом дворе еще дольше, чем прежде, -- но совсем не так уже твердо отстаивал свои цены. В сущности, он просто передавал хозяйке с рук на руки весь свой улов, а затем принимался беседовать с Мариеттой.

-- Здесь слишком людно! -- сказал Карло во время одной из прогулок по пьяцце. -- И нельзя ни о чем поговорить по душе, потому, что так и кажется, что каждый мальчишка засматривает тебе прямо в рот... Не пройтись ли нам куда-нибудь подальше?

-- Правда, здесь слишком людно! -- согласилась Мариетта -- А шумят так, словно моя хозяйка, когда она ссорится с мужем. Мы можем пройти куда-нибудь за город... Только не слишком далеко, конечно!

И с этого дня они показывались на пьяцце только по воскресеньям, когда там грохотал городской оркестр. Им больше нравились крутые, наскоро проложенные тропинки, безлистные виноградники и пахучие апельсинные сады. Тут никто не мешал говорить, о чем угодно, и никто не перехватывал чужих взглядов и улыбок.

Было тихо и спокойно, и солнце грело временами, почти, как летом, но весна еще не пришла. На безлистных прутиках дрока едва только обозначились цветочные почки -- совсем ничтожными зелеными бугорками. А с севера то и дело налетал сердитый трамонтано, накидывал на монте-Соларо зыбкую туманную пелену, пенил холодное море и злобными горстями бросал со скал в сады и рощи соленую пыль и мелкий острый щебень. Весна еще не пришла.

Недели текли быстро, а глиняная копилка наполнялась медленно. Мариетте, впрочем, некуда было торопиться. Ей только было немножко стыдно, что она чувствует себя такой счастливой вдали от родителей и родной деревни.

Трамонтано стихал. Ничтожные зеленые почки наливались и пухли.

Мариетта хорошо запомнила. Это случилось на тропинке, которая проложена вокруг Телеграфной скалы, неподалеку от каменной скамейки, поставленной для форестьеров, -- чтобы они могли сидеть, отдыхать и наслаждаться видами.

Не доходя шагов десяти до этой скамейки, Карло остановился, посмотрел себе под ноги так внимательно, словно потерял иголку, и сказал:

-- Мне приходится ехать в Америку, Мариетта! Рыбаков здесь больше, чем рыбы. А у меня есть мать и маленькая сестренка... До сих пор мать и сама кое-что зарабатывала, но теперь ее совсем свалил с ног ревматизм.

Мариетта выслушала его совсем спокойно, потому что не сразу поняла, в чем дело. Она не знала еще, что прекрасное здание счастья можно выстроить только на сыпучем песке.

-- Ведь, море такое большое... Неужели оно не может прокормить всех, кто только захочет трудиться?

-- Нет, Мариетта! Я -- неплохой рыбак и выезжаю на ловлю в такую погоду, когда все другие лезут под теплое одеяло, -- и все-таки мне трудно прокормить троих. И, кроме того, мне совсем не хочется всю жизнь провести таким жалким бедняком. В Америке способный и крепкий человек может разбогатеть очень быстро, потому что каждая серебряная лира там величиной с хорошие карманные часы. И, ведь, я не останусь там навсегда! Я накоплю достаточно денег и вернусь. Тогда передо мной не будет драть нос всякий кабатчик или отельная хозяйка.

-- И это... скоро?

-- Нужно торопиться. Эмигрантский пароход уходит из Неаполя на той неделе.

-- Что же, Карло... Если так нужно -- счастливого пути! Я только никогда не могла бы подумать...

-- Что?

Карло все еще не поднимал глаз, -- и Мариетта тоже не хотела смотреть на своего спутника, потому что у глаз есть свой особенный -- и слишком болтливый -- язык. Девушка отвела глаза в сторону и посмотрела на густые заросли дрока, обступившие каменную скамейку. Посмотрела и негромко вскрикнула, и схватила за руку удивленного рыбака.

На одной из серых тоненьких веточек сидел золотой мотылек. Это был первый цветок дрока, первый из миллионов, которые скоро покроют весь остров. И при взгляде на него у девушки вдруг так больно и томительно сжалось сердце, и застучало в висках, а светлый день померк. Шатаясь, она кое-как добралась до каменной скамейки.

-- Счастливого пути, Карло... Счастливого пути...

Нежданные слезы -- самые горячие. Они потекли обильно и обожгли руку рыбака. Может быть, в другое время он просто переждал бы несколько минут, или наговорил бы несколько обычных, жалких слов утешения, -- но, ведь, дрок зацветал. Карло не мог ждать и поторопился осушить эти горячие слезы, -- как умел.

-- Но, ведь, уже на той неделе... на той неделе уходит пароход, Карло...

-- Он отлично уйдет и без меня... Видишь ли, я люблю тебя, -- а это очень меняет все дело! Оказывается, я не могу жить без тебя... Ну, вот, просто не могу -- и только!

-- И ты не уедешь?

Разумеется, он не уехал. На одну чашку весов он бросил всю Америку, эту волшебную страну, куда уехало уже так много его товарищей и родственников, и где серебро гребут горстями, бросил мечты о богатстве и о новой свободной жизни. На другой чашке были одни только поцелуи Мариетты -- и все-таки они перетянули. Правда, они были достаточно горячи, эти поцелуи, а дрок с каждым днем расцветал все гуще. Кое-где первые робкие мотыльки слились уже в сплошной золотой узор, -- и после полудня влажный и теплый воздух наполнялся уже сладким медвяным запахом.

Хозяйка нередко бранила теперь Мариетту за невнимательное отношение к своим священным обязанностям. Эта брань доводила девушку до слез, -- совсем не таких, какие лились у каменной скамейки, -- но Мариетта плакала молча и терпеливо. Она готова была вынести даже побои, только бы почаще видеться с Карло.

Хозяйкин муж по-прежнему злоупотреблял неразбавленным каприйским вином, но это не мешало ему хорошо понимать жизнь.

-- Ну, ну! -- говорил он Мариетте после столкновений с хозяйкой. -- Тут уж ничего не поделаешь! В эту пору года вы все, девчонки, начинаете понемножку сходить с ума, -- и, право же, это отличная пора... Жена и сама когда-то... Черт меня возьми, если мы не женились по любви. И тогда вот точно так же цвел дрок... А за всякое удовольствие приходится расплачиваться наличными... Ты думаешь, мало мне достается за каждую лишнюю фиаску?

И Мариетта находила, что если она и расплачивается, то, во всяком случае, не слишком дорогой ценой. Постояльцев в отеле прибавилось и свободного времени оставалось мало. Тем драгоценнее были короткие часы свиданий.

Карло был неглуп и деятелен, и не в его характере было проводить эти часы в одних только поцелуях. Отъезд за море он отложил на неопределенное время, но все-таки делился с Мариеттой мечтами о будущем, и иногда его разговор был похож на красивую сказку, которую можно слушать бесконечно, не скучая и не утомляясь. Мариетта слушала, затаив дыхание, а потом бросала в лицо рыбаку пригоршни золотых пахучих лепестков и говорила, смеясь и плача, и замирая от любви:

-- Ты -- самый умный, самый красивый, самый богатый... Нет никого на всем свете лучше тебя, Карло!

А Карло, польщенный, снисходительно улыбался, обнимал девушку и заглядывал ей в самую глубину зрачков, -- и в эти минуты Мариетта чувствовала, что нет ничего, в чем она могла бы отказать своему возлюбленному. Рыбак не останавливался на малом. Он хотел всего.

О женитьбе пока еще нечего было думать, Рыбак доказал это Мариетте с самой неопровержимой ясностью. Нет, нет, они оба не для того созданы, чтоб плодить нищих и изнемогать от самой неблагодарной работы. Рано или поздно он добьется своего, -- и тогда совсем другое дело. А пока -- пусть Мариетта верит. Он никогда не забудет и не обманет ее, даже если бы им пришлось расстаться на некоторое время.