Страница 84 из 87
Рассказ Вацлава Кайдоша «Курупиру» — совмещение экзотической приключенческой истории с политическим памфлетом. Это — предупреждение, ставящее читателя перед проблемой живучести зла и его силы. Сила эта заключается в том, что преграды, стоящие на пути ко злу у честного человека, преграды моральные — совесть, честь, понимание ответственности перед другими людьми — ничто для преступника, стремящегося к своей цели, в данном случае для престарелого фашиста, пережившего вскормившую его систему, но сохранившего в сердце ненависть и подлость. Казалось бы, старый профессор не может представить собой угрозу для наших дней. Но, предупреждает писатель, не надо успокаивать себя: зло изобретательно и живуче. Выход один — бороться с ним прежде, чем оно наберет силу.
Иван Изакович пишет о контакте. О контакте между одиноким, исчезнувшим при загадочных обстоятельствах яхтсменом и инопланетной цивилизацией. Мы много говорим и пишем о гипотетических возможностях контакта с иной цивилизацией, забывая порой о том, что если такой контакт случится, он не означает автоматически галактического братства и взаимопомощи, как нам того хотелось бы. Увы, даже на нашей планете мы далеко не всегда можем достичь взаимопонимания. Поэтому любой фантастический рассказ о контакте, если это настоящая литература, а не поделка на популярную тему, должен вести к раздумью о смысле контакта и его возможностях. Именно такой путь избрал Иван Изакович в рассказе «Одиночество». Он дает нам возможность заглянуть во внутренний мир героя, которому предстоит одному, без помощи извне, решить для себя проблему, найти выход из одиночества индивидуума и тем самым — из одиночества человечества во Вселенной.
В заключение мне хотелось бы сказать несколько слов о рассказе, который снова возвращает нас к теме человеческого одиночества, отношения человека с себе подобными, чтобы показать, насколько по-разному можно подойти к решению этой проблемы. Я имею в виду рассказ Мартина Петишки «Дерево», написанный по законам и на уровне большой прозы. Человек стал деревом. И для нас неважно, как это случилось. Он был одинок до того, он стал одинок еще более, так как врос корнями в землю, потерял способность двигаться, утратил голос. Конечно, он может найти, вернее, постараться найти смысл в «яблоневом существовании», в заботе о зреющих на его ветвях яблоках. В этом ирония автора, ибо, пока профессор Кесслер был человеком, вопросы потомства его не беспокоили. Но абсолютное, идеальное одиночество дерева, как отражение абсолютного человеческого эгоцентризма заставляет человека расплачиваться… Сделал ли он вывод из возвращения к людям? Мне кажется — да.
Те примеры, которыми я позволю себе ограничиться, позволяют утверждать, что в сегодняшней Чехословакии у Карела Чапека есть наследники, разные и многочисленные. Продолжение традиций Чапека не означает копирования его произведений или подражания стилю. В чехословацкой фантастике радует ее многообразие. Если говорить о направлении, а не заимствовании, то юморески Збинека Черника о профессоре Холме ближе других к чапековскому восприятию парадокса, к чапековской интонации. Другие писатели в поисках адекватности современной теме ищут иные пути выражения. И пусть мастерством и талантом они еще не во всем сравнялись с человеком, столь много давшим мировой литературе и столь возвысившим в глазах читателей всего мира чехословацкую литературу, но в сумме своей писатели-фантасты ЧССР представляют заметный отряд во всемирном сотовариществе фантастов. Главное — они создают, повторяя слова Чапека, «не умозрительную картину отдаленного будущего, а зеркальное отражение того, что есть в настоящий момент и в гуще чего мы живем».
Кир Булычев
Онджей Нефф.
Несколько слов о современной чешской и словацкой фантастике,
послесловие
Исторически чешская и словацкая фантастика не так глубоко уходит корнями в прошлое, как это можно видеть у других народов, в частности, русского, французского, английского, немецкого. Это объясняется тем, что политическую самостоятельность Чехословакия получила лишь в 1918 г.: население Чехии находилось в зависимости от габбсбургской монархии почти 300 лет, а словацкий народ был лишен национальной независимости фактически тысячелетие. Поэтому не удивительно, что формирование словацкой фантастики происходило лишь в 20-х годах нынешнего столетия. Что же касается чешской литературы, то там проникновение фантастических тем отмечалось уже в начале прошлого века (Вацлав Родомил Крамериус, Йозеф Иржи Колар). В середине XIX в. среди чешских писателей и журналистов были популярны имена Якуба Арбеса и Святоплука Чеха, которые в своих произведениях нередко обращались к фантастике, точнее, к сатирическому мотиву в фантастике. Романы, написанные С. Чехом в 80-е годы о приключениях пана Броучека, хорошо известны не только в Чехословакии, но и далеко за ее пределами.
В начале текущего века появляются новые имена чешских фантастов, среди которых в первую очередь надо назвать Карела Чапека, по праву считающегося основоположником чехословацкой фантастики. Творчество Чапека хорошо известно советскому читателю. Он неоднократно издавался в СССР. Вероятно, многие знают, что именно Чапек ввел в обиход слово «робот». Продолжателем своеобразной манеры письма, сочетающего в себе элементы фантастики и реальности, которая была характерна для Арбеса, можно считать Яна Вайсса. Его произведения также известны советскому читателю.
Вторая мировая война и оккупация Чехословакии немецкими фашистами прервала развитие научно-фантастического направления в чехословацкой литературе, но затем фантастика получила в стране «право гражданства». В послевоенный период завоевали популярность приключенческо-фантастические романы крупного ученого, академика Франтишека Бегоунека, а также произведения Яна Вайсса. В 50-е годы с большим интересом читаются в Чехословакии рассказы Владимира Бабулы, популяризатора советской науки и техники.
В 60-70-е годы наиболее читаемым писателем-фантастом в Чехословакии стал Йозеф Несвадба, которого, наряду с Арбесом, Чапеком, Вайссом, относят к классикам чешской фантастики. Произведения И. Несвадбы неоднократно переводились и на русский язык (сб. «Мозг Эйнштейна» и др.). После продолжительного (почти двадцатилетнего) перерыва писатель вновь вернулся к фантастике, хотя в основном его произведения выходят за рамки этого жанра литературы.
Последнее десятилетие оказалось наиболее плодотворными для развития чехословацкой фантастической литературы. Появилось много новых имен. Особым уважением читательской аудитории пользовался Людвик Соучек (1926–1978). Его перу принадлежит 14 книг. В 1985 г. посмертно вышел из печати сборник его рассказов, в котором представлены и не опубликованные при жизни произведения.
К тому же поколению чешских фантастов относятся Вацлав Кайдош и Ярослав Зика. В последние 10–15 лет одним из ведущих писателей-фантастов становится Ярослав Вейс, журналист по профессии, популяризатор науки и техники. Его сборники фантастических произведений («Эксперимент для третьей планеты», 1976; «Шкатулка Пандоры», 1979; «Море времени», 1985) известны не только в ЧССР, но и в других странах. Именно Я. Вейс основал в 1979 г. Клуб фантастов при математическом факультете Карлова Университета в Праге, целью которого была пропаганда фантастики как жанра литературы. Вместе с Войтехом Кантором, ответственным за специальную серию «13» в издательстве «Млада фронта» (Прага), Вейс обеспечил издание сборников этой серии, включив в них произведения молодых авторов-фантастов (Черник, Чигарж и др.). Новое поколение фантастов ЧССР в своих произведениях опирается не только на традиции национальной фантастики, но и использует опыт прогрессивных зарубежных авторов. Среди самых молодых чешских писателей-фантастов заслуживают упоминания Любомир Махачек, в известной мере придерживающийся манеры письма Чапека, Ладислав Салаи, пишущий юморески, Людмила Фрейова и Яна Моравцова — мастера психологического повествования и др.