Страница 82 из 87
Знаменитый чешский писатель Карел Чапек получил письмо из Москвы от Максима Горького с просьбой ответить, как у него прошел день 27 сентября 1935 года. Вечером того же дня он ответил: «Сегодня я кончил последнюю главу своего утопического романа. Герой этой книги — национализм. Действие весьма просто: гибель мира и людей. Это отвратительная глава, основанная только на логике. Да, это должно так кончиться: «Ничуть не космическая катастрофа, а только соображения государственные, экономические, престижные и т. д. Против этого нельзя ничего сделать» (то есть поскольку эти соображения пользуются признанием). Сатира — самое плохое, что человек может сказать людям, — это значит не обвинять их, а только делать выводы из актуальной действительности и мышления».{31}
Последняя глава «Войны с саламандрами» (а именно этот роман Чапек завершил в 1935 году) не только перекликается с картиной мира, обрисованной в книге Горького и Кольцова, но и продолжает повествование в трагическое будущее. Книга пророчески актуальна. И осталась актуальной по сей день.
Существует широко распространенное заблуждение, будто научная фантастика — это как бы отрасль научнопопулярной литературы с креном в прогностику. Писатель-фантаст должен вроде бы изобретать на бумаге новые машины или технологические процессы, подсказывая инженерам, чем им следует заниматься. Мне приходилось видеть списки «открытий» Жюля Верна и Герберта Уэллса. Но я глубоко убежден в том, что ни один фантаст ничего не изобрел. Потому что это — не его дело. Даже в конце прошлого века научная деятельность и изобретательство требовали специальной подготовки. Сегодня претензии на открывательство звучат совсем уже несерьезно. Разумеется, возможны ситуации, когда писатель имеет вторую профессию и в рамках ее может прогнозировать определенные тенденции прогресса. Например, Иван Ефремов в одном из рассказов описал открытие кимберлитовых трубок в Якутии. А через несколько лет там и в самом деле были найдены месторождения алмазов. Ничего удивительного: Ефремов был профессионалом-геологом, он работал в Якутии и знал, что вероятность нахождения алмазов диктуется геоморфологической структурой района. Но писателя Ефремова интересовали проблемы иные человеческие. Как и Жюля Верна.
Если говорить об изобретениях, то, как принято считать, наиболее известное из них принадлежит тому же Карелу Чапеку — он изобрел роботов. В действительности же роботов изобрели инженеры. Чапек создал образ.
Ни один человек не смог бы достичь Марса способом, который предложил Алексей Толстой. Хотя бы потому, что ни читатель, ни сам Алексей Толстой не знали, каков состав топлива, доставившего на Марс инженера Лося. Никто не смог бы построить механического робота по описанию Чапека. К счастью, писателей это не интересовало. Им важно было рассказать о своих современниках, о проблемах, которые занимали и мучили их самих. Роман Алексея Толстого «Аэлита» — это отражение проблем, вставших перед людьми, совершившими революцию и преодолевшими годы гражданской войны, когда вдруг обнаружилось, что надо внутренне перестраиваться, что всемирная революция пролетариата откладывается на неопределенный срок. Потерпели поражения революции в Баварии и Венгрии. Потерпела поражение и революция на Марсе. Но остались люди, остались их идеалы, остались надежды. Роман Алексея Толстого был современен, реалистичен, каким бы фантастическим ни казался его антураж. И дожил он до наших дней только потому, что это роман о людях, о чувствах, что не устарели, и стремлении к мечте, которая осталась с нами.
Возвращаясь к Чапеку, человеку, определившему развитие современной чехословацкой и во многом мировой фантастики XX века, следует повторить, что он был истинным фантастом — то есть писателем, посредством фантастических образов рассказывающим всегда и только о проблемах окружающего его общества. Вот что сам Чапек писал о романе «Война с саламандрами»:
«Критика сочла мою книгу утопическим романом, против чего я решительно возражаю. Это не утопия, а современность. Это не умозрительная картина некоего отдаленного будущего, но зеркальное отражение того, что есть в настоящий момент и в гуще чего мы живем. Тут дело не в моем стремлении фантазировать… мне важно было показать реальную действительность. Ничего не могу с собой поделать, но литература, не интересующаяся действительностью и тем, что действительно происходит на свете, литература, которая не желает реагировать на окружающее с той силой, какая только дана слову и мысли, — такая литература чужда мне».{32}
Творческая эволюция Чапека так неразрывно связана с судьбой Чехословакии, да и всей буржуазной Европы в межвоенные годы, что понимаешь — ни один писатель-реалист не смог бы так точно и драматично отразить перипетии эпохи. Изумительный, бурный, порой озорной «Кракатит» полон споров и сомнений о смысле власти и относительности всесилия науки. «Война с саламандрами» — осознание того, что грозит миру, и предупреждение, вызванное пониманием беспомощности Чехословакии перед витающей в воздухе угрозой фашистской агрессии. «Белая болезнь» — это уже попытка борьбы с фашизмом, который встал у дверей. Чапек ненавидел фашизм и сам был ненавистен фашистам. Смерть спасла его от концлагеря и казни: фантаст-гражданин — опасный враг для фашизма и тоталитаризма. В его руках могучее и острое оружие — гипербола. Он может показать мир под увеличительным стеклом воображения, когда микроб, еще не вызвавший смертельную эпидемию, ничтожный на вид, становится страшным и очевидным. Чапек может образно доказать, как наши сегодняшние отношения, увиденные в свете отношений с этой угрозой, ведут к беде.
В ранних своих романах Чапек предупреждал, предостерегал, но не был трагичен. В последних он нарисовал трагические картины.
Фантастика — это не жанр, как порой принято говорить. Фантастика включает в себя любые жанры, от бурлеска и сатиры до детектива, психологической драмы и высокой трагедии. Фантастика — это способ видения мира под тем особым углом зрения, что превращает неочевидное в явное, муху в слона. Но только при условии. что эта муха и в самом деле таит в себе слона.
Трагизм Чапека был вызван трагизмом эпохи. Вместе с тем он сохранял надежду на окончательную победу добра. Карел Чапек неповторим, как неповторимо его время.
Сегодня времена иные. Нет фашизма, он — вчерашний день Земли. Но есть его последыши, которые, сменив этикетку, благоденствуют. Есть угроза миру, о масштабах которой даже такой фантаст, как Чапек, догадаться не мог. Но есть и иные силы на планете, которые противостоят угрозе войны. Изменилась и Чехословакия. Пришли иные писатели.
Что же представляют собой наследники Чапека?
Для любого зарубежного читателя чехословацкая фантастика неизбежно связана с именем Карела Чапека. Как польская с именами Ежи Жулавского и Станислава Лема. На самом же деле, это, разумеется, упрощение. В литературе Чехословакии можно отыскать и иных авторов, которым не чужд своеобразный, фантастический взгляд на мир. В конце концов и Ярослав Гашек во многом фантаст. Его Швейк существует в мире гиперболизированном, уродства которого доведены до гротеска, и борется с этим миром своими, фантастическими способами.
Но стереотипы существуют — от них никуда не денешься. Вряд ли сейчас кому-нибудь придет в голову мерить советскую фантастику только по Алексею Толстому или только по Михаилу Булгакову, ибо много было у нас больших писателей и очень разных. Чапек уникален. Не только в чешской, но и в мировой литературе он знаменует собой особое направление. При этом он остается писателем национальным, существование его вне Чехословакии немыслимо. Неудивительно, что фантастика ЧССР мерится по Чапеку, а современных фантастов Чехословакии можно считать наследниками писателя. И, право же, это неплохое наследство, стыдиться его не следует.
Но сейчас нам интересно не признание этого феномена, а реальное выражение в новой исторической обстановке принципов Карела Чапека: злободневности, гражданственности и человечности.