Любовь на Рождество

— В моё время молодая женщина, достигшая брачного возраста, не стремилась заводить с мужчинами дружбу, — приговаривает бабушка, — для чего нужен мужчина, если не для того, чтобы сделать его мужем?

Бабушкина философия явно из прошлого века, но я должна признать, что она может иметь свою обоснованность. Бывают дни, когда даже мне современные отношения между мужчинами и женщинами кажутся довольно сложными и трудно интерпретируемыми.

— Бабушка, я живу в эпоху, когда правила игры полностью изменились… — пытаюсь прервать её речь.

Но, если такое возможно, это ещё сильнее разжигает её.

— Ошибка вашего поколения в том, что вы спите со всеми подряд без всяких предварительных обоснований. Дорогая моя, даже в моё время мужчины никогда бы не женились, если бы женщины отдавались так быстро! Мы были намного умнее: ты хочешь, чтобы я была в твоей постели? Тогда сначала женись на мне, — торжествующе выговаривает она.

За столом воцаряется гробовая тишина. Уверена, все они размышляют над тем, как лучше поступить в данной ситуации. Притвориться, что не слышали, или посмеяться?

Мама, которая в момент нравоучения хотела налить себе воды, не успевает вовремя остановиться и заливает скатерть.

— Проклятье! — восклицает она, полная гнева, что выставила себя в плохом свете. — Мама, как тебе пришло в голову сказать что-то подобное? — шипит она, пытаясь как-то стереть следы катастрофы.

Но бабушка не теряет хладнокровия.

— Ну, кто-то же должен был это сделать. Что ты хочешь, чтобы она осталась старой девой на всю жизнь?

Синьора Мантовани кашляет, чтобы привлечь к себе внимание.

— Не волнуйтесь, дорогая синьора, очевидно, ваши внучки вполне способны надеть кольцо на палец, — говорит она, мрачно глядя на мою сестру, которая улыбается ей с изящной невинностью.

Рядом со мной Джулио едва сдерживается, чтобы не разразиться смехом. Ему даже приходится использовать салфетку, делая вид, что вытирает рот, чтобы скрыть своё веселье. Я бы тоже посмеялась, если бы не была активным участником дискуссии.

Кто знает, почему мужчина за тридцать вполне может считаться золотым холостяком деревни, а женщина, которой ещё не исполнилось тридцать, обязательно должна искать спутника жизни. Чувство несправедливости возмущает меня настолько, что начинаю провокацию, более решительную, чем обычно (а я отточила искусство издеваться над этими людьми).

— Вот, весь этот опыт заставил меня задуматься, и я на самом деле уверена, что мне стоит попробовать альтернативный путь, — загадочно говорю я.

— Религия? — спрашивает синьора Мантовани даже без завуалированного сарказма.

— Нет, скорее я подумала о том, чтобы попробовать встречаться с женщинами, — отвечаю я совершенно серьёзно.

Мама, перешедшая от воды к вину, яростно глотает огромный глоток красного и сильно кашляет.

— Что? — встревоженно восклицает она, расширив глаза.

Бабушка, напротив, смотрит на меня с выражением человека, который на это вообще не купится. К счастью, синьора Мантовани, кажется, глотает наживку и на мгновение она почти расслабляется. Это впервые с тех пор, как я ступила на порог дома моих родителей. Знай я, что требуется так мало, заявила бы об этом раньше.

— О, ну, почему бы и нет? В наше время есть самые разные пары… — уверенно заявляю я, отмахиваясь от темы.

Затем я перевожу взгляд на Джулио, который смотрит на меня почти с восхищением оттого, что мне удалось обмануть его мать. На мгновение я чувствую его своим сообщником. Чувство странное и сильное, потому что, хотя Джулио не очень разговорчивый человек, у него есть способ общения, который не нуждается в словах.

И снова я понимаю, что он в обезоруживающей физической форме. А у меня кружится голова. Его глаза, в частности, слегка раскосые, для меня словно магнит. Я должна отвести взгляд, чтобы его мать снова не встревожилась. Ещё несколько мгновений, и я сделаю это…

Ладно, ещё пару секунд…

— Что вы делаете на рождественские каникулы? — спрашивает синьора Мантовани, когда я освобождаюсь от чар глаз Джулио. Мне не совсем понятно, к кому она обращается.

— Мы с Элизой хотели использовать выходные дни для лыжного отдыха, — робко говорит Риккардо, который осмелился сломать лёд.

В выражении лица дорогой мамочки не появилась ни радость, ни одобрение.

— Элиза? Ты уезжаешь в рождественскую неделю? — взволнованно добавляет моя мама, которая уже начала планировать меню на праздники. Она известна своей маниакальной организацией событий.

— Вот… — пытается тянуть время сестра, которая бросает недобрый взгляд на своего мужа, виноватого в раскрытии их планов. Становится понятно, она нацелилась на внезапный побег. — Для Риккардо так много значит…

Одна из вещей, которой я меньше всего завидую в супружеских парах, — это внезапная необходимость угодить не одной семье, а сразу двум. Мне кажется, что игра проиграна уже в самом начале. По опыту Элизы я понимаю: какая чушь утверждение, что не выходят замуж и за семью партнёра… Тот, кто осмеливается так говорить, наверняка выбрал себе в мужья сироту.

— Риккардо, — раздражённо восклицает синьора Мантовани, — ты не можешь даже думать, чтобы так подшутить над нами. Рождество предназначено для того, чтобы быть вместе. Вы всегда можете уехать позже.

Он начинает потеть и ёрзать на стуле.

— Я пытался, но на работе меня поджимают сроки и нужно вернуться в офис уже 2 января, — объясняет Риккардо.

Обе матери в данный момент не выглядят очень понимающими, если судить по их хмурым выражениям. В частности, синьора Даниэла, как мне кажется, находится на грани навязывания своей высшей воли, когда на помощь брату спешит Джулио.

— Я тоже мог бы присоединиться к вам. На первую неделю января у меня запланирована деловая поездка, и мне очень хотелось бы организовать что-нибудь до этого.

Очевидно, кто держит скипетр власти в семье Мантовани, потому что его мать сразу же меняет выражение лица.

— Конечно, конечно… Ты всегда так занят. Мы будем скучать по тебе. Я очень рада, что ты можешь насладиться несколькими днями с братом.

У моей мамы, которая чувствует, что перспектива идеального рождественского обеда ускользает, начинается гипервентиляция. Её напряжённое выражение лица становится почти маской ужаса.

— Но… но… — заикаясь, она пытается вернуть внимание к себе.

— Лаура, заткнись, тебе в рот залетит миллион мух, — дразнит её бабушка. Видя их вдвоём, я начинаю понимать причину моих непростых отношений с матерью. — Нет нужды волноваться. Соберитесь и отправляйтесь в горы все вместе, — довольно рационально предлагает бабуля.

Меня поражает, что единственная, кто до этого додумался, — это женщина восьмидесяти с лишним лет.

Ясные глаза моей матери загораются, как два маяка в ночи.

— Давайте все вместе поедем в горы на Рождество? — Мама пытается обдумать эту идею, проверяя её обоснованность пока повторяет вслух.

Синьора Мантовани, похоже, совсем не против (смею рискнуть, наблюдая за её сосредоточенным лицом).

— И правда, это может быть решением, — шепчет она, определённо поражённая тем, что гениальная идея не пришла в голову ей самой.

— Идея неплохая. Но тогда нам придётся оставить тебя в Милане, мама. Доктор не советует в твоём возрасте подниматься на определённые высоты из-за плохого кровообращения, — напоминает бабушке мама.

Но, само собой разумеется, бабушка не из пугливых.

— Что в этом такого… У меня есть сиделка. У нас будет идеальный молдавский рождественский обед, — великодушно преуменьшает она.

— А в Молдове разве не православные? — спрашиваю я, прежде чем мне удаётся прикусить язык.

Мама смотрит на меня с явным предупреждением. Я не настолько безумна, чтобы игнорировать это.

— Неважно. Молдаване — короли рождественских обедов, — бормочу я, опуская голову.

— Итак, я бы сказал, что мы достигли соглашения. Как насчёт аренды достаточно большого дома для всех нас в Корваре? Мы с Элизой как раз планировали найти что-нибудь там, — говорит Риккардо.