Страница 44 из 57
Это грустно, но тут брезжит свет. Только прочитав последние страницы повести, мы понимаем, что глубинная ее тема — долг. Вот о чем были предвестия, вот о чем были раздумья Виталия Сергеевича, вот откуда его тоска, его коньяк. Все видишь иначе, когда Юрка победил свою ненависть к дому и понял, что обязан остаться. Иначе видишь судьбу Виталия Сергеевича, понимаешь, что в повести — два беглеца.
Виталий Сергеевич бежал от жены к Юлии Ивановне, бежал от архитектуры на кафедру, бежал к коньяку от сложностей семейной жизни, от сложностей своей жизни в искусстве.
И странно: ведь второгодник Юрка, не читавший книг, проявивший свой интеллект пока только в том, что сумел увидеть и возненавидеть окружающее его мещанство, сердцем потянуться к другому, высокому строю жизни, мыслей и чувств, едва познакомившись с ними,— этот едва вступивший в отрочество мальчик оказался сильнее глубоко интеллектуального, доброго к людям и безжалостного в самооценке Виталия Сергеевича.
Читателям решать, не полусознательным ли бегством было его купание в шторм. Да, все естественно, просто — больное сердце, выпитый коньяк, неудачно нырнул под волну... Но все-таки не было ли тут и опыта фаталиста, который приставляет ко лбу пистолет, не зная, заряжен ли он. Мы не найдем на это ответа в повести, он необязателен. «Беглец», глубоко впечатляя эмоционально, заставляет каждого думать о сложностях жизни, о путях их преодоления, о поисках нравственно верного пути.
Эта повесть тоже о справедливости, но «Беглецом» Дубов сказал: в понятие справедливости входит выполнение нравственного долга. Даже когда претит среда, в которой придется его выполнять. Сверхзадача повести — убедительно раскрыть эту истину. Она может стать важным открытием для многих читателей, тем более что покоряет сила, художественная точность повести, ее вдохновенность.
Если обстоятельства жизни и творчества так запутаны, как у Виталия Сергеевича, и однозначно справедливого решения пет, если совесть, ум и воля не находят верного пути к выполнению долга перед собой и близкими, перед обществом и перед своим искусством, тогда — трагедия. Они были в жизни на нашей памяти, такие трагедии. Маяковский, Есенин.
У Юрки проще, выбор однозначен, как в ячейке кибернетической машины — «да — нет». Но даже миллиарду ячеек машины задачу совести и интеллекта не решить. Кто заложит математически ясную программу — поступить как мне лучше или как лучше чуждым духовно, но попавшим в беду родителям и ни в чем не повинным пацанам, которым худо будет без Юрки? Машина нравственную задачу решить не способна. Отрок мужественно выбрал долг. И мы поверили в его светлое, хоть и нелегкое, вероятно, возмужание.
Вот к каким сложным художественным исследованиям пришел Дубов в расцвете своего таланта. И мы верим в светлое будущее писателя. Он выбрал в своем искусстве нравственный долг, справедливость...
1967
Панова — о детстве и юности
/"Сережа". "Валя". "Володя"/
Поэтика Пановой во многих чертах своеобразна. Писательница, по собственному определению, стремится «овладеть движущимся потоком жизни, ее пестрым течением»[35]. Различными способами это стремление художественно реализуется в большей части ее произведений.
Герои Пановой всегда в пути, в движении. Они перемещаются в физическом пространстве (приезжают, уезжают, едут, идут) и проходят на страницах книги нравственный путь или путь формирования личности, иначе говоря — движутся в художественном пространстве произведения.
Образное изображение «потока» — существенный элемент поэтики Пановой. Взаимосвязи героев и действующих лиц ее произведений часто возникают в случайных встречах (например, в поезде). Стремлением изобразить «поток» объясняется густая населенность не только романов, повестей, но и некоторых рассказов Пановой. Ее способ художественного моделирования советского общества — характеристика наряду с главными героями множества людей разного возраста, социального положения, нравственного облика и жизненных устремлений.
Моральные и общественные позиции героев обычно определяются в сопоставлениях. Даже конфликты между героями нередко выражены в их внутренних монологах, размышлениях (то есть тоже в сопоставлении позиций), а не в открытых столкновениях.
И сопоставления, и конфликты, протекающие в сознании,— традиционные методы художественного исследования характеров наряду с изображением открытых конфликтов. Своеобразие структуры возникает из способов сочетания и соотношения традиционных элементов. Новые сочетания порождают структуру, характеризующую художественную индивидуальность произведения.
В «Ясном береге» — повести Веры Пановой о жизни совхоза, написанной в конце сороковых годов,— читатели впервые познакомились с Сережей, его матерью — Марьяной и с будущим отчимом Сережи — директором совхоза Коростелевым. Не всегда Панова легко расстается с дорогими ей образами. Словно родив, вырастив их и отпустив в мир, писательница продолжает думать, как им нынче живется, как взрослеют дети, зреют молодые, как меняют взрослых события времени и жизненный опыт, продуманное и пережитое. Так в «Ясном береге» мы вновь встречаем Данилова — героя первого романа Пановой «Спутники». Он, правда, проходит тут на втором плане, но мы все же видим, как сложилась его послевоенная судьба и работа. А образы некоторых героев «Ясного берега» — прежде всего Коростелева — оказались для писательницы не исчерпанными, не выраженными достаточно полно и всесторонне.
Читатели повести этого не чувствовали: характер Коростелева, его незаурядность, проявлявшаяся и в работе и в отношениях с окружающими — одно неотделимо от другого,— изображены с той точностью, объективностью наблюдений и ясностью рисунка, которые свойственны таланту Пановой. Казалось, мы узнали о Коростелеве все — его страстную неутомимость, его понимание партийного долга и справедливости, узнали, что обаяние личности в сочетании с трезвой деловитостью привлекли к Коростелеву сердца работников совхоза. Мы узнали и о его любви к Марьяне — как она возникла и не осталась безответной.
Но через несколько лет, когда появилась повесть «Сережа», оказалось, что мы еще многого не знали о Коростелеве и Марьяне, а с Сережей в «Ясном береге» едва познакомились. Там ему только три года — возраст, когда копятся первые впечатления, пробуждается наблюдательность, но еще только брезжит способность сопоставлять и оценивать события, явления, приглядываться к людям и, тем более, размышлять о них.
В «Ясном береге» есть изображение спящего Сережи — мы видим его глазами матери, только что вернувшейся в совхоз из города, где она кончала педучилище. «Раскинулся, сжатый кулачок заброшен за голову. Кулачок, кулачок, много ли сегодня дрался? Нога согнута, как при беге, бедная моя нога, несчастная моя нога, такая еще маленькая, такая еще шелковая, а уже в ссадинах и шишках».
И на той же странице изображение спящего Коростелева:
«Вот кто спит за всех неспящих, с упоением спит, не хуже Сережи,— это Коростелев. Наездился, набегался, наволновался, сто дел переделал, сто тысяч слов произнес, чиста его совесть, здоровье — дай бог каждому, не о ком ему печалиться, не о чем вздыхать,— что делать такому человеку ночью, как не спать богатырским сном?»[36] (стр. 57).
Многозначительно это внезапное сопоставление двух спящих — директора совхоза и трехлетнего малыша. Определение прожитого Коростелевым дня — набегался, наволновался, сто дел переделал, чиста его совесть, не о чем вздыхать — можно перенести на Сережу. Одинаково наполнен событиями, волнениями день, пережитый обоими. Возможность такого переноса, сравнения утверждает содержательность дня малыша и как будто намекает на детские черты в натуре Коростелева, внутренне сближает его с мальчиком.
35
«Литературная газета», 3 октября 1957 г.
36
Цитаты в статье по изданию: В. Панова. Собрание сочинений в пяти томах, т. 2. Л., 1969. Цитируя отдельные слова и фразы, не всегда даю ссылки, чтобы не загромождать текста.