Пока растет терновник

Андрей Толкачев

Пока растет терновник

Андрей Толкачев

Alea iacta est.

Жребий брошен

Предисловие

За окном дождь, настроение – мрак, а тут новость: тетка завещала квартиру. Тетка, которая ненавидела своего брата лютой ненавистью завещала ему квартиру. Дело идет к тому, что счастливый наследник перепишет апартаменты мне, его единственной дочери.

Новость прозвучала, как шутка, как «прикол»», в конце концов. «Ого» сменилось на «Да ладно, ты, папа, шутишь», и далее я как по нотам прозвучала на одну октаву выше: «Это она перед смертью?».

Не верится, но факт остается фактом. Пятикомнатная квартира на Таганке. Такой «пруф» и во сне не приснится.

Папаша сам был некоторое время в шоке, и пытался скрывать то, что ему сообщил нотариус.

– Ну, Георгий! – я в таких случаях зову его по имени.

Глава 1

Я по природе жаворонок, после «Спокойной ночи, малыши» засну раньше малышей. Зато с рассветом бодра, беззвучна и энергична, как батарейка. И вот в таком состоянии предки меня огорошили своей мега-новостью. На нас свалилось колоссальное наследство в центре Москвы. От тетки, то бишь сестры моего отца. Правда, квартира «убитая», в старом переулке, старом доме. Но количество комнат…, едва хватило пальцев на руке. Нереально.

Мне бросилось в глаза озабоченное лицо наследника. Мы с папашей не ладим, а тут он вообще ходит какой-то потерянный. Радости не видно. Грусти тоже. Просто потерянный. Еще бы! Он с теткой в последний раз виделся еще до моего рождения, а мне уже 21 год. Связь с ней не поддерживал. Мы не общались, не ездили на похороны, не ходили на кладбище. Вели себя как скоты, но это теперь в порядке вещей.

Еду туда без отца, он на работе. А за окном дождь, оно и понятно, – дождь к сентябрю. Джинсы на границе с кроссовками слегка промокли, неприятно, но назад не повернешь.

Как я уже сказала, тетка никогда не проявляла к нам, мягко говоря, толерантного отношения. Да что там, мы для нее просто не существовали, как вид земноводных существ. Хотя нет, вру, в некотором смысле существовали.

Свои «прекрасные чувства» она с ловкостью акробата, распределила между братом и его семейством, то бишь, мной и мамой. От дальних родственников, которые с ней общались, стало ясно, как нас на самом деле зовут. Отца тетка величала «Козлом», маму, с присущей тетке логикой: «Козлихой», меня понизила до «Мышки», по какой-то причине, досталось и двоюродной сестре, та превратилась в «Выдру». Короче, тетка «хейтила» нас по полной. Но видимо, ее словарь зоолога состоял из четырех слов, ибо «кликухи» остальным родичам уже не достались.

Новоявленному наследнику я передала свои искренние поздравления, совершенно не врубаясь, как произошло, что изгой стал единственным обладателем богатства.

Вообще с наследованием людям свойственно сходить потихоньку с ума. Помню читала один пост.

В Вероне была выставка. Выставка, как выставка, с итальянским шиком и роскошью. Признаться, наши отечественные «ярмарки тщеславия» с постными лицами не годятся ей в подметки.

И вот среди последних изобретений человечества в части комфортного существования был представлен любопытный товар – золотой гроб со встроенным мобильным телефоном, всего за 381 тысячу евро. Как я понимаю, тот, кто не успел потратить при жизни деньги, – торганет на том свете гробом.

– Почему так дорого? – спросит скряга.

– А скидка будет? – подаст свой голос любитель промоакций.

– С кем разговаривать усопшему? – засомневается человек с иронией.

– Кто ему позвонит? – поставит вопрос ребром пытливый.

Что ж там задумали создатели экспоната? Чтобы в подземелье трезвонил мобильник, веселил там чертей или червей? Гадать – не гадать, – но секретарь небесной канцелярии молчит.

Тут есть одна идея.

Вдруг покойник был остряк и это его последняя шутка в грешной жизни? Остряк. Или философ. Философ точно. Ведь таким образом он заставил завидовать всех, кто не знает, что делать с «деньжищами», захватить бы, да ведь «сопрут». Как высказался «мудрый мудрец» Геродот: лучше быть предметом зависти, чем сострадания.

Можно много гадать, но на следующий день на экспонате висела табличка «Venduto», то бишь «Продано».

Эй, девушка, ты замечталась о квартире и чуть не проехала «Таганскую» (это я так разговариваю сама с собой). Ха-ха. Пора покидать подземелье метро и посетить подземелье ведьмы.

Душно, – лечу на эскалатор. Девушка, с красными волосами цвета аудиоколонки и гибкими тонкими ногами, – это я на эскалаторе. Скромное обаяние пассажирки подземки – показать свои ноги, тут, на эскалаторе. Вот у меня, например, ноги сплетены из ротанговой пальмы. У кого-то из бамбука или ствола баобаба. Кому как повезет.

Ну как я уже сказала, девушка, комплексующая по поводу своего внешнего вида слегка изуродовала себя покраской волос (хотя, смотря с чем сравнивать), – это более щадящий вариант, чем баловство «татухами» и пирсингом.

Вот!

Вальяжно поворачиваю тонкую шею при проезде рекламного щита – типа изучаю его, а на самом деле бросаю вниз томный взгляд. И думаю, ну что, паренек, да-да, – ты, что уставился на меня через объектив фотоаппарата, думаешь, я не вижу?

Нахальный тип. Увидел красный фонарь моих волос и делает фотосъемку, не спрашивая разрешения.

Ага, для этого ты применяла свой Manic Panic. Ты поняла? Девушка, стоящая на эскалаторе с креативной стрижкой, рюкзачком за спиной и заплетенными ротанговыми ногами.

И чего я так вскипела? Еще бы. Вор украл кадр с моим изображением, и присвоит себе навсегда. Ненавижу, когда тебя грабят средь бела дня.

Пустынная улица, арка, запах кошачьей мочи, стены грязно-желтого цвета, граффити, видавшая виды дверь в подъезд, сейчас из нее выйдет зомби, и не заметив меня проследует в арку. Злость на фотографа как рукой сняло, – это срабатывает магия старого ветхого жилья, которое разваливается у тебя на глазах.

Наверное, если в городе есть дом, о котором расскажут ужасные вещи, то он стоит сейчас передо мной. Трехэтажный, мрачный и унылый. Дом из «Ужаса Амитивилля» рядом не стоял.

Взрослые говорят об этом месте шепотом, прохожие обходят его стороной. От таких мрачных мест веет сыростью и смертью. А как сюда возвращаться в ночи, об этом лучше не думать.

Глава 2

И вот стою перед деревянной дверью, обитой дермантином. Вид такой, будто сняли здесь не один «ужастик». Кто-то полоснул ножом, видимо, искал, клад. Кто-то брызнул из баллончика аэрозольной краской для граффити, но рисовать передумал. Еще отпечатков крови не хватает.

И за этой перегородкой квартира на полмиллиона долларов?

Вращаю длинным ключом, весом граммов триста, не меньше, – скрип есть, но дверь не поддается. Ключ ушел в таинственные глубины, и там проводится его опознание.

О! Дверь отворилась. В нос ударил резкий неприятный запах. Вхожу и дверь сразу не закрываю, зато она успевает издать все звуки от ноты «До» до ноты «Си». Коридор как в «Искателях могил». С высокими потолками, длинный и темный. «Квартирище» свалилось нам на голову, – огромное, несуразное, пыльное, с обшарпанным паркетом, мутными зеркалами в широких рамах, грязными, залапанными стенами, серым облупившимся потолком, и вонью, как из подземелья. Ну, прям руины Эрехтейона, – бери – не хочу!

Тетка явно в конце жизни «поехала умом», ибо за жилплощадь держалась зубами, гостей или жильцов не пускала (хотя явно бедствовала), ни в какие контакты не вступала, мужей не заводила, детей не рожала, вроде только одного усыновляла, и тот, кажется, умер. То, что она в завещании указала отца…, у меня просто нет слов. Папаша ей сводный брат, но они были чужими. С сестрой он не общался.