Страница 38 из 70
Одевались обе молча, каждая думала о своем.
— Готова? — Кристина с треском застегнула на макушке заколку-автомат и оглядела Асю, в неподвижности застывшую возле лавочки.
— Да, — кивнула та и неловко переступила с ноги на ногу. — Вот что, Кристя, я не пойду.
— В кафетерий? — Кристина слегка прищурилась. — Почему? Не хочешь больше находиться в моем обществе?
— Не в этом дело. Просто… мне надо побыть одной.
— Ты и так всё время одна. Впрочем, уговаривать не буду, поступай как знаешь.
— Не обижайся. — Губы у Аси снова предательски задрожали.
— Ну, ну, ради бога, — Кристина замахала руками, — я и не думаю обижаться. Пойми, мне… страшно за тебя. Куда ты пойдешь в таком состоянии? Давай Серёге позвоним, пусть приедет за тобой.
— Только не ему! — отчаянным шепотом произнесла Ася.
— А кому тогда? Кому?! Психиатру? Ты в зеркало на себя полюбуйся — можно в таком виде ходить по улицам?
— Можно ходить в любом виде. — Ася провела рукой по волосам и, кивнув Кристине, скрылась за дверью.
— Во дела, — пробормотала та и села на лавочку. Посидела немного, что-то прикидывая в уме, затем взглянула на часы и решительно вышла из раздевалки.
24
На улице было еще совсем светло. Ася постояла у стеклянных дверей ДК, наблюдая за стайкой грязных, ощипанных голубей, дерущихся за кусочек хлебной корки возле самых ступеней. Позади них беззаботно прыгал серый взъерошенный воробей.
Ася порылась в сумке, отыскала остаток Нинюсиной ватрушки и через головы голубей кинула воробью. Тот моментально ухватил ватрушку клювом и исчез.
Ася чуть-чуть поколебалась и не спеша зашагала в сторону, противоположную остановке. Она шла и гадала, почему не смогла ничего сказать Кристине — та точно ни за что бы не заложила се Сергею, хотя, возможно, и осудила бы.
Но что она может сказать? Что влюбилась в человека, с которым никогда невозможно будет жить вместе из-за пьянства, а ещё потому, что Ася ему совершенно не нужна? Или нет, нужна, но только изредка, когда у него есть настроение развлечься, позабавиться, лишний раз почувствовать свою мужскую силу и привлекательность. А в остальное время будьте добры, отвалите к чертовой бабушке.
Такого, пожалуй, даже Кристина не поймет, несмотря на ее огромный опыт по части противоположного пола.
А кто поймет?
Разве только Нинюся, познавшая на собственной шкуре, что такое быть связанной с алкоголиком. Но Нинюсе Ася ни в чем не признается даже под дулом пистолета.
Сергей тоже не в счет — он за все это время так и не увидел, что с г женой творится неладное, считая, очевидно, что положение на личном фронте он уже завоевал раз и навсегда.
Степка, хоть и чувствует Асю на подсознательном уровне, слишком мал для таких откровении. Мама? Она далеко, по телефону, ей не выскажешь всего, что накопилось на душе.
Получается, что на целом свете у Аси нет никого, кому можно было бы открыться, поделиться бедой, обратиться за поддержкой.
А впрочем, она сама в этом виновата: за последние полгода отдалилась от всех, разучилась откровенно разговаривать, привыкла к постоянной лжи…
Дворец остался далеко позади. Ася стояла на тропинке возле вокзальной стены.
Вот здесь все и случилось, вся их роковая встреча. Роковая для нее и ни к чему не обязывающая для Алексея. Кажется, она еще тогда дата ему смешное прозвище «Белобрысый»…
Что-то негромко хрустнуло в отдалении. Ася продолжала спокойно стоять на месте, не испытывая ни малейшего страха. Мало, что ли, надравшихся мужиков повидала она за последнее время, чтобы пугаться очередного бомжа, ошивающегося у «стены плача»!
Из-за поворота показался темный силуэт. Ася отступила с тропинки в подтаявший сугроб, чтобы можно было разминуться со случайным прохожим. Силуэт медленно продвигался вперед и по мере приближения становился все более узнаваемым.
Было в этом что-то жуткое: словно бы образ из Асиного воображении вдруг материализовался, обрел плоть и кровь, став живым и реальным.
— Леша?
— Я. — Алексей сделал пару последних шагов и остановился напротив Аси. Он не выглядел ни растерянным, ни удивленным, будто у них давно было запланировано встретиться именно на этом месте и в это время.
— Ты… почему здесь?
— Так просто. Прогуляться вышел. А ты?
— И я.
Он замолчал, видно ожидая ещё вопросов, но Ася ничего больше не говорила, стояла и смотрела, чуть наклонив голову.
— Ну ладно, — Алексей засунул руки поглубже в карманы куртки, — я пошел, пожалуй. Ты… это… заходи, когда будет время. Зайдешь?
Она медленно покачала головой.
— Ясно. Ну пока. — Он аккуратно обошел ее сбоку и зашагал дальше по тропинке.
Ася смотрела ему вслед, кусая губы, чтобы не закричать.
— Тьфу, черт, — он внезапно остановился, повернул назад, — совсем забыл. Пал Палыч… скучает без тебя, жрать ничего не хочет. Как бы не издох. Может… заскочишь все же?
— Леша! — Ася быстро пошла ему навстречу. — Леша, послушай… — Она остановилась в полуметре от него, пальцами изо всех сил сжимая кожаный ремешок сумочки. — Я тут все думала… думала о том, что ты сказал про меня. Про то, что я тогда… не из-за того, что ты позвал, а сама… — Ася прерывисто вздохнула. — Это так и есть. Ты прав Я, наверное. дрянная, испорченная, обманываю близких мне людей, бросаю ребёнка… мне это надо, так, как у нас есть… мне… надо быть с тобой. Можешь презирать меня за это, я знаю, что заслуживаю…
Алексей дернулся, точно от удара.
— Настя! Замолчи! — Он ладонью закрыл ее губы, другой рукой обхватит за талию, притянул к себе. — Замолчи сейчас же. Не смей так говорить. Я же… я мизинца твоего не стою, как ты не понимаешь?
Ася опустила голову ему на плечо, закрыла глаза. Почему сейчас, в эту минуту, нельзя умереть? Просто взять и перестать дышать, чтобы никогда больше не разлучаться, всегда быть рядом, чувствовать касание его рук.
— Настенька, девочка моя, — Алексей целовал ее лицо, глаза, волосы, голос его срывался, — ты… ты для меня все. Понимаешь, все на свете. Какой я дурак — сам с собой разобраться не могу, тебя мучаю. Это как замкнутый круг, Настя: чем ты ко мне лучше, тем я себе хуже кажусь, иногда так бы и убил, до того противно. Говорю тебе такие вещи, самого потом ужас берет. Зачем говорю — не знаю, ей-богу, Насть, не знаю. — Он помолчал немного, потом прибавил тише и глуше: — Потому не звонил. Маялся без тебя, а не звонил, думал, может, ты пересилишь себя, переболеешь. Чтоб как лучше для тебя было, чтоб ты жила нормально… без меня. Ты ж нормальная, Настя, это я придурок!
Она грустно улыбнулась.
— Ты действительно придурок. Мне не нужно, как лучше, мне нужен ты. Только ты, и никто больше. Я правду говорю.
— Верю. — Он вздохнул и вдруг усмехнулся: — Слушай, мы как преступники с тобой. Тянет на одно и то же место. Ты ведь… не случайно сюда пришла?
— Нет, конечно.
— Ну и я тоже.
Они ещё постояли, молча, тесно прижавшись друг к другу. Стремительно спускались сумерки, в темноте белела стена, освещаемая желтоватым светом фонарей.
Алексей рассеянно дотронулся пальцами до грязно-серого, покрытого надписями бетона.
— Пойдем ко мне, Настенька. Пойдешь? — Он заглянул ей в лицо.
— Не могу, Лешенька. Муж дома, я на немножко ушла, обещала вернуться к шести.
— А завтра?
Ася согласно кивнула и тут же вспомнила про Степку и данное ему обещание.
— Нет, и завтра никак. Только послезавтра. Ничего? — Она виновато улыбнулась.
— Нет проблем, — нарочито бодро произнес Алексей, — столько ждал, могу еще подождать. Давай тогда я тебя провожу, до самого дома.
— Давай.
Они, держась за руки, дошли до остановки.
Под козырьком было пусто, лишь на самой кромке тротуара курил немолодой бородатый мужик да совсем вдалеке маячила темная женская фигура.
Алексей тоже достал сигареты, чиркнул спичкой.