Чалдоны

Пришлось отдать рыбку, лишь бы отстал Академик, не крутился около.

Юра мигом распластал ей брюхо перочинником, извлек пузырь и нацепил на крючок.

Каково же было мое изумление, когда этот неумеха стал выбрасывать на лед одного за другим солидных чебаков!

Набежали рыбаки, градом посыпались вопросы: на что ловишь, Академик?

Счастливчик лукаво подмигнул мне, дескать, не волнуйся, секрет не выдам, и давай выколупываться:

—

С ума, что ли, все посходили? Рыбу не видели?! Так смотрите, сколько влезет, вот она — перед вами, на льду. Расквакались: на что ловишь, да на что ловишь… На короеда!

Толпа пристыженно разошлась по своим лункам.

Одного только Витю Мешкова совесть не прошибла, упал перед героем на колени и позорно клянчил:

—

Академик, удели короедика…

Юра, чуть не рыдая, отказал:

—

Милый ты мой, рад бы, да у самого последний на крючке висит.

Ангельским голосом посоветовал попрошайке сходить за короедиком в лес, где сугробов намело — березам по уши.

Сорожий пузырь на крючке держался крепко, и Юра славно порезвился. Чебак как одурел — на лету хватал…

—

Спасибо за секрет! — Юра искренне поблагодарил меня на прощание. — Почему сам-то на пузырь не рыбачил?

—

Еще нарыбачусь! — ответил я весело, хотя на душе и скребли кошки.

Так, благодаря моему вранью, Юра стал знаменитостью. С ним почтительно здоровались, приглашали наперебой к «шалашу», где он, разрумянившись, вдохновенно вбивал в туманные головы бывалых удильщиков примитивные основы рыбалки. Академик!

На этом бы можно было и закончить рассказ о нем, но…

На днях я и Витя Мешков на Иркутском водохранилище ловили с резиновых лодок хариуса. Чего только не перепробовали — плохо брала рыба.

Глядим, подплывает к нам Юра — тоже на резиновой лодке. И сразу прилип:

—

На маринованного опарыша ловите?

Я сразу вспомнил про сорожий пузырь, поморщился от досады, для блезира огляделся и ляпнул:

—

На таракана, Академик…

Потряс перед его любопытным носом бутылкой с порыжевшими от срока давности кузнечиками. Злорадно усмехнулся: в арсенале у плутишки наверняка тараканов нет.

—

Удели таракашечку… — жарко зашептал он.

Я отрубил:

—

Своих иметь надо.

А Витя Мешков ехидно добавил:

—

Рыскают здесь, понимаешь, всякие академишки, побираются… Или в лесу короедики перевелись?

Юра стыдливо понурился, развернулся и подался к берегу. Нам стало неудобно, зря обидели человека. Узнают бывалые удильщики, как мы с Академиком обошлись, со света сживут.

Напрасно каялись и переживали — Юра вернулся. Заякорился в стороне от нас и принялся колдовать.

Мы исподтишка потешались над ним.

—

Академик по металлу: по хлебу и по салу!

—

На червей-самчиков собрался хариуса ловить, ишь как их прилежно сортирует — между зубов протягивает!

Вдруг Юра подсек и вывел крупного хариуса.

—

Поймал! Поймал! — От его покрика дома на берегу зашатались. Затем — второго… третьего…

Потешаться над ним нам сразу расхотелось. Слушать радостные вопли этого распоясавшегося хвастунишки было просто невыносимо. Витя Мешков заволновался, снялся с якоря и подплыл к Юре с допросом.

—

На что ловишь, Академик? Не юли, выкладывай…

Тот удивленно выпучил глаза:

—

Как на что?! На таракана!

И, демонстративно насадив на крючок кухонного обитателя, тут же выловил хариуса.

Клянчить у Юры этих насекомых нам не позволила рыбачья гордость. Переглянулись и заторопились на сушу. Когда вернулись с тараканами обратно, клев хариуса прекратился.

Взахлеб радуясь улову, Юра хвастливо приподнял капроновый садок, но горло набитый благородной рыбой:

—

Ого! Килограммов пять-шесть нащелкал! Спасибо, ребята, за секрет… — И, весело загребая веслами воду, поскользил к берегу.

Мыс завистью глядели ему вслед.

Я дал себе зарок: никогда больше не врать Академику, иначе совсем зазнается.

К РОДНОМУ БЕРЕГУ

Рассказ

1

— Доберусь до тебя, коряга зеленая! — злобно взвизгнул Ося: выбранная из воды сеть была похожа на мочалку — изорвана и перекручена.

Гнев рыбака понять можно. Разгар осенней путины, сиг валом валит на икромет по брыкастой Ёре, а Ося ежедневно теряет по доброй сети. Виновата перестарка — огромная, обросшая мхом щука. Безнаказанно потрошит попавшую в сеть рыбу. Рвет, как паутину, капроновые сиговки. И места не сменишь — выше мель на мели.

Был когда-то не в ладах с перестаркой и его зять, узкоглазый коротышка Филя — бессменный председатель сельского совета, по прозвищу Маленькая Власть, любивший сетевать в этих местах. В погожие летние дни, когда щуки грелись у берега, Филя частенько наведывался на Ёру с ружьем, чтобы свести счеты с речной великаншей и ее ненасытным племенем. Отстреливал он зубастых неженок деревянными пулями: свинец разбивается о воду, а дерево насквозь шьет. Эти продолговатые пули Филя изготовлял из сухих березовых чурочек. Отщипывал нужной толщины заготовку и, округляя рашпилем, подгонял по выходному отверстию дула, чтобы при выстреле не порвало ружье.

Лучшим стрелком слыл в округе, а в перестарку мазал.

— Заговоренная! Не серди ведьму — ухохолит, — предостерегали мужики.

Решил Маленькая Власть взрывчаткой перестарку оглушить. Знал приблизительно ее место отстоя, поджег шнур и замешкался… Взлетела кисть правой руки выше солнышка и, кувыркаясь, нырнула в омут вместе с перстнем на безымянном пальце прямо в пасть перестарке. Был тот перстень украшен крупной зеленой стекляшкой. Такими поделками нынче в сельпо все витрины забиты — и стар, и мал в кольцах по деревне форсят. Достался он Филе почти бесплатно. Ездил по делам в город и выменял эту красивую безделицу у бездомного парнишки на пару морковных пирожков…

Ося выпутал из рваной сети чудом уцелевшего сига, сунул в замызганный чешуей носовой отсек шитика, оттолкнулся маховым веслом от берега и, не запуская подвесного мотора, покатился вниз по течению. Бензин теперь дорогой, каждую каплю приходится экономить. Большая Власть поменяла масть, бросила северян на произвол судьбы.

Через два переката шитик приткнулся к песчаной косе против зимовья, спрятавшегося за кустами на взлобке.

К воде тут же по земляным ступенькам спустилась похожая на широколобку Матрена.

—

Вчерашнюю сиговку починила? — строго спросил Ося.

—

Починила, — гордо ответила жена. — Еще и ведро брусники нащипала. — Глянула на рваную сеть, валявшуюся на дне шитика. — Опять перестарка работу подкинула?

—

Подкинула, булыжник ей в пасть… — сердито буркнул Ося.

Рыжий кобель Опенок, виляя куцым хвостом, игриво поластился к хозяину, хвастая прилипшими к морде бусоватыми пушинками.

—

Рябчика, поди-ка, стрескал? — похвалил Ося, грубовато потрепав Опенка за ухо. — Сам себя кормишь, это хорошо!

Очумев от похвалы, кобель, радостно взлаивая, запрыгал перед хозяином на задних лапах. Ося залюбовался на него. Что и говорить, красавец! Если бы не куцый хвост, хоть сейчас на международную выставку по почте отправляй. Белый кончик хвоста Опенку отхватила перестарка, когда он еще первоосенком переплывал через Ёру. С тех пор его в речку куском свежей сохатины не заманишь.

От жирной сиговой ухи и душистого чая, настоянного на березовой шульпе, Осю разморило. Он бессильно повалился, в чем был, на опрятно застеленные домашним одеялом широкие нары.

—

Хоть бы разболокся, охрядь, — возмутилась жена, но было поздно: огромный нос мужа, обильно усыпанный черными звездочками угрей, уже свистел на все лады.