Страница 127 из 129
Соймонов попробовал подняться.
—
Сиди, Ваше превосходительство, — попросил вар-йаг, — есть кому кулаки почесать…
Остальные вар-йаги начали неспешно подыматься с лавки…
—
Барин! Барин! — закричал вдруг с улицы родной губернатору Сенькин голос. — Барин! Мы — вернулись! Наливай водки! Тазика в два! Охота!
Соймонов перекрестился на красный угол и вдруг заорал в ответ так, что вар-йаги разом вынули из-под длинных азямов короткие мечи:
—
Сенька! Родной! — орал Соймонов. — Хрен тебе — а не вольная! Без тебя жизни мне нет! Штофы пустуют!
На женской половине затопали каблуки — там тоже проснулись.
***
В малом тронном зале по левую руку от Императрицы стояли тринадцать человек из особого посольства от Великой Порты. Особинный посланник Ясир-паша, рыжебородый и надменный, сидел в кресле, в пяти шагах от трона Императрицы, не снявши чалмы. Привилегия перед бывшими данниками…
По правую руку Императрицы стояли, выдерживая ранжир и степенство, русские военные.
Ясир-паша только что зачитал злую грамоту от своего султана и передал фирман Екатерине. Императрица до пергамента, увешанного разноцветными печатями, не дотронулась — кивнула на него Панину. Тот принял фирман, скрутил его в свиток и сунул, не глядя, за спину — своему секретарю.
Екатерина молчала, обмысливала жестокие слова, кои обрушил на нее турецкий султан. Развернула веер, прикрыла лик, шепнула:
—
Гонца от Пестеля нет?
—
Нету, — шепнул в ответ из-за спинки трона секретарь Гаврилка Державин.
Екатерина ругнулась немецким выговором самой себе. Можно было выдержать особое турецкое посольство на гостевом дворе до прибытия гонца, да военные сего действа ей не позволили. Войска уже начали движение по расписанным диспозициям. Их остановить — можно нонешную кампанию прекращать… И утираться от плевков из Европы, да от смеха своих же «доброжелателей». А таких много…
Екатерина резко свернула веер и ткнула им в сторону стоящего первым от трона графа Румянцева. Тот понял. Выступил на шаг вперед, стал говорить:
—
Ссылка вашего султана, уважаемый Ясир-паша, на то, что мы уже год как нарушили условия мира, подписанного еще при Великом Императоре нашем Петре Алексеевиче, я согласен — верна. Города — Азоф, Таганрог, Ростау май Дон — мы до земли не сровняли… Было… Да как же их ровнять с землей? Когда там люди живут? Поселенцы да пахари? Мы же не людоеды?!
—
Людоеды! — взревел криком Ясир-паша, хорошо понимающий русскую речь. — Людоеды, ибо готовите ноне резать, жечь и бить народ Великой Порты…
Граф Разумовский взбесился немедля:
—
А ты Крым нам отдай и отойди за Чермное море — никого не тронем!
—
А почто я должен вам свои земли отдавать?
Начавшуюся перебранку прорезал зауженный до металла голос генерала Владимира Анастасиевича Гарусова, шагнувшего вперед без знака Императрицы. Он понял предмет заминки в переговорах, посему решил ту заминку совсем вызверить:
—
Ты, паша Йер-сиров, свою землю ищи в песках пустыни Сахари. Оттуда твой — род, клятые лулубеи хабиру, вышел босым да голым! Туда и загоним… ежели станешь кричать при лике нашей Императрицы… Повторяю — пойдешь в Сахару — голым да босым! Хабиру куттак ши! Дагон ва ар!
Ясир-паша захлебнулся воздухом. Откуда этот русский прознал про позорное, разбойное прошлое его, паши, предков? А откуда прознал подлую ругань надсмотрщиков, топивших его, пятибунчужнога паши, предков в страшных и гибельных рвах Бога Дагона?
Позади трона дрожащим голосом Гаврилка Державин шепнул Императрице:
—
Гонец! Вот бумаги от Пестеля.
Императрица развернула пакет. Первым в ее руку попала обезь ее же письма ко князю Гарусову с отдачей тому всех прав на охоту за клятым иноземцем Колонелло.
Императрица нечаянно громко выдохнула воздух. Вот оно! К обрези ейного письма была припечатана осьмиконечная звезда из красного золота. Тяжелая звезда, с крылатым знаком неведомого ей значения…
Ясир-паша увидел красную печать, вдруг закашлялся, отступился и тяжело осел на кресло.
Императрица вдруг вспомнила бороду отца Ассурия. Длинную, исключительной белизны бороду.
Екатерина глянула на людей в зале и отчего-то быстро перекрестилась. Поднялась на троне, накинула петлю печати на снурок, свисающий с балдахина. Села опять на мягкие подушки. Печать красного золота повисла, даже не качнувшись, ровно над головой русской Императрицы.
Екатерина вздохнула с великим облегчением, взяла в руки верхний лист донесения Пестеля, схватила глазами основной смысл писанного Пестелем краткого отчета из Сибири.
Снова поднялась на троне.
В малой зале приемов стало тихо.
—
Граф Румянцев! — строго произнесла Екатерина, — что я услышала сейчас в вашей речи? Что города, заложенные предком нашим, Петром Алексеевичем, до сих пор не восстановлены? К весне городам тем быть!
Главнокомандующий русской армией граф Румянцев поразился блеску глаз императрицы. Значит — вот оно как! Вот оно как можно говорить теперь с турками… Без сумлений, значит?
Екатерина кивнула Румянцеву едва — едва. Продолжила:
—
Деньги на строительные нужды получите немедля! А все запросы от армейских канцелярий по денежным счетам Южной действующей армии будут мною удовлетворены до конца нонешнего дня! Господа генералы! Извольте отбыть по назначению!
В малой зале слитно и резко лязгнули две сотни шпор. Военные покинули залу.
Екатерина осталась глаза в глаза с посланником Великой Порты. Ясир-паша медленно поднялся из кресла, дабы иметь голову повыше. В глаза ему била красным, кровавым отсверком бешеная сурская печать.
«Пропало дело… — бились словеса в голове посланника Порты. — Суры суры клятые возродились в этой стране… Пропало дело…
—
Давай, давай, — рассмеялась Екатерина, — ты еще, хабирское отродье, с ногами на кресло влезь… Ишь, чего выдумал — быть выше русской Императрицы!
—
Значит — война? — проскрипел Ясир — паша, не внимая прямым себе оскорблениям, — да ты же, владычица руссов провоюешь токмо три дня! У тебя денег нет, чтобы один парадный полк содержать, а тут — война… Да еще и с нами? Хорошо, мы с султаном посмеемся… когда подступим к Москов-граду…
Ясир-паша махнул своим людям — покинуть залу. Сам шел последним.
В спину Ясир-паше Екатерина сказала, поднявшись с трона и держась рукой за обрезь письма с печатью красного золота:
—
Одна токмо Сибирь выдала на мою с вами, нехристями, войну тридцать миллионов рублей в золоте… на ваше серебро это станет, дражайший посланник, — двести миллионов динар… Что есть… Что есть…
—
Пятилетний особый сбор податей с туркского народа, — густым басом вдруг поддержал Императрицу секретарь Гаврилка Державин.
—
Так что — собирайте со своим султаном милостыню! — утвердила слова своего секретаря Екатерина. — Пока не поздно! Эй! Кто там на выходе из дворца! Посольские из Турции нашу страну покидают! Немедля!
Ясир-паша, услышав сказанное, споткнулся о порог залы и чуть не упал…
Споткнуться о порог, согласно обычаям всех времен и народов, значило — проиграть… Судьбу, жизнь, государство…
Глава 45
Князь Артем Гарусов и княгиня Елизавета Трубецкая сыграли свадьбу как раз на Новый, 1764 год. Перед венчанием Лизавета все порывалась рассказать князю свою исповедь, да только Артем Владимирыч, имевший представление, что значит по зиме проехать к нему восемь тысяч сибирских верст, от слов исповеди невесты благополучно отмахивался.
Молодые купили дом в двадцать окон на берегу реки Ангары, завели три конных выезда и зажили по обычаям Иркутского общества.