Страница 24 из 29
— Большие огнедышащие ящеры, чахнущие над златом? — улыбнулась я.
— Да нищеброд, как есть нищеброд! — засмеялся он, — О сокровищницах грезил и люд на площади веселил своими песнями чудными, а глаза — золото. Где он теперь, иногда интересно, какой люд веселит, аль помер уже. Любопытный был до жути, — рассказывал Борислав, а я по лицу видела, что воспоминания те теплые и о неком драконе он вспоминание с хорошим словом.
— Он другом твоим был? — полюбопытствовала я.
— Да, — кивнул он, — Яблоки вместе воровали, — и снова смех, заразительный, и я не устояла.
— А зовут-то его как?
— Васильком звали — девкам букетики из васильков дарил.
— Я еще четыре месяца назад знать не знала о существовании вампиров, оборотней, эльфов, драконов… — поделилась я мыслями, поправляя неловко светлый рукав, — А сколько еще всего на свете есть… Но не спокойно мне сейчас на душе, не знаю, что со мной.
— Предчувствие какое? — заинтересовался Борислав.
— Я не знаю, — пожала я плечами и натянула на лицо улыбку — навстречу Данияр шел.
— А мы вас уже заждались, — волк улыбнулся и протянул мне цветы, невероятно красивые и снова мне неизвестные.
— Какие красивые, — рассматривая нежные бутоны, я шагнула ближе и поцеловала оборотня в щеку, — Спасибо.
Нежность, отразившаяся в его звериных глазах на время отвлекли меня от мрачных мыслей и за предложенную руку я взялась охотно. Он вел меня к толпе молодых людей, нервно улыбающихся, но счастливых. Родители тоже здесь были, какая-то немолодая женщина, не стесняясь заливалась слезами, глядя на дочь.
Деревянная просторная беседка мне еще вчера понравилась, но у меня не было толком желания детально ее рассматривать. Крыша на ножках, а как красиво. И цветы вокруг. Цветущий шиповник окружал полукругом или еще какая дичка.
— Все здесь? — на всякий случай уточнила я, оглядывая толпу.
— Все здесь, хозяюшка, — ответил мне басом кто-то из присутствующих.
На узком столике уже и книга знакомая лежала, рядом я свой шикарный букет умостила. Выпрямилась, еще раз всех оглядела и улыбнувшись, подозвала к себе первую пару.
Полненькая, но улыбчивая девица подхватила под руку жениха и потянула ко мне. Хватка у нее будь здоров, даже такой щуплый парнишка как ты будешь за ней как за каменной стеной, а в слух:
— Как вас зовут?
— Анастасья! — краснея и лучась счастьем, отозвалась невеста, нервно сжимая в одной руке букет, в другой жениха.
Громкий всхлип мамочки за спиной новобрачных меня особенно повеселил.
— Егорий, — куда более спокойно представился жених и неловко улыбнулся.
Вот теперь вижу, что это не насилие над человеком. А то я уже собиралась спросить, является ли их решение добровольным…
Я несколько раз репетировала у зеркала мной же составленный текст, но сейчас я смотрела на пару и слова сами лились. Они не совсем соответствовали моему шаблону, но звучали до того гармонично и уместно, что, сказав:
— Объявляю вас мужем и женой, — я невольно глянула на старосту и тот одобрительно покивал головой.
Пока я записывала их в книгу, место заняла следующая пара и так несколько раз подряд. У меня уже малость болел язык, столько тараторить. Как я не догадалась взять питьевой воды.
Вывожу старательно имя и выпрямляюсь, приветствуя следующую пару. Только втянула в легкие побольше воздуха, как замираю, неожиданно ощутив в груди жгучую, нестерпимую боль.
Вокруг становится слишком оживленно, и я вдруг осознаю себя лежащей на чьих-то руках. Во рту соленое и мешает дышать, а я поднимаю взгляд и встречаюсь с его — Данияра. Я вижу в них страх и еще очень много всего, тяжелого и страшного.
Боль нестерпима. Закричать бы, да чувствую только, как по подбородку течет влага. Цепляюсь за его руки, замечаю волков, что приволокли кого-то. Кого-то в знакомой форме и с арбалетом. Вот оно значит, как, воевода Мирослав. Зря я к вашей мудрости взывала. Глупец упрямый.
Надо мной склоняется Лия, бледнее чем обычно, тоже напуганная. Что-то спрашивает, а я не слышу. Зовет кажется…
Проваливаюсь куда-то в темноту, вязкую и будто живую. Слепо тянусь куда-то и понимаю, что не ощущаю боли. Ничего не ощущаю. И страшно, и будто мысли тоже теряются.
Всего миг. И вот я открываю глаза…
Обычная дверь. Немного поцарапана, пыльная и цифры над глазком облупились. Такая знакомая, а где я ее видела?
— Ника? — не верящее раздается сбоку, и я перевожу взгляд.
Шея будто затекла и гнется с трудом. Эта лестничная площадка всегда была такой темной и грязной? Запах сырости и пыли щекотит неприятно нос. А что здесь делает бывший жених? С недоумением взираю на Сашу, замершего на ступеньки две ниже.
— Так, — я нахмурилась, пытаясь понять, что упускаю из виду…
Вот тут-то и затопило мое сознание воспоминаниями почти полугодовой давности. Я бы решила, что я сошла с ума, если бы не платье и обувь. Вот тут-то мне и стало страшно — это что же получается, меня убили? Меня? Убили? Ну Мирослав… Ну змея. Ничего, я не сдамся!
Надо будет весь лес бабкин обойду, но назад вернусь! Это как же… Это же они там все с ума сходят, да они же теперь войну развяжут! А ты все продумал, Мирославушка, людей с нечистью рассорить решил.
— Приём? — тем временем маячил перед лицом бывший, — Земля вызывает Нику! Приём?
— Ты чего ко мне прицепился? — спросила я, с явной неприязнью посторонившись и, кое-как прошмыгнув от него по правую руку, побежала вниз.
Я наивно полагала, что он пожмет плечами, да свалит в квартиру — мало ли бывшие неожиданно встречаются, а он неожиданно нагнал, когда я уже пол двора прошла, с удивлением оглядываясь по сторонам. Это все так странно, как из другой жизни… Действительно из другой. И шумно так, почти пугающе. А-а-а-а-а! Как жить-то здесь можно было? Где мои тихие шелестящие леса и спокойный деревенский люд?
— Да стой говорю тебе! — бесновался Саша, к которому в свое время прицепилась незамысловатая кличка — Олень.
Пока я по девичей невинности связывала это с уединённостью с природой, знакомые хихикали и даже сочувствовали. А все, потому что он не Олень, Оленище…
— Стой, ненормальная! — схватив за локоть и не дав перейти дорогу, развернул к себе, — Тебя где носило? Тебя же уже полгода ищут!
— Отпусти, я спешу! — огрызнулась я, пытаясь вырвать руку из крепкого захвата.
— Без денег и почти босая? — орал он в ответ.
— А тебя это в последнюю очередь касается, понял? — окончательно взбесилась я, от души наступив на его ногу — отпустил и я понеслась даже, игнорируя отклики.
— Я искал, как проклятый, а ты все это время была в порядке? — летело в спину, но громкость никак не убавлялась, когда же он уже потеряется?
И что-то я сильно сомневалась в его словах. Он искал? Вот уж вряд ли.
Заскочив в переполненный автобус, готовый вот-вот отойти, я планомерно протиснулась подальше от выхода, совершенно не радуясь тому, что Олень полез за мной.
— Отцепись уже! — тихо, но внушительно процедила я, хмуро взирая на него снизу вверх.
— Не раньше, чем ты объяснишься, — зло выплюнул он, — Где ты все это время шлялась?
— Шляться — это больше по твоей части, дорогой бывший жених, — холодно напомнила ему.
— Ника ты что? — удивился он, ненатурально как-то, — Ну повздорили немного, но у кого в отношениях конфликтов-то не было? Я же люблю тебя дуру, места себе не находил.
— Неубедительно как-то, — приподняв брось, я успела заметить, как робкая улыбка едва не переросла в полноценный оскал, его оленьство хмуриться изволило.
— Заканчивай, — велел он, — Поехали домой, расскажешь все.
— С тобой я никуда не поеду, — твердо сказала я, — Еще раз руку протянешь, и я закричу, ты меня понял?
Видимо угроза была действенной, потому что он не только опустил уже протянутые руки, но и заткнулся. Правда ненадолго и вскоре свое занудство возобновил. Игнорировать пришлось до самой остановки, той самой, где вокруг ни души. Я до последнего надеялась, что он решит сойти, но Олень поперся следом. А ведь этот козел тоже здесь вырос, и бабка у него тут вроде имелась… Никак не могу понять, что меня так раздражает.