Дом на Рождество

ГЛАВА 4

Нет ничего уютнее, чем рождественская елка, светящаяся огнями. Дженни Хан

Итан

Выпив чашку кофе с утра, я поднимаюсь на чердак. Коробки с праздничными украшениями аккуратно сложены друг на друга. Я спускаю их вниз в какой-то лихорадочной спешке, отчаянно желая чем-то — чем угодно — заполнить тишину, повисшую еще со вчерашнего вечера и продолжающуюся все утро.

Завтрак включал в себя короткое приветствие.

— Я буду в кабинете, — сказала Холли, обнаружив меня на кухне. К моему возвращению она уже ушла наверх, и я, зная, что лучше ее не искать, оставляю коробки в прихожей и отправляюсь на местную ферму рождественских елок.

Через двадцать минут я уже возвращаюсь обратно с пушистой елью, привязанной к крыше моей машины. Приходится повозиться, чтобы протиснуть ее через дверь, и каким-то образом мне это удается, не разбив при этом ни одного антиквариата Фионы, и осторожно поставить ее в гостиной напротив камина. Вытираю лоб, осматривая свою работу. Елка определенно добавляет теплоты в дом, а после того, как мы ее украсим, будет смотреться просто великолепно. Я так увлекаюсь разглядыванием ели, что не замечаю Холли, пока не слышу ее шаги на лестнице позади себя.

Обернувшись, вижу ее, стоящую в халате и широко открытыми глазами рассматривающую елку. В руках кружка с горячим шоколадом. Она выглядит такой… домашней. Лишь на мгновение я подаюсь вперед, на автопилоте готовый пересечь комнату и поцеловать ее, как всегда делал это в Нью-Йорке.

Но торможу себя. Влюбленность, которую я всю жизнь испытывал к этой женщине, пытается вернуться с полной силой. Это происходит каждый раз, как наши пути пересекаются. Пару месяцев назад я сделал все возможное, чтобы избавиться от своих чувств, но с тех пор понял, что это проигранная битва. Я не могу разлюбить ее.

— Выглядит неплохо. — Голос Холли возвращает меня в настоящее. — Даже лучше, чем неплохо. Выглядит великолепно. — На мгновение она встречается с моим взглядом. — Спасибо Итан. Я… Бабушка была бы благодарна, — добавляет она, делая глоток из кружки и.

Я засовываю руки в карманы и разворачиваюсь к елке.

— Может украсим ее? Я принес украшения с чердака, но не был уверен, что ты захочешь…

— Да, — прерывает она меня, удивив прозвучавшим в голосе энтузиазмом. — Мы не можем начать все это и бросить на пол пути.

— Ты права. — Я подхожу к одной из коробок и тяну за ленту, которой она запечатана. Сверху лежит простая рождественская гирлянда. Я беру ее в руки и некоторое время рассматриваю украшение. Сразу нахлынули воспоминания о всех рождественских праздниках, которые мы с Холли провели в этом доме в компании близких. Радость и смех, которые мы делили все эти годы, опьяненные духом Рождества. Андреа Бочелли, поющий на заднем плане свою смесь оперы и поп-музыки. Время, проведенное за украшением елки, пока она не станет похожа на идеальную картинку.

Забавно, как такие события остаются в памяти, когда другие стираются. Но я рад, что это так. Иначе у нас остались бы только плохие воспоминания о времени, когда нам не удавалось сохранить спокойствие, или что похуже. Но эти образы, напоминают мне о том, как мы старались, как мы любили, несмотря на все наши недостатки.

— Это наше последнее Рождество здесь. — Я бросаю взгляд на Холли. Желание поцеловать ее невероятно сильное, мне приходится заставлять себя оставаться на месте. — Почему бы не выложиться по полной программе, — добавляю я.

— Думаю, мне лучше одеться. — Она начинает уходить, останавливается на полпути и оглядывается. — Если хочешь, можешь начинать без меня.

— Все в порядке. Я подожду.

Она мешкает у подножия лестницы.

— Ты уверен?

— Да, почему бы и нет?

Закусив губу, Холли кивает, а затем проворно поднимается вверх по лестнице. Странно снова оказаться вместе в одном пространстве, будучи в подвешенном состоянии между «мы — женаты» и «мы — разведены», когда никто из нас не уверен, что сказать и как себя вести. Ну, по крайней мере, мы можем заняться украшением дома.

Я как раз распечатываю последнюю коробку, когда появляется Холли, одетая в кремовый вязаный свитер и леггинсы. Ступни босые, а ногти на ногах выкрашены в праздничный зеленый цвет. Она всегда любила Рождество. Приятно видеть, что какая-то часть ее души не изменилась.

Она указывает на камин.

— Я собираюсь развести огонь. Хочешь присоединиться?

— Конечно. — Я подхожу к кирпичному камину с открытым фасадом. Она берет небольшую запечатанную пластиковую коробочку, открывает ее, доставая длинные спички. Я наклоняюсь с другой стороны, беру несколько щепок для растопки и горсть древесной стружки. — Ты уже видела свою маму?

— Пока нет. Я приехала только вчера, а она была на работе.

Сколько себя помню, наши миры были тесно переплетены, и наш брак стал звеном, которое скрепило наши семьи. Трудно представить, что меньше чем через неделю маленький кусочек нашего идеального семейного полотна перестанет существовать.

Одно дело жить раздельно — всегда остается хоть какая-то надежда. Развод — это уже окончательно.

Боль пронзает мое нутро. Не обращая на нее внимания, я бросаю горсть стружки в центр камина, она раскладывает щепки над маленьким гнездом из веток. Я кладу поленья слева и справа от стопки, а затем скрещиваю несколько сверху.

— Не хочешь пересекаться с моими родителями?

Она тихонько смеется, но я замечаю, как напрягаются ее плечи. Красота момента испорчена.

— Я люблю твоих родителей.

— Они тоже тебя любят. — Это правда. Что бы ни происходило между мной и Холли, для нее всегда найдется место в сердцах моих родителей.

— И я всегда буду любить их.

Наши взгляды на мгновение встречаются, прежде чем она отводит свой, чиркает спичкой и осторожно поджигает стружку. Огонь разгорается, она бросает спичку в пламя и отдергивает руку. Мы стоим бок о бок пока потрескивает огонь и тепло от него распространяется вокруг нас.

Воцаряется тишина, никто из нас не хочет или не в состоянии ее нарушить. Миллион вопросов крутится у меня в голове.

Где мы ошиблись?

Когда мы перестали разговаривать друг с другом?

Когда-то мы были всем, что имело значение.

Разве это нормально думать и тосковать о женщине, которая скоро станет моей бывшей женой?

Холли первой отходит в сторону, нарушая это мгновение.

— Давай начнем украшать елку.

Она достает телефон и нажимает на экран. Из беспроводной колонки звучит песня Фрэнка Синатры «I’ll Be Home for Christmas». Одна из любимых песен Фионы.

— Хорошо. — Я подхожу к коробкам, она следует за мной, становясь рядом. — Фиона любила эту песню.

— Я скучаю по ней. — Грустная улыбка трогает ее губы. Она встряхивает головой, словно отгоняя нахлынувшие воспоминания. — Извини. Сегодня я чувствую себя немного не в своей тарелке.

— Ты больше не в Нью-Йорке. — Я начинаю доставать украшения из коробок. Разноцветные лампочки, простые металлические колокольчики, джутовые ангелы. Это тот милый антиквариат и находки с блошиного рынка, которые действительно подходят только к Рождеству. — Я все еще перестраиваюсь.

— У тебя все еще остались те ботинки, которые подарил тебе отец? — спрашивает Холли, рассматривая блестящую звезду, прежде чем повесить ее на одну из веток. — Фирмы Sorel?

Я моргнул.

— Вообще-то я о них забыл.

Она хихикает.

— Почему я не удивлена?

— У тебя всегда была память лучше, чем у меня.

— Не думаю, что это так. — Она снова роется в коробке. — Ты помнишь важные вещи.

— Зимние ботинки — это важно.

Она смотрит на меня снизу-вверх, сидя на корточках на полу, и в ее глазах, похожих на старые медные монетки, пляшет тепло пламени, лижущее стеклянную дверцу камина. Черт возьми, ее красота, как всегда, задевает за живое.

— Ты помнишь это? — Она держит в руках украшение в форме Космической Иглы. — Поездка в Сиэтл на ту конференцию по маркетингу?