Страница 8 из 14
— Ваш сюзерен, Шуйский, проявляет… неустойчивость и непоследовательность в словах и действиях, — сказал Делагарди и поймал себя на мысли, что по непонятной причине, он оправдывается.
Головин казался невозмутим. Он уже понял, что с Шуйским идти рука об руку — это приближаться к пропасти. Вместе с тем, чувство достоинства и верность слову, не позволяли Семену Васильевичу отказаться от некогда своего царя. И тут послу очень хотелось, чтобы образовался такой повод к, по сути, предательству, чтобы внешне сохранить честность, но убраться по дальше от Шуйского и постараться спасти свою семью.
— Вместе с тем, я прошу вас отправится в Москву и провести предварительные переговоры с царем… — видя замешательство посла, Делагарди неправильно расценил растерянность Головина. — Ну не считаете же вы, что Василий Шуйский вновь сможет занять Москву?
— Вы не поняли мое возмущение, — жестко сказал Головин. — Какое право вы, генерал, имеете, чтобы распоряжаться русским послом в угоду интересов иного государства? Нарушая обязательства, по которым именно вы должны были сопроводить Василия Четвертого Иоанновича, уничтожаете остатки чести свои, да и мои [автор исходит из того, что Делагарди в РИ действовал постоянно только соответственно национальным интересам Швеции, нарушая договоренности, пусть его и несколько предали Шуйские].
Делагарди теперь ощутил те эмоции, от проявления которых в Шуйском еще не недавно смеялся. Вот он, человек, который ему нужен. Головин идеально вписывался в план Делагарди. Именно он мог первоначально донести посыл Димитрию Иоанновичу о возможности договориться. При этом он, шведский генерал, мог всегда откреститься от переговоров, сказать, что никого из шведов не посылал к русскому царю, что придерживается взятых договоренностей, а миссия Головина — это не более, чем частная инициатива бывшего посла в Швеции.
— Какие гарантии моей безопасности? — неожиданно для Делагарди спросил Семен Васильевич.
— Так вы согласны? — недоуменно сказал генерал.
— Гарантии, генерал? Меня могут просто казнить! Или не просто… мы, русские не сильно уступаем вам в искусстве жестоких казней. Так что гарантии! — настаивал Головин.
На самом деле, Семен Васильевич увидел в предложении шведа шанс для того, чтобы спасти свою семью. Его отец Василий Петрович Головин деятельно поддержал Шуйского, являлся его казначеем, правда только получил должность и не успел ничего сделать, слишком быстро поменялась власть. Сестра Семена Васильевича так же могла попасть под опалу, в том числе из-за его, русского посла, который не оставил Василия Шуйского, даже после падения царя с Олимпа. Под гарантиями от шведов Головин может осмотреться в Москве, выполнить какое-нибудь поручение Димитрия Иоанновича, может и сложится еще жизнь и Анастасия, сестра, выйдет замуж за Михаила, который, вроде бы пленник, но какой-то странный, приближенный к царю.
— Боюсь, что гарантии Вам не понравятся, — после паузы, сказал Делагарди.
Да, Головину не понравились гарантии, основу которой составляла жизнь Василия Ивановича Шуйского. Шведский генерал при условии начала переговоров с Дмитрием Ивановичем, отдавал на растерзание бывшего русского царя.
— Я отправлюсь в Москву, — холодно сказал Головин и не прощаясь, ушел с комнаты, которую еще недавно занимал беглый царь Василий Иванович Шуйский.
*………*………*
Москва
10 августа 1606 года
— Вжух, шух, дзынь! — раздавалось во дворе царских палат в Кремле.
Эти звуки чередовались с тяжелым дыханием.
Это я осваивал сабельный бой. Нужно соответствовать эпохе. Нет, нужно двигать эпоху вперед! И я был уверен, что для прогрессорства в области фехтования, мне хватит моих знаний и умений в ножевом бое, а так же немного занятий кен-до. Рассчитывая на сознание человека будущего, где единоборства и наука убивать себе подобных, достигли своего апогея, уже видел себя через год отличным фехтовальщиком.
Что это вообще? Почему я могу так заблуждаться, словно наивный подросток-мечтатель? Опытные саблисты поставили меня на место и заставили начинать с азов и тренироваться всерьез.
И теперь, когда я отошел от отравления и даже поднабрал массу, нужны тренировки. Пусть из меня фехтовальщик так себе, но я могу в этот мир привнести немало новшеств, которые позволят бояться если не русской сабли, то русского кулака, точно. А еще ножевой бой. Хотя, может в дальнейшем и сложится «русская дестреза» [дестреза — система фехтования, родом из Испании].
Кстати, я такой вот герой-превозмагатор взял шпагу, покрутил с ней танцевальные па, а потом, с уверенностью, что сабля стоит в системе эволюции клинкового оружия на ступеньку ниже, вышел со средненьким бойцом. Средним, так как в поединках между моими охранниками он с трудом выиграл два поединка на деревянных палках-имитаторах сабли, но четыре проиграл. Меня, с моей шпагой, вынесли в одну калитку и рукопашная подготовка не помогла.
Я видел, что шпага может поражать саблю, но крайне сложно, и опять же все зависит только от индивидуального мастерства и саблиста и шпажиста. Последний должен обладать исключительной реакцией, чтобы поразить соперника, когда саблист совершает замах. Ну а парировать удар сабли, особенно снизу вверх, наверное, невозможно.
Так что пусть Дартаньяны и танцуют со шпагами, далеко не факт, что хорошего польского саблиста юркому гасконцу удалось бы уделать. Польского, потому как польская школа сабельного боя была или лучшей, или не хуже венгерской.
Я же загорелся и решил осваивать оба вида оружия. Может быть, в будущем смогу подобрать, к примеру, для гвардии самое уместное холодное оружие, но пока акцентироваться стану на сабле.
— Ну все, хватит! — взмолился я.
Не столько устал, сколь заиграло самолюбие, когда не могу достойно накидать противнику.
— Подлый бой! — усмехнулся я, видя понурые лица моих охранников.
Вот теперь я отыграюсь. Потешу свое эго.
У меня в охране двадцать четыре человека. И еще на просмотре четверо. Две полных смены по двенадцать человек. Кроме Ермолая, касимовцев Али, Бакра и Саида, были казачки, четверо рязанских дворян.
— Егорка, становись! — позвал я молодого парня, который был сегодня на просмотре.
Я просил Шаховского, которого собирался назначить Первым воеводой Москвы, а после реформы он станет воеводой и всего Московского воеводства, определить, кто из москвичей был столь активным, что смог организовать людей и даже захватить Спасские ворота. Без артиллерии, с наспех сделанными лестницами, простые горожане, взяли на приступ крепость. Разыскать таких умельцев нужно было уже потому, чтобы в какой иной момент не был взят на приступ Кремль, со мной внутри крепости.
Молодой парень из казаков, но бежавший от несправедливости и жестокости, пришел в Москву и поддержал меня, первым войдя на стены Кремля. Как такого удальца не заприметить? Тем более, что как выяснилось, в том бою он командовал десятком горожан. Может это еще одно дарование?
— Меня не жалеть! Себя пожалей! — сказал я, заступая на площадку с обильно насыпанным песком, чтобы уменьшить вероятность травм.
Бью прямым правой рукой. Егор чуть смещается вправо и пробивает мне ногой по колену. Чуть смещаюсь, делаю замах, чтобы ударить левый боковой, в меня уже летит прямой удар ноги. Ухожу влево, подбивая ногу противника и иду на захват правой руки Егора. Парень выворачивает руку и пытается меня подсечь. Бью противника по опорной ноге. Повержен.
— Кто научил? — удивленно спросил я, парень показал очень даже высокий уровень.
— Так и батька и дядьки, — отвечал Егор.
— Донец? — спросил я и получив положительный ответ, обратился к Ермолаю. — Как на саблях бьется?
— Добре, государь! — ответил Ермолай.
— Отчего иные так не могут? — спросил я уже у всех.
— Так кто ж такое наставничать станет? — удивился один из казаков Елисей Платка.
— От чего тебе наставничали, али ты особенный? — спросил я у Егора.