Страница 24 из 52
Надо взять себя в руки. Надо привести в порядок мысли. Восстановить!
Джон уснул. Отчего он уснул? А я тем временем впустил эту тварь? Как? Он вдруг вскакивает. Борется с тварью и со мной. Сбивает меня с ног. Опутан, как Лаокоон. Бьет топором. Мимо. Приемник – вдребезги. Второй раз не успевает. Скорчился, замерз, разъеден до смерти.
А потом? Я был совершенно беспомощен. Почему оно отстало?
Меня оно не боится и приберегло на сегодняшнюю ночь? Или я ему нужен? Временами возникает безумное чувство, будто повесть, которую я пишу, – это правда. Что одно из моих чудищ убило Джона, что я пытаюсь помочь им попасть на Землю…
Но слабость и пустота в голове – попытка осмыслить неосмыслимое… Это не фантастика – это реальность. Следует немедленно пресекать любые подобные рассуждения, ведущие к сумасшествию.
Нужно решить, что делать дальше. Пока продолжается буран, я заперт здесь, как в ловушке. Оно попытается одолеть меня сегодня ночью. Ни в коем случае нельзя спать. Когда буран поутихнет, можно попробовать подавать дымовые сигналы. Или, если позволит нога, пробраться в Террестриал, придерживаясь дороги. Может, мимо поедет фермер, хотя Джон не раз повторял, что дороги замело…
Джон…
Если бы только я не был так одинок! Было бы у меня хоть радио!
Позже. Приемник заработал! Это просто чудо, – видно, я усвоил больше знаний, чем думал, помогая вчера его чинить. Пальцы проворно двигались, будто помнили больше, чем мозг, и очень скоро я все разбитые детали заменил запасными.
До чего же хорошо было услышать первые голоса!
Буран к ночи пройдет – так сказали по радио.
Я заметно успокоился. Я полностью сознаю опасности грядущей ночи, но уверен, что при удаче сумею их избегнуть.
Эмоции вконец истощились. Я считаю, что смогу должным образом встретить что бы ни пришло, встретить холодно и спокойно.
Я был бы полностью уверен в себе, если бы не настойчивое, лишающее присутствия духа ощущение, будто какая-то часть моего подсознания контролируется извне.
Больше всего боюсь поддаться какому-нибудь внезапному подсознательному побуждению, вроде желания взяться за перо, которое временами становится невероятно сильным, – я чувствую, что просто обязан завершить «застрявший» эпизод повести.
Подобные побуждения могут оказаться ловушками, призванными лишить меня бдительности.
Послушаю радио. Надеюсь, что найду хорошую программу, которая укрепит мой дух.
До чего же фантастическое стремление закончить повесть!
(Первые строки следующей записи в дневнике Олдермена совершенно неразборчивы – неистовые машинальные каракули, нацарапанные в великой спешке. В нескольких местах перо прорвало бумагу. Внезапно запись становится понятной, хотя скорость письма, судя по всему, только возросла. Переход разительный, будто захлебывающийся словами и эмоциями психопат вдруг нацепил маску сдержанного и здравомыслящего человека. Перемена лица, от которого ведется изложение, тоже важна и вполне очевидно соотносится с последней строкой предыдущей записи.)
Паукообразный заметил, что контакт восстановлен, и холодно потребовал прибавить мощность, хоть это и означало истощение последних ресурсов. На сей раз никак нельзя было промахнуться – на следующую попытку энергии уже не оставалось.
Однако можно было уже не сомневаться в успехе. Один двуногий, пытавшийся помешать, был надежно устранен, второй же реагировал точно по плану.
Как долго предвкушался этот момент! Сколько тысячелетий было проведено в ожидании появления более-менее разумных животных на этой далекой планете и их первых успехов в создании адекватных возбудителей излучения – ужасающе долгий процесс, даже при постоянных телепатических подсказках! И как долго, уже под конец, пришлось отбирать подходящего по чувствительности двуногого и развивать его восприимчивость до требуемого уровня! Одно время казалось, что он навсегда скрылся в бушующих вихрях мыслей своих более бестолковых собратьев, но в конце концов его удалось выманить на открытое пространство. Условия были как раз теми, что требуются для достижения тонкого соотношения между физическим и умственным излучениями, которое распахивает двери между звездами и наводит мосты над ущельями космоса.
И теперь паукообразный был на середине такого моста. Вот уже пять раз кряду проходил по нему – только для того, чтобы получить отпор на дальнем его конце. На сей раз нельзя допустить осечки. От этого зависит судьба всего мира.
Всегда восприимчивый разум двуногого стал терять привычную податливость, хоть и не до очень тревожного уровня. Поскольку его сознание оказалось не в состоянии воспринять реальность того, что он делал, двуногий приписал происходящее вымыслу – привычное для него объяснение.
И вот паукообразный преодолел мост целиком. Обретающая материальность плоть немела, съеживалась под радиационными ударами сырой, жаркой планеты. Это было все равно что рождаться заново.
В сознании двуногого царила полная неразбериха. Более грубый, зацикленный на родной планете участок сознания явно пытался навести порядок и грозил вскоре заглушить восприимчивый сектор – но не настолько вскоре, чтобы это имело решающее значение. Паукообразный беспристрастно проглядел его слой за слоем и выдал заключение: практически невыносимый ужас, намерение поджечь жилище при помощи какого-то горючего с целью ранить захватчика (это только к лучшему – не останется никаких улик) и намерение бежать, как только будет вновь обретен контроль над телом (это необходимо пресечь – двуногого нужно перехватить и уничтожить; его рассказам, конечно, никто не поверит, но живым он все равно будет представлять собой немалую опасность).
Паукообразный вырвался на свободу – переход завершился. Как только его разум пришел в окончательную готовность, то взял под контроль все побуждения двуногого и приготовился к преследованию.
В этот первый момент торжества, однако, в нем зародилось нечто вроде жалости к крошечному, безумному, обреченному животному, что помогло столь разительно изменить удел навеки остывшей планеты.
Ведь оно могло спастись. Просто не надо было поддаваться телепатическому нашептыванию. Не надо было забывать о столь недавнем отвращении к голосу стада. Не надо было исправлять последствия неосознанного защитного акта, предпринятого его сотоварищем перед самой смертью. Не надо было чинить приемник.
Заключительный комментарий доктора медицины Вилларда П. Кронина, Террестриал, Монтана:
Возгорание дома, принадлежавшего Джону Вендлу, было отмечено в 3 часа ночи 17 января, вскоре после окончания бурана. Я входил в спасательную партию, немедленно высланную туда для оказания экстренной помощи, и одним из первых увидел пожарище. На нем было обнаружено единственное сильно обгоревшее тело, позднее опознанное как тело Вендла. Имелись указания на то, что пожар возник в результате случайного падения керосиновой лампы.
Любому здравомыслящему человеку должно быть очевидно, что «дневник» Томаса Олдермена является продуктом воспаленного сознания и почти наверняка сфабрикован в попытке переложить на какое-то мифическое существо вину в совершении тяжкого преступления, следы которого он пытался скрыть при помощи поджога.
Опрос давних городских знакомых Олдермена рисует образ слабовольного и нелюдимого мечтателя, жалкого неудачника в своем ремесле. Вполне вероятным мотивом может быть ревность к коллеге-писаке, произведения которого хоть и являются в большинстве своем пустопорожней псевдонаучной чушью, сработанной в расчете на невежественные умы, но имели, по крайней мере, небольшой финансовый успех. Что же касается подобной же ребяческой «повести», которую якобы писал Олдермен, то нет ни единого свидетельства в пользу того, что она даже просто существовала, хотя, конечно, нельзя отрицать и возможности, что она просто сгорела при пожаре.