Ведьмины камни

– Может быть, – серьезно согласилась Хельга. – Знаешь, щит и шлем – это защита, они не пропускают к тебе вражеские клинки в битве. Но истинную защищенность даруют боги – они вовсе избавляют тебя от сражений и встреч с вражескими клинками! Когда Один поистине благосклонен к человеку, он дарует не победу в битве, а победу без битвы! У кого-то из вас благосклонность Отца Битв в этом походе была. Так почему бы и не у тебя?

«Кто умирает как мужчина, получает славу и место возле Одина… Ты разве не за этим пошел в войско?»

Хедину вспомнился тот жаркий полдень, душистая трава на берегу Днепра, нагретая солнцем, пляска двух золотистых бабочек над светловолосой головой Эскиля Тени, его напряженный взгляд, его глаза, серые, как этот камешек, и такие же жесткие, непроницаемые… и как что-то дрогнуло в них при взгляде на «ведьмин камень». Воспоминания о той, у кого Эскиль видел эти камни? Или только своем давнем провале? Насколько Хедин успел узнать Эскиля за эти два лета, свои успехи и неуспехи того волновали больше, чем девичьи глаза.

Но Хедин вовсе не собирался делиться этим с Хельгой. Он думал, что вспоминать об Эскиле ей будет неприятно – хотя на самом деле в глубине души она была бы польщена вестью, что неудачливый похититель до сих пор ее не забыл.

– А теперь… – Хедин коснулся камешка, – раз я вернулся, возьмешь его назад?

– Нет, нельзя. Он к тебе привык.

– Но у тебя осталось только четыре.

Честно сказать, четыре оставшихся камня – белый, красновато-бурый, голубой и черный – смотрелись даже ярче, чем в те времена, когда это сочетание разбавляли серый и песчано-желтый.

– Это и хорошо. У Одина четыре помощника: два волка и два ворона. Двое черных и двое белых. Если Одину достаточно четверых, то и мне.

– Ты так говоришь, будто со всеми знакома!

Хедин сам не понимал, что сказывается в этой ее уверенности: остатки детской наивности или новая взрослая мудрость.

– И мы ведь еще не дома, – напомнила Хельга. – Домой мы попадем, может быть, к йолю. «Старому» йолю. Здесь празднуют еще и «новый» йоль – в самую длинную ночь, как словене.

– Удивительное дело. Помнишь, как мы ехали сюда из дома – как будто на край света, в сам Ётунхейм…

– В Асгард. В Ётунхейме мы живем!

– Ну, пусть в Асгард. А теперь это место… – Хедин окинул взглядом гридницу, которая после Олеговой киевской не казалась особенно большой, – совсем обыкновенное. Когда едешь куда-то в чужое место – кажется, на тот свет, а как доедешь – ничего особенного. Греки на наши гридницы смотрят, как мы на троллиные пещеры.

– Тот свет все время ускользает, да?

– Да. А для тебя здесь и вовсе как дом родной?

– Конечно, я скучаю по дому. – Хельга вздохнула. – По родителям, по сестрам, по дяди Виги, дяде Эйрику, тете Арнэйд… А когда приеду туда – буду скучать по Сванхейд, по Бере, по Светлаве, по Уне, то есть Унедаре… Даже по Берси – он такой забавный! Он ходит пока плохо, но зато так ползает, что не угонишься!

– Кто все эти женщины?

– Мои подруги. Унедара – племянница воеводы Свенельда, а Светлава – тоже из его дома, только не из родни, ну, ее мать была кормилицей его сына. Я теперь могу немного говорить по-славянски.

– Я тоже. Я их обоих видел в Киеве, Свенельда и Мистину.

– Здесь о них много говорят…

В это время к ним подошел Ингвар-младший – тоже переодетый, умытый и причесанный.

– Ну что, Хедин, ты уже показал твоей сестре подарки?

– Ох! Ёлс твою овду, я забыл!

– Вечно ты думаешь о всякой чепухе, а о таком важном деле забыл! – Ингвар-младший подмигнул Хельге. – Добрая госпожа Сванхейд еще вчера послала гонца в Альдейгью, и я думаю, мой отец скоро будет здесь. Вот тогда и повеселимся! Вы ведь все равно не уедете, пока не застынут реки, и у нас с тобой, Хедин, будет месяц-другой на то, чтобы как следует похвастаться своими подвигами и стяжать всю положенную нам славу!

Ингвар-младший был у родителей единственным сыном, но вовсе не единственным чадом. У него имелись три сестры, две старше его, одна младше. Самая старшая уже вышла замуж и уехала на Готланд, две другие еще жили с отцом. Хельга слышала об их существовании, но познакомиться с ними у нее ранее случая не было. Теперь он внезапно представился – когда дней через десять после приезда Хедина явился обоз из Альдейгьи и Хакон ярл выгрузил из саней два одинаковых кулька, состоящих из куньего меха, блестящих глаз и красных от мороза щек. Так Хельге показалось – именно это бросилось ей в глаза. За эти дни похолодало, выпало довольно много снега, и хотя Волхов еще не застыл, лодьи по нему, среди снеговой каши, уже не ходили и небольшая Хаконова дружина прибыла верхом и на санях.

– Ой, ой, как у меня все замерзло! – причитали кульки. – У меня руки не гнутся! Ноги не идут! Зубы стучат!

– Мы сейчас попросим госпожу Сванхейд затопить баню, а пока идите в гридницу, там тепло! – подгонял их отец.

– О, я не дойду!

– Тебя понести? – спросил Ингвар-младший у какой-то из сестер. – Хедин, ты какой кулек возьмешь?

– Могу этот! – Подавляя смех, Хедин кивнул на ближайший к нему.

– Нет, нет, мы сами! – При виде этой помощи оба кулька смутились, обрели подвижность и покатились через широкий двор к одетой резными косяками двери гридницы.

– А давай наперегонки! – осенило Ингвара-младшего.

Не дав никому опомниться, он догнал отставший кулек – чуть меньше второго, обхватил его, оторвал от земли, перекинул через плечо и бегом пустился к дому. Видя это, Хедин схватил второй – пока будешь думать, отстанешь безнадежно, – тоже забросил на плечо и побежал догонять. Здешние и приехавшие покатывались со смеху, и общий хохот почти заглушал визг похищенных кульков.

– Давай-давай-давай! – кричали со всех сторон, непонятно кого подбадривая.

– Хакон ярл, у тебя два сорочка куниц украли!

Ингвар-младший поначалу оторвался, да и кулек ему достался полегче. Но Хедин, более рослый и сильный, шагов за десять до гридницы почти его догнал, потом еще наддал, но запнулся о какую-то неровность в снегу и стал падать…

Он успел отпустить одну руку, которой придерживал на плече кулек, и выставить ее перед собой; от точка девушку сорвало с его плеча и бросило вперед. Они упали наземь одновременно; девушка кубарем покатилась в прежнем направлении, а Хедин оперся рукой о землю, перекатился вбок… и попал под ноги Ингвару-младшему. Тот, разумеется, споткнулся, но он успел сбросить скорость, и его падение было не таким страшным: он сумел вовремя согнуть ноги и скорее присел, чем упал. Девушка с его плеча тоже сорвалась вперед; силой ее падения Ингвара-младшего толкнуло вниз, и он рухнул на Хедина сверху. Обе девушки прокатились к порогу гридницы и там столкнулись – прямо у ног госпожи Сванхейд, вышедшей поглядеть, отчего на дворе такой крик.

Все четверо барахтались на снегу, девушки охрипли от воплей. Наконец их подняли и отряхнули. Ингвар-младший встал на ноги, а Хедин сел на снегу – без шапки, с растрепанными волосами, с красным пятном содранной кожи на лбу.

– Позор! – выразительно укорил их Хакон ярл, когда обе его дочери уже висели на его плечах и жалобно стонали. – Чему вас только учили в этом вашем походе, если вы даже не способны унести самую лучшую добычу!

– Самому полезному не выучились! – хмыкнул Регинмод Залив. – Зря время потратили.

– Вам только кур воровать! – хмыкнул Гарди Кузнец.

– Я буду упражняться! – заверил Ингвар-младший, пытаясь отдышаться.

– Нам с тобой надо упражняться на мешках с репой, – выдохнул снизу Хедин. – Живых девушек нам пока рано доверять.

– Идемте со мной! – Сванхейд потянула в дом обеих жертв, растрепанных и извалянных в снегу. – Прошу прощения, но разве я могла подумать, что у порога моего дома вас поджидают два бесстыжих турса!

Хедин только вздохнул, чувствуя себя хуже всякого турса. Он даже не смел поднять глаза и не увидел, как девушка, уводимая Сванхейд, обернулась и взглянула на него.