Ведьмины камни

– Гордись, пока можешь, – снисходительно сказал Несвет Эскилю, остановившись перед ним. – Но невеста тебе не достанется, даже не мечтай. Вы уедете кормить греческих червей, а мой сын через год-другой справит свадьбу. Стоит ли долго помнить такого бродягу безродного?

– Прежде чем свататься, человек должен прославиться, – ответил Эскиль, меряя Несвета взглядом, будто отыскивая признаки славы. – А тот, кто прямо от няньки требует себе жену, не дождется ничего, кроме позора.

– Мой сын хорошо начал – едва не завалил такого кабана, как ты!

– Под Гераклеей я завалил немало кабанов и побольше.

– Если еще раз покажешься в этих краях – пойдешь на корм свиньям.

– На некоторых людях спеси – как на петухе грязи.

Презрительный тон Эскиля напомнил Несвету неуместность этой перебранки, и он ушел к своим саням, ничего не ответив.

Ингвар не от скуки водил дружину на лов: приближался день отъезда, надо было запасаться едой на дорогу. У печей на валу целыми днями шла работа: коптили мясо и рыбу, пекли хлеб. Там стояла особая клеть – Хельга запомнила, она называется «хлебня», – с большой печью, в которую можно было загрузить сразу два десятка караваев. В этой же клети ставили подходить тесто в огромной бадье, одновременно с началом топки печи, так что тесто и печь бывали готовы в один и тот же час; проверить, готово ли то и другое, обычно приходила сама госпожа Сванхейд. Служанки сгребали золу и остатки углей ближе к устью и деревянной лопатой загружали внутрь караваи; летом под них подкладывали, для защиты от золы, дубовые или капустные листья, а зимой пекли в плетенных из ивы корзинках. Нива, служанка Сванхейд, могучая женщина из словен, орудовала длинной широкой лопатой, закидывая в печь сразу по три каравая, а прочие женщины подносили сырые и клали на лопату, чтобы как можно быстрее все загрузить и закрыть устье заслонкой. Бегая от широкого стола к печи, они сталкивались, обсыпали друг друга мукой, но не смеялись и не произносили ни слова – это вредно для удачной выпечки.

На другой день после отъезда Несвета с сыном Хельга и Берислава с еще двумя женщинами загрузили хлеб в печь и вышли прогуляться по валу, ожидая, пока испечется. Берислава рассказала, что у славян не принято разговаривать около печи, где сидит хлеб, чтобы его не испортить, и они выходили на воздух. Хельге нравилось здесь гулять – с высоты вала был видел и Хольмгард с его крышами, дворами, дымами печей, и широкий простор заснеженного Волхова, и курево от селений на другом берегу.

– Как я люблю запах ольховых дров от хлебной печи! – Берислава потянула носом воздух. – Лучше всего яблоневые.

– А у нас пекут на дубовых.

– Ой, вон идет Хрольв! – заметила Берислава, но Хельга не обернулась. – Ты знаешь, что он женат на бывшей жене Ингвара?

– Это как? – Хельга глянула на нее, широко раскрыв глаза. – Да сколько же у него жен, у Ингвара?

– До Эльги у него было три жены из уличанских полонянок. А когда Эльга за него выходила, она велела, чтобы он от них избавился и пообещал не брать других жен, пока у нее не родится сын. Ингвар согласился, а тех жен раздал своим ближним людям: Гримкелю, Хрольву и Ивору.

– А Эскилю, значит, не досталось? – вырвалось у Хельги.

– Так Эскиля еще здесь не было. Эльга же вышла за Ингвара пять лет назад, а Эскиль только к походу на греков, лето назад у него появился. Да вон он сам – спроси, почему ему жены не досталось? – засмеялась Берислава.

Хельга повернулась: по широкой деревянной лестнице на вал поднимались двое.

– Привет тебе, Эскиль Пожиратель Младенцев! – воскликнула Берислава.

– Жалко, он сбежал, мы не успели его закоптить в дорогу. – Эскиль покачал головой. – Ну, хоть будет поменьше писка.

– Мы пришли посмотреть, как там наша добыча, – сказал Хрольв. – Покажите мне, как мой лось.

– Ты по нему соскучился, что ли? – засмеялась Берислава.

– Ну еще бы! Он ведь теперь будет нашим товарищем по пути в Киев – я надеюсь, сопроводит нас хотя бы на полпути…

– Он поедет с вами и дальше – в ваших желудках!

– О нет, госпожа! Боюсь, он будет покидать нас на каждой стоянке – в виде небольших кучек на снегу…

– Пф! – Берислава зажала рот рукой от такой неприличной шутки. – Да узнаешь ли ты его – он, видишь ли, теперь… – она пошевелила в воздухе пальцами, – превратился в много ма-аленьких лосиков.

– Ноги остались целыми, – вставил Хельга.

– Уж его ноги я узнаю где угодно! Он мне чуть в бок копытом не залепил, тролль рогатый!

Все пошли от хлебни к коптильням, откуда веяло дымом и осиновой щепой. Весело болтающий Хрольв увел Бериславу вперед, а Хельга обнаружила, что рядом с ней идет Эскиль. Даже отстает на полшага и вид имеет самый почтительный, но это не успокоило ее волнения.

– Теперь тебе нечего бояться, – негромко сказал он. – Пискун убрался к своей няньке.

– Я его и не боялась. Не меня же он пытался… – Хельга осеклась.

– Пытался убить? Если бы он умышлял на тебя, я бы его пополам разорвал живьем. Ну, ты решилась? – Эскиль сделал шаг вперед и остановился, загораживая Хельге дорогу. – Осталась пара дней, потом мы уедем. Ты поедешь со мной?

– Ты так говоришь, будто это очень легко сделать!

– Легко или нелегко – мы это сделаем. Ты согласна?

Эскиль попытался взять ее руку, но Хельга попятилась.

– Никто меня не отпустит. Мой брат, госпожа Сванхейд…

«Даже если бы я хотела уехать с тобой, никто мне этого не позволил бы, так что нечего и говорить зря», – примерно это Хельга имела в виду. Но, стоя вплотную к Эскилю, ощущая его тепло, слыша его голос, чувствуя его взгляд на своем лице, она не смела намекнуть, что не хочет бежать с ним. Не смеет. Не уверена, что ей следует так поступить – что такой брак принесет ей счастье, ради которого стоит рассориться со своим родом.

– Мы сделаем так, что тебя сразу не хватятся, а когда хватятся, им уже придется признать мои права.

– Мои родители и Эйрик…

– С ними мы помиримся потом. Наш конунг тоже так женился. Его жена – не эта, а та, что в Кёнугарде, Эльга, – убежала из дома и приехала в Кёнугард, там они справили свадьбу, а потом помирились с ее родными, когда те приехали вслед за ней…

– Эльга была до того обручена с Ингваром. – От Бериславы Хельга хорошо знала ту захватывающую повесть. – Ее отец соглашался на обручение, просто потом передумал, потому что Олав… Ну, неважно. Но мой отец тебя в глаза не видел и даже не слышал о тебе!

– Это не моя вина! – Эскиль засмеялся. – Если бы он приехал сюда, а еще лучше в Кёнугард, то услышал бы обо мне достаточно! Но ты со мной уже знакома. Ты же видишь, что я за человек. Со мной ты будешь в Кёнугарде одной из самых богатых и уважаемых женщин. И наша госпожа так тебя полюбила. Ты поможешь мне приобрести больше чести среди дружины Ингвара, а я – тебе. Наши сыновья сделаются первыми людьми в стране! Мы снова пойдем на греков, и я привезу тебе целый корабль шелковых платьев и разных украшений. Мы возьмем еще больше, чем взяли в Гераклее, и я уж не дам обидеть меня долей. Возьми пока это кольцо…

В руке Эскиля снова оказался тот перстень с сине-зеленым камнем и жемчужинами, он попытался надеть его на палец Хельге, но она сжала кулак. Тогда он сжал ее руку в своей, и тепло его крепкой руки сковало ее: по телу разливалось пугающее, тревожное блаженство, хотелось и бежать от Эскиля подальше – и остаться с ним навсегда.

– Почему ты не хочешь его взять? – Эскиль наклонился к ней, в его голосе зазвучала досада. – Или моя добыча для тебя нехороша? Может, тот сосунок подарил тебе что-нибудь получше? Знаешь, как говорил Хникар:

– Ничего он мне не дарил…

– Ну а что у него есть, кроме пары мокрых пеленок? Ничтожных червей и доля ничтожна, как говорил Хникар. Он мог бы убить меня и хвалиться своим подвигом! Может, ты тогда вышла бы за него, за такого доблестного и отважного мужа? Была бы довольна такой участью? Если, конечно, нянька разрешит ему жениться и вовремя снабдит сухой пеленкой…