Страница 4 из 306
Для меня это было привычно и знакомо, поэтому мельком глянув на людей, я пошел мимо машин к БТРу, на броне которого расположился Мишка Синцов, старлей из нашей ПВОшной дивизии, который после уничтожения пусковых турецкой авиацией перебрался в пехоту и теперь частенько выезжал на такие операции.
Но пройти к броне не получилось, со стороны ближнего грузовика раздался истошный крик:
— Максим!
Я повернул голову и с трудом узнал кричащую женщину. Это была ОНА! Грязная, в хламиде, с коротко обрезанными волосами, с синяком на скуле, но все-таки это была ОНА! Сердце, как когда-то давно, сделало два удара и застучало в бешеном темпе, как мотор набирающего скорость гоночного автомобиля.
Тот день начался для меня, как и все остальные — с раннего подъема в опостылевшей общаге. По коридору уже шуршали полусонные соседи. На общей кухне что-то журчало, парило и обдавало запахом домашней еды. Я не любил общую кухню и старался там не появляться совсем: уж слишком неуловимый и неприятный дух зависти и интриг там витал, и при этом весьма густой. У меня как-то не сложились отношения с соседями, да и желания не было: общага вроде как относилась к Министерству обороны, но таких военных, как я, здесь было очень мало. Здание давно превратилось в ночлежку для торговцев с близлежащего рынка, которые за определенную мзду имели больше шансов при выделении комнат, нежели наш собрат в погонах. У коменданта кто-то из родственников был в гарнизонной прокуратуре, поэтому на это закрывали глаза, а скорее всего имели какой-то интерес. Мне в свое время совершенно случайно удалось тут обосноваться и в одиночку занять трехместную комнату и в течение пары лет стойко отбиваться от попыток кого-нибудь мне подселить. Это был интересный мир. Прямо «срез общества в канаве», как любил я выражаться. На втором и третьем этаже жили более привилегированные жильцы, и чем выше к крыше, тем ниже социальный статус. На пятом этаже жили чуть ли не отбросы общества, которых по той или иной причине не могли выселить, и там часто происходили пьянки и дебоши. Вот такой вот каламбур — чем ниже человек опустился, тем выше он поднимается по этажам в общаге.
Быстро проведя утренний моцион и наскоро перекусив скромным холостяцким завтраком, надел форменный камуфляж, не спеша пошел на службу, спокойно наслаждаясь утренней прохладой на улице. Обожаю идти пешком утром. Жары еще нет. Дороги не забиты транспортом, и за ночь воздух успел очиститься от ежедневной гари и выхлопов транспорта. И есть время побыть наедине с самим собой.
До штаба 76-й дивизии ПВО, где я имел честь служить последние три года, было двадцать минут пешком. Любимые двадцать минут. Время подумать. О будущей судьбе и о перспективах выстраданного решения. Грустно. С детства мечтал быть военным, офицером, но сейчас единственным желанием было снять надоевшую форму и забыть про армию, как про страшный сон.
Сколько себя помню, всегда хотел быть военным. В нашей семье семь поколений военных, это из тех, про кого достоверно известно. И дед, и отец, и дядька были военными. И помотаться по гарнизонам пришлось, видел и север и юг. Правда, судьба в Сибирь не заносила, больше по Северному флоту и европейской части Советского Союза. А после развала Союза осели в Симферополе, где отцу под конец службы наконец-то удалось получить квартиру. Несколько лет назад отец умер от рака, и мать уехала к сестре в Волгоград. Благодаря связям отца, удалось поступить в Харьковский военный университет и закончить его, хотя не с красным дипломом, но с достаточно высоким рейтингом. Это помогло распределиться обратно в Крым, который был для меня родным. Вот так я и попал служить в дивизию ПВО, прикрывающую весь Крым, сначала в радиотехническую роту, базирующуюся на Ай-Петри, и впоследствии перевестись в штаб в Севастополь.
Прямо по маршруту движения находились общаги приборостроительного института, куда раньше частенько захаживал с такими же молодыми офицерами, как и я. Интересно было наблюдать, как из бравых военных мы превращаемся в объекты охоты будущих выпускниц. Как правило, в общагах живут девушки из сельских районов или иногородние, но практически все заражаются этим городом и хотят тут остаться жить. Одна из возможностей — удачно выйти замуж. Местная элита редко обращает свой взор на обитательниц этого студенческого царства. Поэтому офицеры часто становятся объектами интереса молодых охотниц. Со стороны очень комично наблюдать за такими брачными танцами. Но желание сюда ходить давно пропало. После неудачного брака с девушкой-офицером накатила апатия, да и серость армейской жизни тоже внесла свой вклад. Многие в такой ситуации спиваются или уходят в длительные загулы, но у меня, как ни странно, хватило силы воли воздержаться и принять судьбоносное решение — изменить свою жизнь…
Наверно, причиной тому была недавняя встреча с девушкой, которая сумела расшевелить меня и заставить взглянуть на мир другими глазами. Тогда я, замотанный службой, успел заскочить в общагу, переодеться в гражданку, и, сев в маршрутку, отправился на набережную, с тайной мыслью познакомиться с какой-нибудь девушкой. Сейчас, в самый разгар летнего сезона, центр вечернего города представлял собой муравейник из отдыхающих. Количество приезжих особ женского пола приемлемого возраста просто зашкаливало, и глаза молодого офицера, вырвавшегося из серости казарменной жизни, разбегались, как у ребенка в магазине игрушек, и сердце учащенно стучало в преддверии интересных знакомств. Но после десятка мимолетных интрижек, заканчивающихся постелью и утренним ничего не значащим поцелуем, новизна впечатлений сошла на нет, а сердце требовало нечто иное, настоящее и родное. Хотелось встретить настоящую любовь, ради которой можно будет перевернуть галактику. Кто ж знал, что мечтам свойственно исполняться почти в буквальном смысле.
Прогуливаясь по набережной и попивая крымскую минералку из охлажденной стеклянной бутылки, я спокойно рассматривал женский контингент и как-то не видел того, чего ищу. Как говорят у нас в Севастополе, хочешь познакомиться надолго с девушкой, знакомься с незагорелой — загорелая скоро уедет. Это, конечно, глупо, ходить на набережную, как на работу, но как еще проводить вечер, чтоб не сидеть в опостылевшей общаге и слушать крики соседей за стеной, быстро накачивающихся дешевым пивом.
Вечер вступил в свои права, и над тихой гладью Севастопольской бухты разливалась музыка с множества дискотек и танцполов, создавая неподражаемую какофонию, свойственную курортному городу. Ветра не было, спала жара, и с моря тянуло приятной прохладой, которая освежала и тянула окунуться. Но чистота бухты как-то не располагала к принятию водных процедур, ну разве что исходя из извращенного желания покрыться тонкой и оригинальной по расцветке нефтяной пленкой.
Остановившись у парапета на плохо освещенной части набережной, чтоб огни близкой дискотеки не резали глаза, я залюбовался световой дорожкой на глади залива, идущей от красочно подсвеченного Константиновского равелина. Жизнь хороша, но чего-то не хватает. Взгляд зацепился за яркие звезды, которые сегодня сверкали как никогда ярко — сказывалось безоблачное небо и отсутствие луны. Звезды манили и притягивали своим холодным блеском и недостижимостью для простого смертного. Когда служил на Ай-Петри, они были намного ближе, но именно сейчас я ощущал свое одиночество.
— А ведь и там могут тоже жить люди…
Голос был мягкий, завораживающий и чарующий. Как во сне, повернул голову и с интересом стал рассматривать силуэт молодой невысокой девушки, которая остановилась в метре от меня и тоже любовалась картиной ночного залива. С моими метр восемьдесят она казалась значительно ниже, хотя с ходу ее рост определил как метр шестьдесят — шестьдесят пять. Длинные темные волосы чуть ниже плеч, уложенные в модельную прическу, подчеркивали ее непростое происхождение, да и в манере одеваться явно чувствовался вкус. Она повернула голову, и в свете далеких фонарей глаза незнакомки интригующе заблестели. Я почувствовал, как застучало сердце, и в первый раз за несколько лет ощутил чувство подъема, ощущение, что жизнь наконец-то принесла невероятный сюрприз. Постаравшись сдержать дрожь в голосе, ответил: