Бумажный Тигр 3

Короткий треск был единственным звуком, с которым его правое ухо принялось медленно отделяться от черепа. Кажется, его несчастный обладатель даже не сразу ощутил это, но затем, несомненно, ощутил. Когда это ухо вместо того, чтобы шлепнутся ему под ноги, как ломоть холодного ростбифа, поплыло по воздуху, поддерживаемое переплетением из нескольких серебряных нитей.

- Помогите! Помогите!

Синклер попытался схватить его руками. Рефлекторный жест до смерти напуганного человека, утратившего всякое здравомыслие и выдержку. Быть может, если бы он сохранял неподвижность и молчание, существо, запертое в его теле и состоящее из переплетения невесомых струн, дремало бы дальше. Но сейчас…

Он взвизгнул, когда его рука, схватившая парящее в воздухе ухо, дернулась, а потом рассыпалась ворохом пальцев. Изящнейшая работа, которая не по силам грубому секционному ножу, держи его хоть сам Роберт Листон[8]. Каждый сустав оказался разъят, каждая фаланга аккуратно отделена, даже ногти, превратившись в крохотные роговые чешуйки, отныне обрели собственную жизнь. И все это распласталось в воздухе, поддерживаемое едва шевелящимися серебряными нитями, некоторые из которых были столь тонки, что Лэйд замечал их только по прерывистому блеску.

Изящнейшая анатомическая инсталляция, обладать которой была бы счастлива любая медицинская школа. Устройство человеческой руки в натуральный размер.

То ли от боли, то ли от изумления Синклер замолчал на несколько секунд и этого времени хватило тому, что прежде было его рукой, чтобы взмыть вверх на добрых пару футов и полностью сменить формацию. Это походило на согласованное движение морской армады. По одним только капитанам ведомым сигналам суда, входящие в ее состав, принялись маневрировать, полностью сменив ордер. Суставы обгоняли друг друга, обрубки пальцев переплетались, неуклюже пытаясь состыковаться в непредусмотренных для того анатомией местах. Казалось, будто злая сила, овладевшая Синклером, попросту забавляется с его телом, как с какой-нибудь хитрой головоломкой, без всякого смысла переставляя детали. Секундой спустя ухо, успевшее распасться на несколько симметричных частей, приклеилось к челюсти, превратившись в подобие грозди древесных грибов.

Синклер заорал от ужаса и попытался смахнуть его второй рукой. Но успел только поднять ее на уровень груди, прежде чем та рассыпалась прямо в воздухе с пугающим суконным треском. Рассеченный на лоскуты рукав пиджака упал на пол – судя по всему, он не интересовал эту страшную силу, забавляющуюся с человеческим телом. Мертвая ткань не казалась ему чем-то интересным или изысканным. А вот живая…

Тело несчастного заплясало, когда серебряные струны, трепеща от нетерпения, принялись за работу, быстро усваивая новый материал. Вся одежда, включая исподнее, мгновенно соскользнула вниз, разрезанная, иссеченная и превращенная в тряпье. И Лэйд отстранено подумал, что это было сделано не без некой торжественности. Точно невидимая сила быстро и решительно отдернула занавеси театра, распахивая перед зрителем театральную сцену. Сцену, на которой уже началось страшное, пугающее до колик, представление.

Ребра поднялись частоколом, натягивая и без того истончившуюся точно оберточная бумага, кожу. Тонкий хруст – и они уже стремительно удаляются прочь, перестраиваясь друг с другом. В животе, покрытом негустым рыжеватым волосом, что-то заворочалось и ворочалось до тех пор, пока не превратилось в массивный переливающийся пузырь. Тот несколько секунд побродил по животу, потом, видимо, обнаружив слабость в районе пупка, с жутким бульканьем выпростался наружу и, превратившись в величественную медузу, окруженную складками багровой и алой плоти, неспешно поплыл прочь. Это желудок, подумал Лэйд, не зная, на чем сконцентрировать внимание, чтоб не рехнуться на месте. Это был его чертов желудок, выбравшийся из живота.

Кости негромко хрустели, когда невидимая сила, оперирующая дюжинами серебряных струн, избавляла их от того напряжения, что они испытывали годами, отправляя в свободное плавание за пределы тела. Органы пульсировали и выдавливались наружу, спеша за ними следом – коричневые, похожие на бобы, почки, мясистая грузная улитка печени, болезненно бледный и хлюпающий мочевой пузырь…

Все эти органы не думали покидать своего хозяина. Поддерживаемые тончайшей серебряной паутиной, они вращались вокруг него, образуя причудливые созвездия и туманности. Кишечник, разделенный невидимым хирургов на множество серых обрезков, образовал вихревую туманность у самого пола. Позвонки, выбирающиеся со своих мест из спины аккуратными и белыми, точно макеты зубов в кабинете дантиста, сплелись в какое-то подобие венка. Длинные серые жилы, извлеченные из ног, опутались вокруг выпотрошенного торса и попросту колыхались, словно водоросли.

Лэйд видел много смертей в Новом Бангоре. Были среди них смерти крайне паскудного свойства из числа тех, что он не пожелал бы себе. Были жестокие, при виде которых морщились даже хладнокровные канцелярские крысы, сами бывшие плотоядными хищниками самого дурного сорта. Были… всякие, подумал Лэйд. Но то, что происходило перед его глазами, нельзя было назвать даже мучительной смертью.

Потому что это было скорее мучительное преобразование или мучительное переосмысление существования.

***

Назад, подумал Лэйд. Повернуться и броситься прочь отсюда так быстро, чтоб не успеть услышать даже крика мисс ван Хольц. Может, она успеет проклясть его за трусость, прежде чем серебряные струны примутся терзать ее собственную плоть. А может, даже не заметит его отсутствия.

Назад. Прочь.

Но Лэйд не сдвинулся с места. Мышцы отказались повиноваться. Но это был не гибельный паралич, как показалось ему в один краткий, но мучительный миг, а спасительный. Существо реагировало на движения и звуки. Как знать, если он опрометью броситься прочь, не бросится ли оно следом, заключая его в свою смертоносную паутину? Не примется ли жонглировать его собственными органами, умело и ловко извлеченными наружу?..

Он стал медленно пятиться прочь, не отводя глаз от страшного представления, творящегося в пустом зале архива.

Представление развивалось своим чередом и не обещало быть долгим.

Синклер сперва метался, судорожно пытаясь хватать части своего рассыпающегося тела. Объятый ужасом, он не видел той страшной картины, что открывалась Лэйду. Не понимал, что с ним происходит. А может, и понимал, просто был бессилен удержаться от этих нелепых попыток.

Зубы выскакивали из его рта проворными юркими рыбешками. Рыча от ужаса, он попытался плотно сомкнуть челюсти, чтобы удержать их, но тем лишь причинил себе дополнительные страдания – последние его резцы выбрались через нос, разорвав ему ноздри. И при этом не было крови. Кровеносные сосуды беззвучно выплетались из кожи, образуя подобие пряжи, однако ни один из них не исторгнул из себя ни капли. Ничто не мешало Лэйду видеть того, как человеческое тело, превратившееся в конструкторский набор, претерпевает свою мучительную и страшную трансформацию. Каждая деталь была видна отчетливо и точно, как в анатомическом атласе, каждая спешила покончить со своей прежней жизнью, отчаянно ища новые формы и смысл существования.

- Аргахарро-ооо-рр, - рычал и выл он, судорожно изгибаясь и трясясь, с каждой секундой уменьшаясь в объеме, превращаясь в облако кружащей разъединенной плоти, - Ааа-а-аррргх!..

Язык тучным сизым слизнем выбрался сквозь прореху в его щеке и куда-то медленно пополз, сопровождаемый распухшими багровыми миндалинами, которые он тащил за собой, точно мощный буксир пару неуклюжих речных барж. Секундой спустя его кадык, раскрывшись пополам, исторгло из себя хрустящую водопроводную трубу гортани, обмотанную пучком голосовых связок. И только тогда страшный крик, мучивший Лэйда, невыносимый крик перерождающегося и медленно разбираемого на части существа, наконец прервался. Не потому, что боль, терзавшая его, прекратилась. А потому, что ему нечем было кричать.