Беременная в шестнадцать

Да, конечно, мой братец был не из таких, а, скорее, из сопляков, поэтому за ним его жена ухаживала. Ну да, теперь они жили долго и счастливо, но как-то тупо всё это. Она – такой конь с яйцами, а он всё возился со своей учёбой, стипендию получал. Такое точно уж не по мне. Мне надо было, чтоб муж был защитником. Ну даже если и не муж, так хоть и парень. Такой весь тестостероновый самец и брутал. С мышцами и всем вот этим.

Честно говоря, я понятия не имела, как мой братец вообще таким обсосом вырос. Даже закрадывались мысли, что он какой-то приёмыш. Был бы он в моём классе, его бы точно гнобили за ботанизм. Я-то уж точно.

Нет, не то, что я плохо училась прям и всё такое, просто помимо учёбы есть много всего. Мы, в конце концов, молодые, а молодость, как все знают, одна. Когда ещё можно вот так веселиться и совершать пусть даже и глупости? Я так вот на родителей смотрела и думала, что они всё просрали. Что теперь живут только для своих сборищ, молитв и детей. Шляпа.

– Не, это да, – согласилась Танька и затянулась, – но типа есть же вякая фигня, которую делать не стоит.

Мы шли по солнечной улице нашего зелёного района. Неподалёку плескались купальщики, а на лавке трещали алкаши, от которых несло за километр.

– Например?

– Ну не знаю… ну вот на этих вот посмотри, – Танька понизила голос и кивнула в сторону лавки. – Хотела бы попробовать почемулозгать у такого?

– Чего?! – я аж заорала.

А Танька как давай ржать. Она вечно какую-то чушь порола. И ведь сразу и не поймёшь, серьёзно она или прикалывается.

– Ну а так, – отсмеявшись, она продолжила, – они ж, небось, не вчера бухать начали.

– Ну явно, – я покосилась на их опухшие, с позволения сказать, лица.

– Ну так вот начали ещё… – тут она замерла и повернула на меня расширенные глаза. – Ты прикинь, они же как мы были…

– Да харэ уже гнать! Может, они из деревни какой-нибудь приехали на стройке пахать. Я не думаю, что, знаешь ли, они были когда-то нормальными.

– Ну не знаю, не знаю…

Меня бесила Танькина манера время от времени начинать нести такую пургу. Прикидываться каким-нибудь философом, делать вид, что умеет думать. Все знали, что умом она не блистала. Вечно с четвёрок на тройки перебивалась. И это в году! Про семестровые вообще молчу.

Мне мама даже как-то втирала, что нечего мне с ней дружить. Но я тогда, конечно, её послала. Нет, ну какая разница, как она учится? Так-то мне, конечно, плевать, просто иногда, как ни странно, и по рассуждениям это было заметно.

Хотя нет, это глупо. Братец мой хоть и был отличником, умным по жизни его язык не поворачивался назвать. Например, он всегда поднимал с пола упавшую еду, два раза быстро прикасался ей к губам и после этого ел. Типа это спасало его от микробов? Кто-то говорил, что у него какое-то там расстройство, а по мне, он просто дурак. Хоть и ботаник.

Постепенно наш разговор перешёл на школу, на одноклассников и наконец на Светку.

– Ты видела, как она вешалась на того пацана на моём ДР? – я старалась звучать как можно более беспристрастной.

– Какого? А! Ваньку-то, что ли? Ну да, она это любит. Я фиг знает, чего она припёрлась. Да и, честно говоря, он. Я никого из них не звала. Ты же тоже?

Я помотала головой.

– Так ты его не звала? – я отвернулась, будто рассматривала чудеснейший куст, чтобы Танька не видела мои горевшие щёки.

– Не. Я его не знаю. Я только Егора звала и сказал привести пару нормальных друзей, а он кого-попало притащил.

Я промолчала.

В очередной раз Танька продемонстрировала отсутствие вкуса. Судя по всему, ей нравился этот стрёмный Егор, а Ваню она считала уродом.

Мы ещё поболтали, пошастали по району. Я видела, как у Таньки загорались глаза у каждого общепита, но есть я её не звала. После прошлого раза мне вообще расхотелось за неё платить. Хотя это было печально. Мне нравилось делать приятное. Но всё-таки хотелось хоть чуточку благодарности и, как любит говорить наша классная Оксана Евгеньевна, соблюдения субординации.

Помню, как-то к нам в школу пришёл бородатый психолог. Он вёл какие-то курсы, которые обозначались как психологические, но мне показались просто кружком для обсуждений всякой ерунды. Так вот, пару раз мы с Танькой на них сходили, и этот бородач однажды дал всем тест. Ну какой-то там психологический, на определение личности, характера и этого всего. Потом, когда он посчитал баллы за ответы, вызывал всех по одному, чтобы обсудить результаты. Нас с Танькой позвал вдвоём и сказал, что типа на первый взгляд у нас вроде бы всё одинаково, но есть одно различие: я – лидер, а она – ведомый.

И её понесло. Стала в каждой бочке затычкой. Стала пытаться, как говорится, проявляться во всём. Везде вставлять своё важное мнение и не соглашаться в любой ерунде.

И вот я долго думала, каким надо было быть идиотом, чтобы так поступить. Это я не про Таньку – с ней-то всё ясно. Я про этого недопсихолога. Ведь очевидно, что подросток, которому сказали, что он ведомый, начнёт выворачиваться наизнанку, чтобы таким не быть. Хотя и считаю, что это нормально. Нормально, что в отношениях, включая дружбу, кто-то альфа, а кто-то, ну да блин, омежка. Нет, не так. Кто-то реально лидер и заводила, а кто-то… хм… короче, я понимаю, почему Танька обиделась, хоть и на правду. Кому понравится такое слышать? Но это, можно сказать, внесло раскол в наши отношения, и ссориться мы с ней стали куда больше, чем раньше. Нам тогда было по двенадцать, уже не год дружили. А тут такое.

Короче, этот бородатый урод фактически испортил мне жизнь.

Я бы предпочла, чтобы всё оставалось, как раньше. Потому что лидерство-то Танька не забрала, а вот бесить своими попытками стала.

И она не понимала одну вещь – речь шла не только о наших с ней отношениях. А в целом – о ней. О том, что она ведомая. Вот и весь сказ.

– Всё забываю спросить! – Танька шлёпнула себя по лбу. – Я тебе мой портсигар не давала?

В очередной раз я незаметно закатила глаза на слове «портсигар». Она вечно с ним носилась, как с описанной торбой. Или как там?

– Нет.

– А то после тусы не могу его найти. Вадика просила на даче поискать. Сказал, что не нашёл.

– Жалко… потеряла, получается?

Я старалась проявлять участие, хотя, уж простите, но это кринж. Портсигар! Она нашла его на барахолке и купила за какие-то нереальные – для неё – деньги. Лучше бы в кафе за себя платила. И с тех пор вечно раскладывала по сигаретке под эти резиночки. Он ещё вонял мёртвым старпёром, а она думала, что это шик.

Я, признаться, даже порадовалась, что больше не увижу этой безвкусицы.

Портсигар, блин… Портсигар!

Дома отец опять был, скажем так, не в себе. С порога я услышала, как он своим вязким от опьянения голосом втирал матери какую-то дичь.

Раньше мне было её даже жалко, и я пыталась заступаться. Мама же. А потом…

В общем, это тоже случилось, когда мне было двенадцать – считай, проклятый выдался год – отец в очередной раз вернулся пьяным. Я бы даже сказала, что в невменозе. У него были пять степеней опьянения. Первая – это когда он чуть был поддатым и считал, что никто этого не замечает. Становился более оживлённым и разговорчивым. Начинал выдавать слова-маркеры, которые трезвым не употреблял: сечёшь, опа-па и разумеется. Он вставлял их почти что рандомно, и они откровенно резали слух.

Вторая степень: разговоры за жизнь. Ему обязательно нужно было поговорить. Он становился эдаким проповедником и любил собирать вокруг себя зрителей. Когда Пашка, брат мой, ещё жил с нами, он тоже в этом участвовал и слушал отца, постукивая ногой. Сначала меня именно это даже больше раздражало. Каждую минуту – три стука правой ногой. Аж переломать ему её под корень хотелось.

Третья степень: жалобы и нытьё. Отец подходил к каждому и придирался. Говорил, кто и что неправильно делает. Плакался на свою жизнь. Если в первых двух он ещё пребывал в поднятом расположении духа, то тут он, если и улыбался, то только с издёвкой. Как-то он мне сказал, что, если я не буду учиться так же хорошо, как мой брат, меня будут использовать как насадку на хрен. Мне было десять.