Страница 6 из 9
– Имеют. Конечно, имеют, – согласился сержант. – Но они мнут траву.
– А вот это неправда! – с жаром возразил генерал-танкист. – Мои танки не мнут траву! Они надувные!
– Но немножко всё-таки мнут, – заупрямился сержант Ноплеф. – Извините, пожалуйста, всё же мнут. Мнут-мнут! Любой солдат это знает.
Сержант обернулся, и все солдаты, стоящие вокруг, дружно закивали головами, включая смелого рядового Ноплиана, но исключая маленького капрала Ноплеона.
– Ну, тогда давайте поступим так, – не сдавался генерал-танкист. – Давайте мы не будем ездить по всему лугу, а лишь с того края, где трава уже скошена, а сено сложено в копны. Под этими копнами заодно мы поучимся маскировать наши танки.
Сержант Ноплеф на секунду задумался, и этой его задумчивостью сразу воспользовался другой генерал.
– Тогда уж и пострелять! – воскликнул генерал-артиллерист. – Мои пушки тоже полвека не стреляли!
Ноплеф хмуро посмотрел на генерала-артиллериста и неласково напомнил тому, что пушки у него тоже надувные и что они сдуваются после каждого сделанного выстрела.
– Ну и что? – не успокоился генерал-артиллерист. – Но на один же выстрел воздуха хватает! И потом в прошлый раз мы куда-то всё же попали.
Тут стало очень тихо. Все резко замолчали. Все слишком хорошо помнили, чем закончились прежние учения и в кого они тогда попали из пушки. После того несчастного случая сержант Ноплеф пригрозил вообще навсегда отменить всякие манёвры, и уж он бы обязательно сдержал своё слово, если бы не его долг перед генерал-адмиралом, которому он был должен военно-морские учения на воде, а ведь до озера всё равно бы пришлось как-то добираться…
– Ладно, – тяжело вздохнул сержант Ноплеф. – Ладно, господа генералы. Хорошо. Давайте сходим на луг и вместе посмотрим, что можно сделать. Но учтите, я пока ничего не обещаю.
И они отправились на луг.
Глава 8. Большая Окружная дорога – на лугу – художник Нопленэр
На луг генералы и сержант отправились по Большой Окружной дороге. Эта дорога шла по самому краю Нопландии, буквально по линии горизонта. Дальше за ней уже ничего не было. Дальше находилась граница, самая обыкновенная граница со вспаханной следовой полосой и колючей проволокой. Понятное дело, что выходить на полосу и перелезать через колючую проволоку категорически запрещалось. Но генералы в ту сторону даже не глядели: среди них не было генерала-пограничника.
Процессию возглавлял сержант Ноплеф. Шагая по Большой Окружной дороге, он время от времени останавливался и широко показывал рукой направо, на луг, на траву.
– Вот видите, господа, тут не скошено. И там не скошено. И там трава в полный рост.
– А вон там уже скосили! – возражали ему, показывая вдаль.
– Да, там скосили, – спокойно соглашался сержант, – но идти туда нужно по нескошенному. Сами всё видите.
Генералы всё видели и с досадой замолкали.
Над лугом порхали бабочки, жужжали шмели, стригли воздух стрекозы. Скромные полевые цветы, названия которых никто не знал, тихо и прилежно цвели, тайно разливая по воздуху ароматы имени себя. Смелый рядовой Ноплиан шёл в нескольких шагах позади генералов и время от времени останавливался, поджидая маленького капрала Ноплеона, который нарочно сильно отставал, всем видом показывая, насколько он презирает окружающий мир. Дожидаясь капрала, смелый рядовой срывал у дороги то один, то другой цветок, то в форме розовой зубной щётки, то в виде жёлтого сердечка с белыми лепестками по кругу. Лепестки он поочерёдно отрывал и хмурился, отрывая. Ушедшие вперёд генералы и вечно отстающий капрал мешали ему сосредоточиться.
– Вон, смотрите! Смотрите! – впереди раздался радостный крик. Это закричал генерал-танкист. – Видите? Видите? Как это понимать? Безобразие! Значит, кто-то может ходить с утра по траве и даже валяться на ней, а простому генералу уже и на танке проехать нельзя?
Все сгрудились у края дороги и стали смотреть в направлении, куда показывал генерал-танкист. Зрение у всех было замечательное, и все хорошо видели, что прямо посреди луга, на взгорке, недалеко от берёзовой рощи, стоящей на берегу озера, трава в самом деле несколько примята и на этой траве, действительно, кто-то лежит. Или, можно сказать, валяется.
– Гм, – сказал сержант Ноплеф. Этим «гм» он хотел убить сразу двух зайцев: попросить генерала-танкиста заткнуться и одновременно заставить генерала-артиллериста обозначить себя, то есть сделать шаг вперёд.
– Гм! – снова повторил он, уже громче. Все молчали. Все слишком хорошо помнили тот несчастный случай, когда во время учений генерал-артиллерист сделал выстрел из своей надувной пушки и случайно попал в голову художника Нопленэра, который как раз находился на лугу со своим походным мольбертом и что-то там рисовал. Какой-то этюд. Или даже пейзаж.
Увы, после того, как в мольберт впечаталась голова живописца, всё, что осталось на картине, можно было назвать одним единственным словом – натюрморт.
Генералы вспоминали тот случай чрезвычайно болезненно. Вся история этого художника им была как кость в горле. Ведь скандал тогда вышел на всю страну. Людей искусства в Нопландии и так не хватало, а художник был вообще один. Зато очень знаменитый. Это именно он написал двойной парадный портрет их величеств короля Ноплиссимуса I и королевы Ноплессы накануне их свадьбы.
Король на портрете был изображён в красной мантии, отороченной мехом белой кошки. Король был уже немолод, и ещё он сильно вытягивал свою шею вверх, чтобы казаться одного роста со своей молодой женой. Королева выглядела безупречно. На ней было роскошное, богато украшенное платье, о котором некоторые придворные дамы говорили, что оно затмевало своей красотой даже оперение соловья. Над головами у венценосных супругов плавали две золотые короны, выполненные в виде птичьих клеток с открытыми дверцами, что символизировало победу добра над злом.
Данный двойной портрет был написан всего лишь за одну ночь специально к свадьбе короля. И вся страна поздравляла жениха и невесту именно перед этим портретом, потому как молодожёны накануне заразились чесоткой и в день свадьбы никуда не выходили.
С тех пор парадный портрет почитался наравне с самой королевской четой. Когда чета по какой-то причине не могла присутствовать на очередном королевском обеде, этот портрет приносили из картинной галереи и устанавливали во главе пиршественного стола. Гости в таком случае ели быстро, съедали мало, и запасы продуктов в дворцовых погребах почти не убывали.
Не меньшую славу художнику Нопленэру принёс и рисунок «ко-ноплянки» – той самой священной птички, которая сейчас красовалась на гербе и на флаге Нопландии. За это изображение молодого человека тоже никто не критиковал. Потому что художником его сделал сам король, издав особый указ, в котором Нопленэр сразу назначался знаменитым придворным живописцем. Хотя до этого был простым рисовальщиком облаков, солнца тоже, но лучше всего у него получались облака. Те самые, которые днём ходили по небу. Подчас они выглядели слишком грустными, но зато всегда были как живые.
Глядя на эти облака, диву давался сам король. В них ему постоянно мерещилось одно и то же лицо. И это было лицо не его будущей жены, затем первой красавицы королевства, а одной из местных садовниц по имени Ноплерия. Однажды король вызвал рисовальщика к себе и прямо спросил его, а что это значит? Рисовальщик пожал плечами и сказал: он так видит. Он просто так видит. Потому что он видит прекрасную садовницу везде.
– Везде? – удивился король.
– Всюду, – подтвердил Нопленэр и стал показывать на вещи вокруг. На большой почерневший метеорит, который лежал у короля в кабинете, потом на огонь в камине, потом на водоросли в аквариуме, потом на горшок с кактусом, потом на резную дверцу шкафа. Везде молодой человек видел только прекрасную садовницу Ноплерию. Даже в линии судьбы на ладони и даже в отпечатках своих пальцев.
Последнему король особенно сильно удивился. Он приказал изобразить эту удивительную садовницу на бумаге. И Нопленэр стал делать наброски. С тех пор он изображал Ноплерию в разных видах, и хотя многие из таких видов сама Ноплерия строго осуждала, король не переставал ими восхищаться.