Ежевичка, я влюбился

Чернявая статуэтка, смогу ли я тебя забыть? Вряд ли… Новое воспоминание режет больнее предыдущего. Женя ест сочный сэндвич и нечаянно пачкает соусом губы. Издаю мучительных вздох и стучусь головой в глухую стену. После делаю еще несколько глотков и даже на долю секунду чувствую себя бодро. Далее я сам не замечаю, как их становится все больше, а алкоголя в стекле все меньше. Крепкая жидкость притупляет сознание, и я перестаю, что-либо чувствовать. Затем пустота, вертолетики, а за всем этим я проваливаюсь в сон или быть может в кому.

Размыкаю веки от ужасного шума. Не могу понять, где я и что это так громко гудит. А когда картина перед глазами наконец-то проясняется, то я и вовсе немею от увиденного. Надо мной нависает с тазиком в руках непроницаемое и безэмоциональное лицо дяди Алекса.

— Нет! — удивительно. В отличие от прошлого раза, голос сейчас не подводит. Только меня это мало спасает. Ледяной водопад быстрым потоком заливает мое лицо и проникает под одежду.

Какое-то время я не осмеливаюсь дышать.

— Доброе утро, засранец! — с грустью в голосе произносит Ал.

— Доб-б-рое. З-за-чем ты приехал?

— Зачем? — дядя подходит и за ухо оттягивает меня.

— Ай, больно!

— Демьян, ты спрашиваешь, зачем? Больно тебе? Зарылся на целую неделю в своей берлоге, бухает как ни в чем не бывало, на звонки не отвечает и спрашивает еще: Зачем? — на одном дыхании произносит Ал, затем разворачивается и начинает мерить широкими шагами комнату. — Демьян, ты слишком жесток по отношению ко мне. Я понимаю, что ты зол на своих родителей, но зачем ты так со мной? Я же уже все морги обзвонил!

Его пламенная речь оказывает куда более отрезвляющий эффект, нежели холодная вода. Я в полной прострации. О какой неделе идет речь. Ничего не понимаю.

— Ал, какая неделя? Я только вчера приехал, — вглядываюсь в его стальные радужки, почти такие же, как у меня, только чуть светлее. Неужели он снова меня разыгрывает?

— Демьян, мальчик мой. Поехали в больницу?

— Дя…

О боже мой. Меня сбивает целой лавиной обрывочных воспоминаний. Хватаюсь за голову. Будто руки способны удержать нахлынувший информационный поток.

В тот день, когда я вернулся из альпийской деревушки на квартиру, первым делом приступил к опустошению мини бара. Накидавшись вдрызг, я отключился. На следующий день после отключки сюжет повторился, только на этот раз скрасил я его в объятиях унитаза. По всей вероятности, остальные дни я провел идентично второму дню. Потом опять сплошные провалы. От которых мой мозг еще сильнее разламывается на части. Переключаю внимание на внешнюю обстановку в квартире и только сейчас замечаю незнакомых людей. Какая-то низкорослая женщина в форменной одежде и с трубкой от пылесоса в руках обходит углы комнаты, а вторая собирает целую коллекцию разбросанных всюду пустых бутылок. Теперь то до меня доходит, кто был первоисточником шума после моего пробуждения. Мой заботливый дядюшка обратился в службу клининга.

Сутки я провожу в трезвом молчании, в окружении одиноких серых стен. Вытолкнув вчера дядю и уборщиц за порог, я быстренько отправился в душ. Освежился. Привел себя в порядок. А сегодня долго думал над тем, как быть дальше. Что делать со своей жизнь? Но главное, я понял, что совершил огромную ошибку по отношению к своим близким людям. В особенности по отношению к своей Ежевичке. Надо это срочно исправить. Только как это сделать, если она со мной говорить точно не будет. Да и проверено было несколько раз. Сначала я пытался дозвониться, потом слал смски. Все мои старания не увенчались успехом. Я тупо колочу кулаками в закрытую дверь.

Огромный переворот в моем внутреннем мире приходится ближе к вечеру, когда из окон изливает свет предзакатное солнце. Я беру лист бумаги, ручку и пишу письмо. Вот как есть. Выкладываю на бумаге то, что накопилось в душе. Последний мой шанс, последняя попытка объясниться. Затем звоню дяде, и мы договариваемся о встрече. Повезло, что Алекс еще не вернулся в «Лотос».

— Ты уверен? — произносит с беспокойством в голосе дядя. Впервые я замечаю страх в его глазах.

— Да, дядя. Я решил, — я замечаю, как его пальцы нервно постукивают по краешку стола. — Ладно тебе, че ты так напрягся. Не на войну ведь провожаешь. Тем более, вы все мечтали, чтобы я наконец-то повзрослел. Вот впервые я пытаюсь поступить правильно и образумиться.

— Ты прав, — шумно выдыхает Алекс. — Я мечтал о том, чтобы ты образумился, но никогда не отправлял тебя в армию. Не забывай.

— Окей, Ал. Прости. И харе разводить сантименты. Давай. Через год увидимся. А теперь звони своему брату, обрадуй его. Спустя столько лет, наконец-то он добился того, чего хотел.

— Хорошей тебе службы, засранец! — с горечью произносит Алекс и прижимает меня крепко. Затем, резко отрываясь, бросает долгий изучающий взгляд, разворачивается и направляется к выходу.

— Дядя, подожди!

— Что? — поворачивается всем корпусом. Замечаю блеск в его глазах. Неужели это надежда, что я передумаю?

— Вот. Передай Жене, — протягиваю шершавый белый конверт. Дядя хочет, что-то сказать. По глазам вижу, что хочет, но отмалчивается и уходит.

18. Письмо

Женя

Признаться честно, первые несколько дней мне было очень тяжело. Меня даже мутило. Аппетит пропал, к слову, совсем. Я вновь начала углубляться в себя, много анализировать и думать не о том.

Очень больно, когда из твоей жизни уходит человек, который не просто был для тебя всем.

Демьян. Он что-то большее. Он моя любовь. Осознанная, зрелая и настоящая. Человек, которому я доверилась, который заглянул внутрь меня, столкнувшись с моим темным миром, победил моих демонов, но все также продолжал смотреть на меня, как на сосуд, содержащий сакральное зерно.

Несносный мальчишка, в первое время отравляющий мою жизнь, однажды взял меня за руку и показал мне свет, вывел из темноты. Ни одна лампочка, свеча, огонь, пламя не смогли справиться с такой задачей, а ураган смог.

Как излечить себя от урагана эмоциональной травмы и выбраться из душевного потрясения, я не знаю. Поэтому, как и раньше, я опять отдаюсь целиком и полностью работе.

В день нашего разрыва я хотела снова сорваться и улететь далеко отсюда. Потому что, как показал опыт, я недостаточно хорошо спряталась, раз прошлое и здесь меня настигло. Но пришел Алекс. Мы поговорили, и я поняла одно, что смысла убегать нет. Я могу всю жизнь бегать от проблем, но такой ли жизни я на самом деле хочу? Ответ очевиден. Конечно же, нет.

Алекс начал процесс по поиску нового заместителя для меня. Только по прошествии нескольких собеседований я убедилась в том, что мне нафиг больше не нужен никакой заместитель. Все, хватит с меня этих помощников. Отныне я буду действовать только самостоятельно.

Сегодня к нам в отель заселяется хоккейная команда, и поэтому больше обычного я бегаю, не приседая. Первым делом загружаю работой службу гостиничного хозяйства. Затем заглядываю на кухню к Дуняше, и мы вновь проходимся по меню:

— Авдотья Тимуровна, среди ребят есть один аллергик, поэтому для него необходимо исключить рыбу из основного блюда и заменить на мясо, — божественный аромат доносится из металлической кастрюли вызывая повышенное слюнотечение.

— Будет сделано, шеф, — звонко произносит Дуняша и замечает мой блеск в глазах. — Попробуйте и скажите, каков на вкус?

Зачерпываю ложкой молочного оттенка жидкость, которую окутывает влажный, отдаваемый какими-то специями пар. Смакую на языке горячий соус. Ощущения непередаваемые. Даже начинаю жмуриться от удовольствия под цепким прицелом Дуняшеньки, которая тут же начинает светиться, становясь похожей на лунное сияние.