Ежевичка, я влюбился

— Демьян, — водит своим тонким пальчиком по контуру руны на шее, тем самым вызывая приятную по телу дрожь. — Давно хотела спросить, что означает твое тату?

— Ничего особенного, — лениво тяну я.

— Нет, ну правда. Мне интересно, — с толикой обиды в голосе произносит моя принцесса.

— Да? Тогда слушай, — целую ее в макушку, вновь вдыхая любимый аромат. — Оно означает, что я являюсь участником одной группы, — ежевичка оторвала голову от моего плеча и, упираясь ладонями в мою грудную клетку, вцепилась в меня своим внимательным взглядом. — Только… я сейчас нахожусь на самом первом уровне, и мой верховный руководитель поставил передо мной трудоемкую задачу: «Найти за короткий срок сногсшибательную красотку и соблазнить ее».

— Демьян! Я серьезно! — свела к переносице свои черные дуги и легонько хлопнула меня такими хрупкими, как снежинка, ладошками.

— Ладно, если серьезно, то это рунический компас. У него есть еще одно название, но его трудно будет выговорить. И по легенде, данный символ таит в себе магическую силу, которая способна указать верную дорогу тому, кто сейчас сбит с пути.

— Звучит красиво. И как давно ты с ней ходишь?

— В шестнадцатилетнем возрасте набил. Подростковый бунт и всякое такое. Даже эскиз выбрал чисто случайно. Просто заворожили руны своей эстетичностью, а в подробности не вдавался, — ежевичка горит любопытством и не сводит глаз. Я же почему-то вдруг начинаю ощущать, как по телу проходит холодок. Не помню, чтобы кто-то из нас открывал окно. — Двадцать четыре славянских руны. Я раньше не верил во всякие там мифы, но, знаешь, после того, как набил «компас» то это самое число стало для меня счастливым.

В комнате царит полумрак. Единственным источником света являются арома свечи, выстроенные в ряд напротив нас на нижней полке. Их пламя бросает таинственные тени и заряжает еще более магической атмосферой.

— А я верю, — тихим голос признается Женя. — И знаешь, не было никаких случайностей, потому что не ты выбрал эскиз, а эскиз выбрал тебя.

— Возможно. И… походу, спустя три года он начал действовать.

Женя впилась своими глазами в мои, и несколько минут мы пронзительно терроризировали друг друга взглядами. Блеск ее черной бездны отражал удивление и понимание. Мои серые осколки выражали же озарение и покой. Только вдруг в ее глазах проскальзывает что-то неведомое.

— То есть, если ты набил тату в шестнадцать лет, и прошло всего три года, получается, что тебе сейчас… девятнадцать? — мой возраст она произносит таким надломленным голосом, а в глазах мелькает испуг. Что-то мне совсем не нравится ее нездоровая реакция на эту новость.

— Да, а это проблема?

Женя вновь отворачивается от меня и кладет голову на прежнее место, на мое предплечье. И тревога о том, что ежевичка решила вновь вытолкнуть меня из номера, вроде как миновала. Пока миновала. Чувствую, что лавина неприятных неожиданностей еще впереди. Я мысленно начинаю молиться всеми фибрами двадцати четырех рун о том, что просто ошибаюсь, и мое чувство меня подводит.

— Эй, принцесса? Ты уже спишь? — шепчу в ее невероятно мягкую и ежевичную макушку.

— Нет.

Вожу подушечками пальцев по ее обнаженной спине. Офигительно гладкая кожа будоражит мое сознание. Веду от основания лопаток ниже, поглаживаю округлые и такие соблазнительные бедра. Только… что это? Вытягиваю голову чуть выше и замечаю у нее сбоку, в том месте, которое обычно прикрывает левая рука Ежевички, даже при таком приглушенном освещении, небольшое скопление маленьких точек.

— В прошлый раз я и не заметил, как много у тебя родинок. Ну, не считая этих двух под губой, — наверное, вся вина в том, что во время массажа я не мог отвести взгляда от других, не менее притягательных мест. А ведь на спине тоже имеется несколько таких родинок. — Ежевичка?

— Что?

— А знаешь… твоя кожа, — это самое настоящее звездное небо! Ночное небо, — приглушенным голосом добавляю я, — в самую ясную погоду.

— В моем детстве няня мне тоже это говорила, но тогда их было больше на шее и ключицах, а потом вот большинство плавно переместились сюда, прячутся под локтем.

— Странно… не думал, что родинки умеют путешествовать.

— Согласна с тобой. Я бы тоже не поверила, если бы не убедилась на своем опыте лично.

Мы все больше начинаем открываться друг другу, исследовать не только на физическом уровне, но и ментальном. Изучать, касаясь душами. Еживичка зацепилась за мой возраст. Меня же цепляет в ее словах другой фактор.

— Подожди. Ты сказала няня? — Женя не поднимает головы, но я чувствую, как ее тело напряглось, и моя кошечка выпустила свои коготки. — А как же родители?

Тишина затягивается, и я уже начинаю думать о том, что Женя мне не ответит.

— Они что, у тебя настолько богаты, что у них совсем не оставалось времени на тебя? — бросаю первое пришедшее в голову предположение. Похоже на то, что нас с Женей связывает большее, чем мы могли себе представить.

— Нет, — хрипло произносит в ответ Женя.

— Я уверена, что моя мама была лучшей мамой на свете. Только мне не удалось ее знать. Она… я… я родилась, а она умерла.

Для нее эта, скорее всего, тяжелая тема. И так бывает порой, что не всегда разговором можно вылечить душу. В этот миг я почувствовал, что на Женю лучше не давить. Она поделится своими переживаниями, но только тогда, когда придет время. Как с ороговевшим участком кожи, который может отшелушиться сам через час, день, месяц, а быть может, вообще спустя целый год. Или же ты срываешь его сиюминутно, одним резким движением, чтобы больше не беспокоил. Раз — и нет той самой отметины, вызывавшей ранее дискомфорт.

Я думал, что после нашего эмоционального освобождения, крайне изнуренные, мы быстро провалимся в сон, но не тут то было! В нас до сих пор полыхает маленький огонек выдержки и небывалых ранее сил. Какое-то время мы просто прорастаем друг в друге, слушая мерное дыхание, пульс и молчание, в котором спряталось гораздо больше той самой истины и которую не одним предложением не выскажешь.

Ежевичка, ежевичка. Моя ежевичка. Постепенно погружаюсь в сновидение, утыкаясь в ее висок, и впитываю в себя самую желанную лесную ягоду. Она могла бы быть очень сладкой, если бы не эта ее кислинка в виде отвратительного характера. Нет, она ее ничуть не портить. Вот только мы так и будем бодаться постоянно, потому что я тоже не привык отступать, сдаваться и тем более перед женщиной. Что ж, с ней будет не просто. Но для меня то и есть самое главное. То, что это с ней. Только с ней.

Обычная планерка посреди недели проносится быстро и совершенно мимо, когда я все собрание слежу только за одним движением. Движением ее губ. Женины губы такие пухлые, нежные и мягкие, а еще вчера они были такими податливыми для меня. И когда дверь закрывается за последним выходящим сотрудником из ее кабинета. Я прямиком нападаю на Ежевичку. Подхватываю ловко под бедра и усаживаю на краешек стола. Как озабоченный подросток. Снова хочу. Но только ее одну. И прямо сейчас. Взять и раскатать. Да тут же, на этом столе. Вот только вдруг откуда-то взявшийся холодок в ее темных, как бесконечность, глазах и мой поцелуй, оставшийся без ответа. Она вновь чертит границу между нами. О нет. Только не это. Нам же было хорошо вместе. Что опять не так?

— Демьян, рабочий день только начался. Займись делом, пожалуйста, — строгость ей к лицу. Как и это странное платье-пиджак. Почему странное? Да хотя бы потому, что одна его сторона выполнена в белом цвете, а вторая — черная. Инь-янь. День-ночь. Магия белая и магия черная. Словом, она еще не определилась, какого волка ей предстоит кормить сегодня.