Страница 2 из 12
Существование этого зазеркального мира тайной власти одинаково завораживает и пугает американскую общественность. С развитием национальной безопасности после Второй мировой войны теории заговора получили более широкое распространение и стали более приемлемыми, причем не потому, что сами заговоры стали случаться чаще и к ним стали спокойней относиться. Поскольку в планы правящей элиты сегодня меньше всего входит способствовать достижению консенсуса в обществе и конгрессе, в подобных обстоятельствах закулисные операции, проходящие через «черную кассу», становятся все важнее.
Как заметил следователь, занимавшийся убийством Кеннеди, радикал-шестидесятник Карл Оглсби, «заговор – это обычное продолжение обычной политики обычными средствами». И хотя не каждый зайдет так далеко, как Оглсби, тем не менее слушания по Уотергейту заставили многих американцев осознать, насколько глубоко типичная методика заговора укоренилась в деятельности правительства.
Более того, слушания по делу Оливера Норта лишь подтвердили подозрения, которые и раньше питали многие люди. И хотя в ходе слушаний связать президента Рейгана с запутанным клубком операций по продаже наркотиков и оружия не удалось (для скептиков это был как раз случай «правдоподобного опровержения», выглядевшего не слишком правдоподобно), они продемонстрировали, насколько охотно чиновники среднего звена готовы считать, что заявленные цели должны достигаться секретными средствами.
Неопровержимая правдоподобность теорий заговора, которые американская общественность за последние четверть века научилась тщательно изучать, иногда позволяет американцам восстанавливать скрытые причинно-следственные связи, разорвать которые стараются при помощи тактики правдоподобного опровержения.
В ответ на официальный приказ «все отрицать» конспирологи пришли к убеждению, что «все связано», как гласит одна из ключевых фраз «Секретных материалов».
Недоверие по отношению к власти, пропитавшее американскую культуру с конца 1960-х годов, подспудно наводит на мысль о том, что движущей силой, если не истории в целом, то современной американской политики, является что-то похожее на заговор. С учетом того, что мы теперь знаем о не столь демократической деятельности правительства Соединенных Штатов, не так уж безрассудно в качестве рабочей гипотезы предположить существование тайного или молчаливого сговора влиятельных кругов, вплотную приближающегося к заговору.
Быть может, люди, которым повсюду мерещатся заговоры, и в самом деле параноики, но ведь вместе с тем они могут подметить, возможно случайно, но от этого не менее проницательно, метаморфозы секретности.
Склонность к подозрительности, во многих отношениях порождаемая верой в заговоры, теперь проявляется скорее не как старомодная гуманистическая вера в разумное, хотя и вредное действие, а как квазиструктурный анализ злых сил на заре постгуманистической эры. В этом смысле современный конспирологический дискурс выражает возможность существования заговора без самого заговора, а при слаженных действиях заинтересованных лиц, которые можно назвать лишь заговорщическими, пусть даже мы и знаем, что намеренного сговора между ними, может, и нет.
Таким образом, риторика заговора предлагает символическое решение проблемы изображения тех, кто отвечает за события, которые, как кажется, неподвластны никому. Эта риторика говорит об эпохе, когда ни прежней веры в индивидуальное действие, ни возникающего понимания сложных причинно-следственных связей оказывается недостаточно. Теории заговора заполняют брешь между верой и пониманием, вновь обращаясь к возможности назвать конкретных виновных в эпоху немыслимо сложных взаимосвязей в масштабе всей планеты.
Если все на свете становится взаимосвязанным, значит, уже не остается никакой возможности добиться абсолютной защиты. Перестает работать даже традиционное для конспирологического мышления разделение на «они» и «мы», ибо хорошо охраняемые границы и государства, и человеческого тела подвергаются опасности, если следовать логикой вируса.
Ощущение проникающих повсюду сложных заговорщических сил способствовало формированию новых общественных движений, зародившихся в 1960-х годах в рядах новых левых: движения студенческих протестов, феминизма, движения гомосексуалистов и черного активизма. Если раньше конспирологические теории в большинстве своем – не в последнюю очередь в рамках маккартизма – связывали угрозу американскому образу жизни и политике с подрывной деятельностью меньшинств, то начиная с 1960-х годов эти новые формы оппозиционной культуры заговора стали основываться на предположении о том, что сам по себе американский образ жизни является угрозой для тех, кто по его вине оказался на обочине общества.
Правые либертарианцы давно жалуются на то, что своим присутствием «большое правительство» создает конспиративистскую угрозу простым американцам, однако при этом они исходят из того, что истинно американские ценности – жизнь, свобода и стремление к счастью – никому еще не навредили. Что появилось нового, так это распространяющееся подозрение в том, что сами эти истинные американские ценности вполне могут оказаться проблемой, связанной с тем, что, как загадочно предупреждал в середине XIX века Дэвид Торо, общество находится «в заговоре против человечества, в котором участвуют все его члены».
Политический язык и стиль маргиналов нередко оказывается самой привлекательной формой народного инакомыслия, к тому же это дискурс распространяется от патриотического движения до озабоченного заговорами мейнстрима. В мире, где триумф мирового капитализма в духе laissez-faire уже не требует доказательств, для многих людей единственной возможностью проанализировать происходящее и увидеть свое недовольство остается лишь риторика конспирологов.
На первый взгляд теории патриотического движения действительно кажутся притянутыми за уши. Его вебсайты и брошюры продвигают идею заговора международных организаций, включая Совет по международным отношениям (СМО), Трехстороннюю комиссию и даже саму Организацию Объединенных Наций. Все эти организации якобы стремятся установить «Новый Мировой Порядок», предусматривающий создание злого всемирного правительства, которое наложит руку на суверенитет Соединенных Штатов.
В материалах этих группировок регулярно можно встретить сообщения о черных вертолетах без опознавательных знаков. Считается, что они либо связаны с прилетами инопланетян, либо охраняют Штаты от вторжения при помощи передовых технологий. Так, на веб-странице, озаглавленной «Маленький черный вертолет», можно прочитать, что «маленькие черные вертолеты используются ООН для подготовки установления тотальной власти над Соединенными Штатами. Частная собственность на территории Соединенных Штатов будет интернационализирована, оружие у граждан конфисковано, а дети – изнасилованы, если мы позволим им продолжать их секретные операции».
Подобные рассуждения и обвинения стали довольно обычным делом, заставив бывшего генерального секретаря ООН Бутроса Бутроса Гали однажды иронически заметить: «Как здорово вернуться из отпуска. Честно говоря, на отдыхе я умираю со скуки. Куда веселее на работе – тормозить реформы, летать на черных вертолетах, вводить глобальные налоги».
В подобных материалах можно наткнуться на информацию о том, что личные данные американцев тайно записаны на магнитных полосах водительских удостоверений; ходят и слухи о том, что непонятные метки на обратной стороне дорожных знаках указывают путь захватническим силам ООН, сосредоточенным прямо на границе США.
Эти откровения и открытия считаются доказательством того, что над американскими гражданами нависла угроза лишиться своих свобод по милости могущественных и непостижимых международных сил. В редакторской статье The New American, журнале Общества Джона Берча, признается, что «сам по себе Совет по международным отношениям не является заговором». И в то же время далее читаем, что «за СМО и другими могущественными интернационалистическими объединениями, такими как Трехсторонняя комиссия, за гигантскими фондами, свободными от налогов, за финансовыми и банковскими кругами с Уолл-стрит и из Федерального резервного банка, за президентами и премьерами стоит заговор с целью установления контроля во всем мире».