Страница 4 из 12
– И в триста не уберу.
– И верно! Такое событие – подумать только? Его превосходительство благожелательно относится к печати!..
– Вы знаете, когда я услышал это – у меня, честное слово (не стыжусь в этом признаться), одну минуту было желание поцеловать его руку…
– И поцеловали бы! Разве это иудин поцелуй или продажное какое лобзание? Нет! Святой это был бы поцелуй благодарности за всю огромную счастливую ныне русскую печать!..
Влетел, как вихрь, секретарь редакции.
– Что я слышал? Правда ли это?
– Да. Сущая правда.
– Какое счастье, что от радости не умирают. А то бы я моментально протянул ноги. Слушайте же, знаете, что? Хорошо бы образовать фонд его имени… Как вы думаете, а?
– Это мысль! Распорядитесь, Иван Сергеич.
Долго радостные крики перекидывались из одной редакционной комнаты в другую.
Потом ликование вылилось на улицу. Собралась огромная толпа читателей газеты. «Грянуло могучее тысячеголосое медное ура»! Замелькали флаги… Тысячи шапок взлетели на воздух… Подошел городовой.
– В чем дело? По какой причине толпа?
– Его превосходительство в пять часов двадцать две минуты вечера заявил, что любит печать и относится к ней благожелательно.
Серая, простая слеза поползла по огрубевшему, загорелому лицу старого служаки и застряла где-то у сивого уса… Снял шапку старый служака и истово перекрестился:
– Слава-те, Господи.
– Что это, Иван Сергеевич, что это такое?
– Это? Гранки. Разве не видите? Из цензуры принесли.
– Да позвольте: почему же они красным, этого… Будто этак исчерчены.
– Перечеркнуты, вот и все.
– Но тут же не было ничего ужасного. Ничего нецензурного…
– Да-с. Зачеркнуто.
– Но ведь его превосходительство… А! Понимаю. Он еще не успел дать соответствующих распоряжений. Вот они и усердствуют.
– Наверное, завтра утром распорядится.
– Я и сам так думаю. Рискнем пустить это… красненькое, а?
– Ну, конечно. Завтра недоразумение выяснится, и все хорошо будет.
– Ясно. Пускайте. Пустили.
– Позвольте… Что же это такое?
Глаза редактора глубоко запали и очертились темными кругами.
– Как же это так, а?..
– А что?
– Оштрафовали нас нынче и под предварительную цензуру всю газету отдали…
– Да. Странно.
– Гм! А говорил: «Люблю печать».
– Какая-то прямо-таки непонятная любовь.
Возле разговаривающих стоял старый мудрый метранпаж без имени, но с отчеством: Степаныч. И сказал этот самый Степаныч:
– А я этого ожидал.
– Чего именно?
– Вот этого. Как сказал он: «люблю печать». Ну, думаю, значит – баста, съест.
– Да где же здесь логика?
– Логика простая: бывают же люди, которые любят устриц. «Люблю, говорит, устриц», и тут же съест их два-три десяточка. Всякая любовь бывает…
А в это время перед сановником сидел другой интервьюер и с лихорадочным любопытством спрашивал:
– Что вы любите больше всего, ваше пр-во?
Его пр-во сладко зажмурился, облизнулся и сказал без колебаний:
– Печать.
Разносторонность
Тульский губернатор разослал по всем земским учреждениям циркуляр, с подробным списком газет, очень рекомендуемых («Русск. Знамя», «Колокол», «Новое Время»), терпимых («Голос Правды», «Голос Москвы») и абсолютно недопустимых («Речь» и «Русск. Вед.»).
– Вас там губернатор спрашивает…
– Какой?
– Да наш, тульский.
– А что ему надо?
– Бог их знает. Скажи, говорит, этому приезжему, что хочу его видеть.
– Гм… Ну, проси.
В мой номер вошел господин, с портфелем под мышкой, и вежливо раскланялся.
– Чем могу служить? – с некоторым удивлением спросил я.
– О, помилуйте… Это моя обязанность – служить приезжающим, что бы они не терпели никаких неудобств!.. Мы должны предусмотреть и позаботиться обо всем: не только о телесных неудобствах, но и о душевных эмоциях граждан. Позвольте вам кое-что предложить… Очень недорого, интересно и назидательно.
Он открыл портфель, вынул пачку газет и заговорил быстро-быстро:
– Не подпишетесь ли? Прекрасные издания: «Земщина», «Новое Время», «Колокол». Прекрасная бумага, четкий шрифт, здравые суждения. Могу предложить также «Русское Знамя», «Южный Богатырь», «Курская Быль»… «Новое Время» с картинками! Печатается на ротационных машинах, прочная краска, по субботам приложения. Можете иметь даже в несколько красок! Могу предложить даже со скидкой… Другие фирмы не дадут вам столько скидки, сколько я! Подписывайтесь! Может быть, кто-нибудь из иудейского племени предложит вам какую-нибудь паршивую «Речь» или «Русское Слово», – так это, я вам скажу, такой народ, что он готов у человека изо рта выхватить кусок хлеба и подсунуть дрянь. Ну? Прикажете записать вас подписчиком на «Русское Знамя»? или «Земщину»? Или на что?
– Нет, не беспокойтесь, – сказал я. – Мне эти газеты не нужны… Я читаю другие.
– Что это значит – другие? Другие газеты скверные, а я предлагаю вам первый сорт. Умные статьи, аккуратная доставка, бандероли за счет издания. Чего вы еще хотите?
– Да нет. Не надо.
– Ага… Догадываюсь… Может, вы что-нибудь полевее хотите? Тогда могу предложить «Россию»! Замечательное издание! Чудный шрифт, печатается на самых прочных машинах, и метранпаж капли в рот не берет. Пишут генералы разные, статские советники, издание помещается в тихом деловом квартале. Очень замечательное!
– Да нет… Что уж… – робко сказал я. – Я уж лучше так, как-нибудь… Не надо.
– Что? Не надо? Нет, надо.
– Ведь я, все равно, не буду их читать… Зачем же подписываться!
– Нет, вам надо подписываться!
– Да если я не хочу?
– Мало чего – не хочу…
Он вынул какую-то квитанционную книжку.
– На год? На полгода? «Колокол», «Знамя»?
– Ни то, ни другое.
– Шутить изволите. Эй, кто там есть!..
В комнату вошел коридорный и еще один неизвестный.
– Подержите-ка за руки подписчика. Он подписаться хочет. Вот так… Засунь-ка ему эти газеты в карман… Вот так… Еще, еще… Вот эту пачку! Это что? Бумажник? Прекрасно!.. Вот видите – я беру отсюда – за «Россию» и «Русское Знамя» 15 рублей… Вот вы уже и подписались. Видите, как просто. Пусти ему руки, Агафонов.
– А я их все-таки не буду читать! – упрямо сказал я.
– Вот тебе раз! Как не будете читать? Зачем же вы тогда подписывались?
Мы сидели молча, недовольные друг другом.
– На велосипеде катаетесь? – спросил неожиданно мой гость, увидев в углу комнаты велосипед.
– Да.
– Что это за система? Люкс? Жидовская система. Хотите, могу предложить вам нашей тульской работы – Захара Панфилова – он председателем здешнего отдела состоит. Хорошие велосипеды, тяжелые такие. За те же деньги купите, а в нем пуда четыре будет. Ручная работа.
– Зачем же, когда у меня уже есть.
– Ну, что это за велосипед? Жиденький – ни рожи, ни кожи. Завтра Панфилов вам привезет – давайте-ка задаток.
– Не хочу я Панфилова!
– Ну, как же не хотите! Завтра получите. Прекрасные велосипеды… Колеса, можете представить, совершенно круглые, сам человек почти непьющий, сын околоточным служит. Будете кататься да похваливать. А этот на слом можно.
– Оставьте меня! Пустите… Я не хочу…
– Вот-с. Видите, как просто. Получите квитанцию на задаток. Да… А то – Люкс!..
Через полчаса я оказался подписчиком двух газет, владельцем велосипеда фирмы Захара Панфилова, обладателем керосиновой кухни и какой-то машины «Истинно-русский самовоз».
– Наша фирма, – говорил, уходя, мой гость, – может предложить вам, что угодно – граммофоны, готовое платье, кондитерские изделия, галантерею, и все это будет не какой-нибудь Жорж Борман, а самое русское, настоящее. Конечно, вас никто не принуждает, но если вы только захотите…