Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 4

А как же США? Вроде бы Штаты стали сверхдержавой под флагом демократии, о которой кричат повсеместно… Да, они создали, на мой взгляд, слишком громоздкую систему демократических институтов. Но на счастье американцев, эта система хотя и шумная, но бутафорская. В монополиях, которые являются истинными хозяевами Америки, руководителей не выбирают. Появление влиятельной третьей партии исключено – даже в случае политического банкротства республиканцев и демократов. На публику две партии ведут острую дискуссию, но их реальная политика почти неотличима – как пепси и кока-кола. Как и в СССР, в США мы видим парламентаризм декоративный.

Не исключаю, что в ближайшие годы в США (а вслед за ними – и в других крупных государствах) произойдут реформы, аналогичные переходу Древнего Рима от республики к принципату. И «новый принципат» станет основой посткризисной эпохи.

Парламент

К сожалению, и в советское время нам не удалось развенчать принципы демократии. Само понятие «советский» связано с выборным законодательным органом, который, слава богу, ничего не решал. Декоративный Верховный Совет был не обременителен для народа. Ведь СССР только на словах был «страной Советов». В реальности Союз был страной Просвещения, армии, промышленности. Балом правили партия и правительство, а Советы существовали для проформы. С чего начиналась советская (а точнее сказать – социалистическая) государственность? Выборы в Учредительное собрание подтвердили легитимность социалистической революции. Революционные партии победили с колоссальным преимуществом – и нужно было ждать обострения «внутривидовой» борьбы между большевиками и эсерами. Мог ли парламент стать центром собирания нового государства? Вряд ли. Учредительное собрание уничтожили, роль Советов не возросла, а Ленину удалось усилить власть Совнаркома и партии – и сложилась устойчивая система.

Горе тому, кто к декорациям демократии относится некритически! Почему горбачевская перестройка провалилась в тартарары? Ведь все начиналось почти разумно, пока, год-другой помаявшись с ускорением, нетерпеливый Михаил Сергеевич не решил, что лозунг Октября «Вся власть Советам!» – это не просто красивое заклинание, а руководство к действию. Генсек к тому времени успел полностью обновить партийный аппарат, но и собственные выдвиженцы его не устраивали. Побаивался Горбачев обкомовских баронов… Можно предположить, что он намеревался создать свою реформаторскую опричнину на базе Съезда народных депутатов. Да только не заладилось с самого начала. После XIX партконференции власть начала перетекать из партийных и правительственных органов вроде бы в съездовские залы, а на самом деле – в никуда. Перестройка (из которой мог бы выйти толк!) перешла в суицидальную стадию.

Самые неудачные международные договора, самые невыгодные кредиты – все это пришлось на трехлетие советского парламентаризма. Полномочий у Съезда было невпроворот, а депутаты, заменившие собой правительство и обкомы, резвились, как дети, на всесоюзном пожаре. Вот специалист по Достоевскому, гуманитарий, один из властителей дум, получает на Съезде заветные 15 минут. Вся страна следит за речью мудреца. Долговая яма не за горами, а в горах скоро заговорит артиллерия. И на что истратит 15 минут человек, который неожиданно оказался повлиятельнее министров и секретарей ЦК? На кокетство и публицистическую сенсацию. Он запомнился, он выиграл телевизионный эпизод – но перестройка проиграла войну.

Когда 15 марта 1990 года Съезд избрал Горбачева президентом СССР – мы увидели глаза обреченного человека. Либеральная интеллигенция к тому времени относилась к Горбачеву по фильму «Гараж», в котором звучали слова Талейрана: «Вовремя предать – это предвидеть!» Они уже улыбались за могучим плечом Ельцина и над покатым плечиком Попова. Вот таким и остался парламентаризм в памяти народной: все разрушается, а в прямом эфире – бесконечный диспут честолюбцев. И нет на них матроса Железняка. Да хоть Победоносцева. Или Косыгина, который способен смерить народных депутатов таким презрительным взглядом, что они тут же превратились бы в пионеров на совете дружины.

Кому же была выгодна съездовская лихорадка? Безусловно, тем, кто не потерял в те годы дисциплины и субординации, – криминалу. Усиление роли мафий – первейшая особенность парламентской демократии. Замечу, что, пожалуй, нет на земле народа, менее приспособленного к мафиозному существованию, чем русский, воинский, народ. Когда мы предаем свою суть – неизбежно проигрываем.

Есть, правда, и такой взгляд на Съезд народных депутатов: вот он, порыв к правде, за которым следила страна, впитывая уроки демократии. Действительно, за съездами следили миллионы идеалистов и зевак. Но стали ли мы лучше от этих уроков? Под радиобурчание съездовских правдолюбов, под велосипедные звонки председательствующего сколачивались бандитские «бригады» и ополчения Дудаева. За несколько лет парламентаризма люди стали ощутимо агрессивнее, укрепилось ожесточение. Зато работать стали хуже! Чем оправдать такие последствия? Тем, что 20–30 ораторов стали телезвездами? Вот к ним бы (а не к Пушкину) подойти с позитивистскими критериями Базарова: заниматься парламентом, уповать на публичную состязательность – потерянное время.

Ритуалы





Не следует само понятие «выбор» связывать исключительно с демократической процедурой. Ежедневно всем нам приходится избирать: каждый жизненный шаг, каждый маневр, каждый поступок – это ответственный выбор. Если речь идет не о личности, а о коллективе, об обществе – избрание стратегии, как правило, осуществляется на волне согласия. Вспомним избрания самодержцев в Московской Руси. Ивану Грозному наследовал сын Федор Иоаннович – по общему признанию, законный царь. Но и его венчание на царство следовало закрепить демонстрацией народного согласия. Это – ритуальный шаг, ответственный, сакральный. Здесь не может быть конкуренции, практически нет публичной дискуссии и войны компроматов. Самое главное – смирение перед решением, с которым ты не согласен. Ты – блистательный боярин или властный полководец, глядевший в глаза гибели, а вот – приходится смиряться.

Процедура напоминала голосование на съездах КПСС – заранее предрешенное, но торжественное. Это полезная мистерия, ритуал, сплачивающий страну – то в почтении и страхе, то в солидарности и восторге.

Так трактовали и избрание Михаила Романова в 1613 году, а шумную свару, которая заварилась на том Земском соборе, постарались забыть. Государство нуждалось если не в согласии, то в легенде о согласии. Вдумаемся: насколько им, вооруженным феодалам, труднее было гасить в себе вспышки честолюбия, чем нам в интернет-перебранках. Но мы разучились смиряться по-настоящему, недемонстративно, некокетливо. Видите ли, мы голосим за правду. Так на пути к правовому государству уничтожается дух соборности, который торжествовал и во времена расцвета Московской Руси, и в советскую эпоху.

Существует древняя церковная традиция избрания предстоятеля с помощью жребия. В XVII веке с помощью жребия Русь получила патриархов Иосифа и Никона, а в XX – патриарха Тихона, после двух веков правления обезличенного Синода. В наше время жребий и только он указывает на нового патриарха православной Сербии. Не худшая из стародавних традиций! По существу, только так и можно избежать многих соблазнов – вплоть до преступных интриг. Честный жребий, как и технология выслуги, Табели о рангах мог бы успешно заменить демократическую процедуру.

Факультатив

Критикам демократии затыкают рот вот такой сладкой ватой:

1. «Нельзя вставать на пути прогресса. Кто против демократии – тот за варварство».

Но в истории не прослеживается неуклонного движения к демократии! Македонские фаланги, растоптавшие афинских крикунов, были, если говорить шершаво, вестниками прогресса. Кстати, ни Платон, ни Аристотель не были приверженцами демократии.

Восток бы не встретился с Западом, а народы не подготовились бы к явлению мировых религий, если бы не Филипп и Александр. А деятельность великих князей Московских, присоединивших к единому государству Новгород и Псков? Вечевая демократия все-таки оказалась для Руси архаикой, а централизация – прорывом к будущему. А к какому прогрессу привела Речь Посполитую шляхетская демократия: к разделам Польши, к полу-торавековому хождению по мукам?