Страница 12 из 19
Снег под моими валенками был бел и хорошо утоптан. Ведь не в пургу же я ходил за свои «три моря». Дома вокруг меня были пятиэтажны и кирпичны. А вот на помянутой улице Талнахской жилые дома уже строились (собирались) из хрущёвских блоков. В них было не так надёжно, задували ветры.
Мы жили тогда (я, мама и сестра) на улице им. Богдана Хмельницкого. Согласитесь, даже несколько символично: русская неполная семья (мама была в разводе) жила на улице объединителя Украины и России; впрочем, я уже говорил о потрясающем интернационализме заполярного Норильска.
Может, я и ошибаюсь, но эти люди очень были похожи на жителей т. н. ОРДЛО (украинско-нацистская терминология): такие же открытые, готовые помочь, знающие тяготы заполярной (слава Богу, не военной) жизни… Помню их лица в аэропорту, когда после летнего отпуска норильчане в августе-сентябре массово возвращались в город.
И тогда, и сейчас в Норильск вели два пути: по Енисею, до Дудинки – на теплоходе, или на самолёте – до аэропорта Алыкель.
Помню их лица.
И вижу лица призраков, обступивших Верховного. «Выражение лиц их свидетельствует против них, и о грехе своем они рассказывают открыто, как Содомляне, не скрывают: горе душе их! ибо сами на себя навлекают зло.» (Книга пророка Исайи, 3:9)
Помню лица тогдашних норильчан: «Русское чувство братства не следует путать с понятием стадности. Русский – это не человек толпы, он высоко ценит свободу человеческой личности. Но его понятие о личности не совпадает с европейским, скроенным по образцам Рима и Ренессанса. Идеалом личности на Западе является сверхчеловек, на Востоке – всечеловек…
Русской национальной идеей является спасение человечества русскими. Она уже более столетия действенно проявляется в русской истории – и тем сильнее, чем меньше осознается. Гибко вписывается она в меняющиеся политические формы и учения, не меняя своей сути. При царском дворе она облачается в самодержавные одежды, у славянофилов – в религиозно-философские, у панславистов в народные, у анархистов и коммунистов – в революционные одежды. Даже большевики прониклись ею. Их идеал мировой революции – это не резкий разрыв со всем русским, в чем уверены сами большевики, а неосознанное продолжение старой традиции; это доказывает, что русская земля сильнее их надуманных программ. Если бы большевизм не находился в тайном согласии по крайней мере с некоторыми существенными силами русской души, он не удержался бы до сего дня… В большевизме просвечивает чувство братства, но в искаженном виде… однако вполне заметное – это существенный признак русскости, от которой не может избавиться даже русский коммунист». (Вальтер Шубарт, нем. философ и историк: «Европа и душа Востока»).
Как-то вот так. Когда Бог отдаёт приказ, дьявол подчиняется. Если дьявол воплощён в действиях Троцкого, Бухарина, левого или правого «уклона» в партии, среди «творческой» интеллигенции или инженерного сообщества, различных военных товарищей в чинах или без, в зарубежной эмиграции или внутренних националистах Прибалтики или Украины, басмачах Средней Азии.
Здесь я увидел, как «оживились» призраки вокруг Верховного; что ж! Государи должны государить.
Это не оправдание или порицание. Я всего лишь называю вещи по имени.
Вот почему, когда я представил себе, что сейчас, когда весь мир вновь собрался мою страну нивелировать до собрания разномастный корпускул, и вновь вся надежда на решения моего Верховного, на героизм и умение российского воина и на самоотверженность тружеников тыла, я самолично стал свидетелем со-беседы другого Верховного – со всем синодиком призраков погубленных им людей, и невинных, и супротивников.
Разумеется, это была аллюзия на картину Михаила Клодта «Иван Грозный и тени его жертв».
Что нам прошлая аллюзии – сейчас, когда идёт война за наше нынешнее существование? А то, что тогдашние мысли тогдашнего Верховного, которого многие считали и считают порождением ада – невероятно злободневны; чего уж там: если он всё-таки вышел из самых нечаевских недр троцистского большевизма, то и мы выберемся из трясины повсеместного каминг-аута (продажи всего и вся – для-ради унификации неосознанного) – эта мысль имеет отношение к сиюминутной правде!
Тогдашние мысли Верховного и сейчас до невероятия актуальны. В частности, о бриттах: «Следует отметить, что господин Черчилль и его друзья поразительно напоминают в этом отношении Гитлера и его друзей. Гитлер начал дело развязывания войны с того, что провозгласил расовую теорию, объявив, что только люди, говорящие на немецком языке, представляют полноценную нацию. Господин Черчилль начинает дело развязывания войны тоже с расовой теории, утверждая, что только нации, говорящие на английском языке, являются полноценными нациями, призванными вершить судьбы всего мира. Немецкая расовая теория привела Гитлера и его друзей к тому выводу, что немцы как единственно полноценная нация должны господствовать над другими нациями. Английская расовая теория приводит господина Черчилля и его друзей к тому выводу, что нации, говорящие на английском языке, как единственно полноценные должны господствовать над остальными нациями мира.» (Иосиф Сталин)
Он, как ни крути, спаситель Святой Руси.
Особенно сейчас, когда эту самую «Святую Русь» на т. н. Украине умные бритты сумели трансформировать в нашу антитезу: то есть – в ещё одно «место пусто», где преисподняя выступила на поверхность.
Я вернулся домой. На четвёртом этаже кирпичного дома сталинской застройки открыл дверь трехкомнатной квартиры. Тепло мне, промёрзшему и усталому подростку, стало ещё на втором этаже.
А уж как было хорошо дома! Я был книжным мальчиком. За время путешествия вокруг Долгого озера я проголодался. Теперь можно было что-нибудь съесть и (во время еды) хорошо и вкусно почитать.
Например, Обитаемый остров братьев Стругацких. Согласитесь, для начала семидесятых годов XX века невероятно вкусное чтение. Увлекательное описание преисподней, в которую оказался заброшен «ангел» из будущего.
Я не был (таким) ангелом. Я ещё не задавался вопросом: где и как (такая) – преисподняя выступает на поверхность? Ответ очевиден: везде и всегда, даже если ты сейчас счастлив (в этом «везде и всегда»); к чему вообще я веду этот рассказ, отталкиваясь от точки отсчёта: от картины Клодта?
А я просто хочу разглядеть, что под поверхностью, на которой выступает преисподняя. Может быть, сама глубина этой поверхности обращает выступы преисподней в ничто. А что цена такой глубины для нас, хрупких смертных, велика… Так вот откуда лозунг: мы за ценой не постоим!
Мы (вся наша родина: неуничтожимое Царство Божье СССР) – противостоим самой преисподней. У этого прозрения есть достойное продолжение: картина Клодта. Мы (наша мысль) противостоим (ли) преисподней.
Или наша мысль и есть эта самая преисподняя. Это даже не вопрос, а сразу ответ.
Я сидел в нашей квартире № 99, расположенной на улице Богдана Хмельницкого д. 19. И всё это происходило в заполярном советском городе Норильске, где социализм в отдельно взятой стране был реально построен. В полном противоречии со взглядами «старых большевиков», которых невозможно было переубедить.
Для них такой социализм (вместо мировой революции) был полным бредом, граничащим с преступлением.
А он был реально построен. За то мирное время, что было стране отпущено: два мимолетных десятилетия. И это практически – в противостоянии даже с бывшими единомышленниками: даже их приходилось изымать из реальности, освобождая место людям «реальных дел».