Страница 3 из 5
К весне, как ни экономили, пшеница закончилась, стали больше налегать на картошку, смешивая её с отрубями, пекли картопляники. А когда сошёл снег, в первое воскресенье всей улицей пошли собирать колоски на колхозные поля. Разбухшие от влаги колоски сушили, руками обмолачивали, веяли и вновь шли к старому мельнику, который неумолимо брал гарцы. К концу войны с продуктами стало ещё труднее, в магазинах стали получать паёк по карточкам, для этого приходилось занимать очередь с вечера или в полночь. В хлеб намешивали много овсюка, и он застревал в зубах. Но и этот хлеб каждый из семьи с удовольствием бы съел сразу, только понимание ситуации заставляло делить дольками на весь день.
В 1943 году пришло известие о гибели отца под Сталинградом, мать долго и с причитаниями плакала навзрыд, соседка вместе с ней. Витька с сестрой Дашей тоже поплакал, один подросший Бориска молча ходил по избе, не понимая, что случилось со взрослыми.
Сестра Даша, бросив восьмой класс, устроилась работать на шахту дежурной на компрессор. Витька иногда приходил к ней на работу и долго смотрел на огромное колесо, которое вращал широченный прорезиненный ремень. Он мог «оттяпать» руку, если быть неосторожным.
Вернулся с фронта отец Лёньки Гурина, ему оторвало большой палец правой руки под Кенигсбергом, где он был пулемётчиком. Побыв немного дома, отец Лёньки устроился бригадиром рыболовецкой артели и уехал на озеро за 60 километров от рудника, приезжал по воскресеньям домой со свежими и вялеными карасями. Однажды он пригласил на озеро Витьку, Лёнька-то помогал отцу всё лето. Именно здесь Витьке впервые пришлось сесть за вёсла, проплыть камышами до огромного плёса, где был ветер и большая волна. Витька порядком струхнул, когда лодку стало сильно раскачивать поперечной волной и, казалось, вёсел она перестала слушаться. Но проснулся от качки Лёнька, устроившийся на сетях на дне лодки, тут же выправил положение и рассказал про нехитрую науку в управлении лодкой.
За несколько дней на озере Витька научился управлять лодкой, ставить и снимать сетки, потрошить и солить рыбу, вязать рыбацкие узлы и даже сети. Он загорел и даже поправился, благо еды в бригаде было много. Парень даже стал задумываться, не стать ли рыбаком в будущем. Вернувшись с озера, Витька опять помогал матери, копал огород, сажал картошку, ходил в лес за полевым луком и щавелем. А когда наступил покос, Витька уже сам начал косить, усердно нажимая на рукоять косы. Сначала было очень тяжело, но со временем он втянулся и даже не отставал от матери.
Летом приехал на автомобиле со станции Макныка дядя Ваня, родной брат отца. Он был командирован для перевозки руды с рудника на станцию Ельтай. Однажды, приехав на обед, он на обратном пути взял с собой Витьку, усадив рядом с собой в кабину. Пока ехали по руднику, грузились под бункером, Витька с любопытством глядел по сторонам. Но вот выехали на трассу, рудник остался уже позади, по бокам дороги замелькали то берёзовые околицы, то целый сосновый бор, то стая уток, взлетевшая с заросшего камышом болота, то поля нарядные, позеленевшие первыми всходами. Когда Витька ехал на лошади на озеро, то не замечал этой красоты, картины менялись медленно и казались унылыми, а тут под ровный рокот мотора одна картина сменялась другой. Казалось, только что проехали по улице небольшой деревни, где с кудахтаньем куры освобождали дорогу, а вот уже мелькнуло озерко с рыбаками, не отводившими взгляд от поплавков. Наконец показалось полотно железной дороги и огромный состав с вереницей нагруженных лесом вагонов.
Витьке казалось, впечатлениям не будет конца, но самое неизгладимое, что осталось на всю жизнь то, как дядя Ваня на обратном пути усадил Витьку на колени и доверил ему баранку автомашины.
Сначала машина упрямо не хотела ехать по дороге, всё съезжала на обочину, но мало-помалу выровнялась, стала более послушной и бежала только по дороге, лишь чуть сторонясь вправо и уважая встречную. Обе ноги до педалей у Витьки не доставали, он, вытянув лишь правую, прибавлял или убирал газ, скорости переключал сам дядя Ваня. Витьку не покидало ощущение, что это он впервые в жизни управляет такой огромной машиной, и она беспрекословно подчиняется малейшему повороту руля. Несколько дней Витька находился под впечатлением поездки на автомашине. Именно тогда он решил учиться, чтобы уметь управлять машиной, заставлять подчиняться своей воле сложные механизмы.
Кончилась война, отзвучали залпы победы, страна приступила к мирному строительству.
Витька только окончил пять классов, в табеле по всем предметам стоят пятерки. Завуч называет отличников школы, которым положена почетная грамота. К сожалению, ни в школе, ни в областном отделе образования грамот нет, не хватает бумаги. Ученики помнят, как им приходилось писать на газетах почти всю войну, как полуголодным сидеть на уроках, как пилить школьные дрова или копать в пригорхозе картошку. Война всех коснулась, всего советского народа, который заслуженно праздновал победу над коварным врагом.
Стали возвращаться с фронта воины-победители, бывшие шахтёры, гимнастёрки их теперь украшали ордена и медали. Витька видел гордость мальчишек, отцы которых вернулись с фронта. С какой радостью он бы тоже встретил своего отца, как бы стало ему легко шагать по земле… От этих мыслей какой-то комок сдавливал горло, но нет, Витька не плакал, он даже успокаивал мать, когда видел на её глазах слёзы.
Лето, первое послевоенное, прошло ещё быстрее. Витька с матерью косил сено, возил дрова, собирал колоски, ходил за грибами и ягодами. В разговоре с ребятами он высказал мысль после семи классов учиться на шофёра, и многие тоже решили последовать его примеру. Так стал складываться коллектив будущих водителей машин, которые очень смутно представляли, как это будет, но твердо верили, что будет.
Осенью в Витькин шестой класс пришли две новенькие девочки, Надя Гурьянова и Люда Степанова. Они резко выделялись из всего класса красивой и яркой одеждой, манерой разговаривать и даже тем, что ни у одной не было на руках мозолей, как у остальных ребят и девчонок. Они не могли полоть огород, пилить дрова или даже косить сено, как почти все ребята класса. Но они, видимо, специально заводили споры о Моцарте и Шопене, Чайковском и Глинке, а у одной из девочек дома было настоящее пианино. В 1945 году это величайшая редкость на руднике. Девочек класс вначале принял в штыки, но постепенно они стали завоёвывать авторитет у части класса. Учились они хорошо, организовали кружок самодеятельности; кому скоро четырнадцать, советовали вступать в комсомол. Они стали активистками класса, хоть ещё многие девчонки считали их воображалами. В шестом классе появилась алгебра, геометрия, стало много преподавателей, хоть и очень не хотелось расставаться со всеми уважаемой Евдокией Алексеевной, которая с первого по пятый класс вела у ребят все уроки.
Появились и трудности: вместо привычных пятерок у Витьки стали появляться четверки, а иногда и тройки. Особенно плохо понимал преподавателя математики Петра Адамовича, который говорил, сильно гундося, и сердился, когда ученики переспрашивали.
Шестой класс Витька окончил даже с двумя тройками, с началом каникул сразу же устроился с ребятами-однокашниками перелопачивать руду на руднике. О, сколько было радости у матери, когда Витька отдал ей первые заработанные деньги. «Вот и я наконец дождалась сына-помощника»,– сказала она, а на глазах появились слёзы радости.
К школе мать купила Витьке новую рубаху, а брюки перешила из отцовских черных вельветовых. Витьке казалось очень неудобным появиться в вельветовых штанах в школу, но старые за лето совсем развалились.
К началу седьмого класса все стали взрослее, ребята за лето заметно подросли, многим шёл пятнадцатый год. С начала года Витька попал в школьный водоворот: ездил в пригорхоз копать картошку, плясал в танцевальном кружке, рисовал простым карандашом портреты к школьной выставке. Особенно долго сидел над портретом Сталина в погонах генералиссимуса, тщательно выводя каждую морщинку у глаз, каждый завиток усов. Портрет, вернее копия, увеличенная на глаз, вроде получилась, но первое место занял Володя Колупаев, его рисунки были лучше. Иногда по вечерам собирались в школе, даже танцевали с девчонками, но Витька стеснялся, хоть и танцы ему давались легко (он научился танцевать чечетку, цыганочку), виной тому – вельветовые штаны.