Страница 38 из 52
— Или наоборот не было бы ничего, — встал на мою сторону Бегемот. — Спели бы и успокоились. Помнишь же, как тогда получилось? Нас наказали, оставили сидеть после уроков в классе и думать над своим поведением. Ну вот мы и подумали.
— Астарот, а ты как считаешь? — спросил Жан.
— Дурацкая песня, — буркнул Астарот. — Мне она с самого начала не нравилась, я просто Велиала обидеть не хотел.
— А что не так-то? — обиженно протянул Бельфегор и пропел. — Их тела скованы льдом, их глаза лопнули и вытекли. Им все это кажется сном, пока не падут стены обители…
— Бррр, давай лучше не про эту песню, мне совсем про холод не хочется сейчас думать, — заржал я.
— А клип я бы все равно снял, — Бельфегор мечтательно поднял глаза. — Ну, если на концертах песню не поем, так хотя бы для истории что ли… Как все начиналось.
— Между прочим, нам завтра еще надо снимать костер, вы же помните? — сказал Стас. — Сразу с утра, чтобы успеть на первую электричку…
Спалось, прямо скажем, так себе. Было одновременно душно и холодно. С одной стороны — жаркая печка, но от стен несло стылым холодом. В двери была щель, в которую постоянно пробивался сквозняк. Пришлось заткнуть ее тем пальто. Местное ватное одеяло было какой-то непонятной формы и воняло клопами.
Хитрые Ася и Люся устроились по обеим сторонам Бегемота, и троица долго шепталась и хихикала. Бес и Эланор вообще удалились во вторую комнату.
Я лежал без сна и смотрел на бледные лучи лунного света. К подобному дискомфорту я научился относиться философски, случались ночевки и похуже в моей жизни. Тут хотя бы арта не фигачит… Но спать все равно не хотелось. В голову лезли всякие мысли насчет того парня, чье тело я занял. Он играл на гитаре и даже песни писал, оказывается. По крайней мере, одну точно. Мечтал о чем-то. Как-то представлял себе свою жизнь. И тут я. Все перекроил по-своему, получается.
Но с другой стороны, не станешь же расспрашивать, каким был Вова-Велиал у всех встречных? В принципе, можно было, конечно, придумать что-нибудь… Какую-нибудь игру, типа, поделись воспоминанием, пусть мои друзья обо мне какие-нибудь истории рассказывают. У меня как раз днюха двадцатого декабря, будет повод…
Интересно, что никто даже всерьез не заикнулся о том, что я веду себя как-то странно. Будто ничего не поменялось, и я все делаю как Вова-Велиал. Даже мама и отец ничего не заподозрили…
Впрочем, это ни о чем не говорит вообще. Мой жизненный опыт подсказывает, что людям в целом на других пофиг. И они всерьез мало что замечают. Начал себя вести по-другому, как будто заснул один человек, а проснулся другой? Да не, бред какой-то, показалось…
Я топал домой, мечтая о том, что сейчас налью ванну почти кипятка и буду лежать в ней, пока не покроюсь чешуей. Романтика — это, конечно, хорошо, но очень уж сейчас хотелось ее смыть с себя. Вместе с затхлым запахом полузаброшенного дома. Утром мы успели отснять все, что собирались. Даже, наверное, чуть больше. И вообще Ева оказалась чертовски права, конечно. Можно было никуда не уезжать, просто пролезть в тот же центральный парк, который сейчас не работает. И речка там тоже есть, и деревья, и в кулинарию за горячими пирожками можно сбегать…
Я вставил ключ в замочную скважину, ввалился в квартиру, обдумывая, что я хочу сделать раньше — совершить налет на холодос или все-таки в ванну забраться? Идеальнее всего, пожалуй, взять с собой еду и пойти откисать в горячей воде. С книжкой и тарелкой бутеров. И кружкой горячего чая. Нет, лучше сразу чайником горячего чая…
Я скинул ботинки, чувствуя как начало ломить оттаивающие пальцы. Чуть не застонал от удовольствия.
Стоп.
Кажется, кто-то дома. Отец, наверное. Мама должна быть в это время еще на работе, Лариска — в школе.
Я скинул на пол зимнюю куртку. В шкаф ее пока что вешать не хотелось, надо сначала почистить. Протопал босиком по коридору. Заглянул в кухню, но там никого не было. Только беспорядок на столе.
Дошел до гостиной.
— Привет, пап, — сказал я, остановившись на пороге.
Нда, картина маслом. Батя одет в брюки от своего парадного костюма, белую рубашку, узел галстука наполовину распущен. Сидит на одной стороне дивана. На противоположной — дамочка в платье с золотыми блестками, кудри тщательно уложенной прически пикантно так растрепались.
Кажется, в таких случаях положено говорить «это не то, что ты подумал!»
Глава 20
— Это не то, что ты подумал! — отец нервно схватился за подлокотник дивана. На свою пассию он не смотрел. Она тоже смотрела куда-то в сторону окна, щеки ее быстро заливались краской.
— Неловкий момент, да? — иронично хмыкнув, сказал я. — Давайте так. Я сейчас выйду, займусь всякими своими делами. И сделаю вид, что ничего не заметил.
«У них ничего не было», — подумал я с некоторой долей злорадства. Батя привел дамочку домой, начал охмурять, и у них почти все получилось. Но тут приперся я и все испортил.
Я удалился в ванну, с наслаждением содрал с себя пропахшие холодом, запустением и еще непонятно чем шмотки. Забрался в ванну и откисал там некоторое время.
Обдумывал.
С одной стороны, батя мужик взрослый. И если ему захотелось сходить налево, то не мне, сопляку, ему указания раздавать. С другой…
Фу.
Меня даже передернуло. Как-то это было стремно все. Мать нашу семью обеспечивает всячески, ухитряясь при этом никому не парить мозги. Кроме того, на мой взгляд, она еще и красивее этой плюшевой куклы, которую привел отец. Она не из модельных упругих красоток с ногами от ушей и жемчужными улыбками. Переспать с которой — это даже не супружеская измена, а что-то типа «каждый настоящий мужик должен поставить такую галочку в своем досье». А тут была обычная такая сельская простушка, пухленькая и с прической, ради которой ей пришлось либо спать ночь на бигуди, либо варить их в кастрюльке и накручивать, пока горячие.
Какой смысл?
Еще и домой ее приволок.
Фу еще раз.
Я принялся остервенело намыливаться мочалкой. Нет, ну, блин! Тупая какая-то ситуация. Они так-то вообще чужие для меня люди. Это родители Вовы-Велиала, а не мои. Это он с ними с самого рождения, а я так, пару месяцев только. С какого хрена тогда меня отцовская попытка сходить налево сейчас так парит?
«Наверное потому что я маменькин сынок», — мысленно хохотнул я, выбираясь из ванны.
Сквозь шум воды я слышал, как хлопнула дверь. Оба ушли? Или батя только девушку выпроводил?
На кухню отец пришел сам. Уже переодетый в домашние треники и футболку.
Присел на табуретку.
— Чаек пьешь? — спросил он с подчеркнуто заинтересованным в моей жизни видом. — Надо что ли тоже чайку себе налить. Чайник горячий?
— Только вскипел, — не отводя глаз от книжки ответил я. Книжку оставила мама. «Двадцать тысяч лье под водой» Жюля Верна. Я ее когда-то разве что не наизусть знал. Открыл где-то в середине и наткнулся глазами на сцену, когда наутилус кашалотов вспарывает.
Отец поднялся, принялся бренчать посудой. Я молча держал паузу. Любопытно даже, как он сейчас выкручиваться будет.
— Послушай, Володя, — сказал он, снова устроившись за столом. В руке — кружка. — Ты же умный парень, и все понимаешь, да?
— А есть, что понимать? — я приподнял бровь и посмотрел на отца.
— Ну… это… — отец занервничал еще больше.
— Давай приведем к общему знаменателю то, о чем мы тут вообще разговариваем, — усмехнулся я. — Ты привел домой какую-то мочалку и пытался ее трахнуть. Но я помешал. И теперь ты переживаешь, как бы я матери не проболтался, так что ли?
— Ты как с отцом разговариваешь? — взвился батя. — И не смей так называть Марину!
— А как мне ее называть? — хмыкнул я.
— Она… хорошая девушка, — замялся отец. — Это просто моя давняя знакомая. Мы… просто разговаривали. Ничего такого, понятно?
— Понятно, — я пожал плечами и снова уткнулся в книгу.