Страница 13 из 52
— Между прочим, рискованно было оставлять записку в таком ненадежном месте, — усмехнулась Ася, усевшись на стол. — Мало ли, в чьи руки этот предмет мог бы попасть… Рискованно! Хоть и смешно!
— А где он оставил записку? — спросил Бельфегор.
Ася загадочно улыбнулась и посмотрела на меня.
Глава 7
«Нда, возможно, я немного просчитался», — подумал я, когда утром уходил из квартиры какой-то Насти, куда после репетиции решили завалиться мои «Ангелы» вместе с Люсей и Асей. Ну, то есть, идея была в чем-то годная, конечно — устроить мозговой штурм насчет названия для их дуэта и немного совместно попеть песен. И когда я вернулся к ним из качалки, песни еще действительно пели…
Впрочем, ко всему дальнейшему шалману я отнесся философски. В конце концов, чего я от них еще хотел? Они молодые, им буквально недавно в голову ударил ветер перемен пополам со сквозняком свободы. Да и жизнь рок-музыкантов как-то так же со стороны и представляется — концерт, потом гулянка, потом секс в самых причудливых сочетаниях.
Так что когда я поехал на работу, Люся, трогательно приоткрыв рот, безмятежно спала, одной рукой обнимая Астарота, а другой — Бельфегора. Ну и да, оставить записку в ее лифчике и впрямь было так себе идеей. Потому что где он сейчас, трудно было сказать. Но одно было точно ясно — не на ней.
Даже Бегемоту свезло — у подвыпившей Аси неожиданно проснулись нежные чувства к мужчинам в теле. Так что они всю ночь обжимались, и она шептала ему что-то на ухо. Судя по тому, как заливались румянцем его щеки, это было что-то весьма непристойное.
Смешанные чувства.
Бывают такие вечеринки, где народу немного, и все как-то очень резво накидываются и переходят из состояния «веселое подпитие» в «ни петь, ни свистеть». И тут-то и понимаешь, что мало того, что ты трезвый, так еще и, в отличие от всех твоих друзей — тебе уже полтос. А заниматься пьяным сексом тебе и в юности не очень чтобы нравилось, и…
В общем, пришлось прилагать некоторые усилия, чтобы ничем своего отношения не показать. Общался с похожей на потрепанную жизнью белку Настей на ее кухне. Пытался определить, сколько лет этой женщине. Узнал о ней значительно больше, чем хотел — она инвалид, потому что у нее какой-то там замысловатый диагноз. Живет на пенсию, а едой ее снабжают родственники из деревни. А главным ее достоинством является своя однешка, которая досталась ей от бабушки. И в которую друзья заваливаются, когда других вариантов нет. Потому что с ней скучно.
Причем она так сама и сказала: «Я бы и рада, чтобы ко мне приходили почаще, но со мной скучно, я понимаю…»
Пасмурное утро. И настроение тоже пасмурное. Много пьют, вот что. И я пока не могу понять, проблема это или нет. Я вроде не припомню такого количества синьки в моей доармейской молодости, но это мне память может подсовывать другую картинку. Уже отретушированную временем. Я вроде из того же времени в армию ушел, но сейчас меня не оставляет ощущение, что пьют вообще везде. И при любом удобном случае. Пьют на рынке, когда холодно. И когда не холодно. На удачу, чтобы день прошел с огоньком. С горя, если не покатило с продажами. Просто за компанию, когда сосед или соседка по торговой палатке предлагает: «Будешь?»
Пьют в свободное время, ищут квартиру, чтобы выпить вместе. Даже в качалке пьют! Иногда тайком, рассовывая бутылки в разные неожиданные места. Иногда явно — приглашая шлюховатых собутыльниц. А некоторые так вообще вместо протеиновых коктейлей пивас глушат.
Впрочем, может у меня просто второй этап акклиматизации к девяностым начался. Алкоакклиматизация. Пройдет время, перестану замечать.
В конце концов, как-то же пережили такое количество бухла, те, кто дожил до двадцать первого века?
Значит надо научиться с этим работать, всего и делов.
— Нет, спасибо, Серега, — я отрицательно покачал головой, когда чувак, который через две палатки от меня торговал разной охотничьей и рыболовной снарягой, подвалил ко мне с бутылкой водки и парой стаканов.
— Да ладно, Волоха, ты чего? — обиделся тот. — Что ты как не мужик-то?
— Таков путь! — философски ответил я. — А что, повод какой-то есть? Могу кулаком чокнуться, у меня есть козел на пальце, звякнет как надо!
— Да какой там повод, Волоха… — вздохнул Серега. — Моя мне сегодня все утро мозги полоскала. На работу уже как на праздник ухожу.
— Вы же вроде вчера ей шубу покупали… — удивился я. — Вроде радостная должна быть.
— Она и была, — Серега чокнулся с моим кулаком и замахнул полстакана водки одним махом. Посмотрел, сколько осталось в бутылке, завинтил покрепче крышку и сунул ее в карман. — А потом ей какая-то подруга напела, что у какой-то там третьей кумы шуба из песца, а у моей — из цигейки только. И взъелась она, что на песца ей не заработал.
— От подруг одно зло, — глубокомысленно заметил я.
— Эх, и не говори, Волоха! — он вздохнул. — А был бы песец, нудела бы, что не норка. Норку бы купил, соболя подавай…
— У тебя там покупатель вроде, ты бы поглядывал, — я ткнул рукой в сторону его прилавка, и тот рысцой помчал обслуживать двух плюгавеньких мужичков, которые приценивались к чему-то рыболовному.
«Все-таки человек к удивительно многим вещам может адаптироваться», — думал я, записывая в тетрадку очередные проданные джинсы, произведенные в мамином почти подпольном цехе. Раньше ведь я рынки старался стороной обходить. Слишком шумно, суетно и много народу. Сейчас получилось с точностью до наоборот. Пришел в некотором душевном раздрае после вечеринки с друзьями, и через пару часов всей этой человеческой круговерти, болтовни с соседями, поисков в мешках вещи нужного размера и все это под музыкальное сопровождение из ларька под названием «Звукозапись»… И вот со мной опять все в порядке, в будущее я смотрю с оптимизмом. Сереге искренне сочувствую, за Лолу, у которой дочка математическую олимпиаду выиграла, радуюсь. И даже идиотская песня про «а черемуха белая, сколько бед ты наделала, а любовь моя смелая сумасшедшей была…», на которой обитателя будки, кажется, заклинило, и то оказалась неспособной испортить мне настроение.
Так что домой я уже шел вполне довольный и собой, и этой реальностью. В конце концов, моим подопечным «Ангелочкам» перепало потрахаться, а я даже сумел сдержать внутреннего пятидесятилетнего старпера и не испортил им вечеринку.
Чему тут расстраиваться-то?
Тому, что бухают?
Ну так бороться с этим — это как с ветряными мельницами воевать. А у меня ни коня Росинанта, ни копья, ни верного Санчо Пансы рядом на осле. И вообще я не Дон Кихот ни разу, так что пусть себе бухают, мне-то что с того?
Совершенно неожиданно в обед дома оказалась вся семья. Я даже слегка растерялся, обычно, когда я забегал домой после рынка, никого не было — Лариска сразу после школы норовила усвистать куда-то с подружками, отец ваял в гараже очередной шедевр мебельного искусства, а мать была на работе, следила, чтобы ее любовно выпестованное швейное производство качало педалями и укладывало строчки.
А тут — внезапно!
Я выгрузил в холодос пакет творога и решетку яиц и попытался улизнуть в свою комнату, но мама поймала меня в коридоре.
— Так, семья, у меня есть новости, так что давайте все в зал! — громко сказала она.
Лариска, бурча недовольное себе под нос, вышла из своей комнаты. Батя приглушил звук телевизора.
Лицо мамы было как будто слегка взволнованным. Она облокотилась кулаками на полированную крышку стола и выдержала паузу.
— Валя, ну не томи уже! — не выдержал батя. — Что там случилось? Что-то на заводе?
— Я купила машину, — объявила мама и брякнула на стол ключ с блестящим брелоком в форме игрального кубика.
— Так у тебя же прав нет… — с сомнением проговорил отец. — Может, сначала надо было права получить, а уже потом деньги вбухивать? А стоять она где будет?
— В гараже, конечно, — ответила мама. — А гараж рядом с домом, так что очень удобно.