Мурка

— Стоять, руки подними, стреляю без предупреждения!

Налетчик замер. Я видел, что остальные его подельники, включая Иннокентия, всё видели и поняли, что происходит, но вмешиваться никто не стал. «Режиссер» явно принял решение бросать своего «оператора». Решение, кстати, верное, а то ведь и они ног не унесут. Но обезоруженный грабитель смотрел на меня и он не видел, что дружки его уже, что называется, кинули.

— Ты чего, пацан, ох*ел? — криво улыбаясь, изумился налетчик.

— Я тебе не пацан! Руки подними, говорю, завалю к такой-то матери!

— Ты стрелять-то умеешь?

— Узнаешь, — я взвел курок. — Не советую проводить эксперименты.

Я планировал задержать этого упыря до прибытия сюда милиции, но тот понимал, чем ему грозит задержание — возиться с ним никто не станет, и, скорее всего, ликвидируют на месте по законам военного времени. Ну или чуть позже поставят к стеночке, чтобы полы в банке не пачкать... Поэтому, понимая, что вляпался и что сухим из воды у него выйти не получится, грабитель полез за ножом.

— Убью, сука!

Вступать с преступником в рукопашную не имело никакого смысла, поэтому мой палец скользнул по крючку спускового механизма, курок сорвался — грохнуло. И преступник, на половине пути ко мне, рухнул на пол. Я честно целился в плечо, но новое щуплое тело не имело никакого опыта в стрельбе, да и я не то чтобы часто стрелял из нагана, потому с выстрелом я чуть промазал, угодив в ключицу.

Вышло как вышло.

«Оператор» распластался по полу, он был жив, по крайней мере, шевелился. А на улице послышалось рычание мотора — остальные налетчики улепётывали с добычей.

Глава 18

Я на всякий случай вышел на крыльцо банка, чтобы удостовериться — от грабителей и след простыл. Их старенький, но представительный автомобиль скрылся за поворотом. Туда им и дорога. Хорошо уже то, что удалось избежать жертв среди гражданских. Хотя я был бы отнюдь не прочь, достанься крепкий тумак не только одному Шварцу, но и его коллегам.

Зайдя внутрь, я аккуратно стер собственные отпечатки пальцев с револьвера и положил его рядом с трупом налетчика. Банкиры с большим трудом приходили в себя после случившегося. Некоторое время оба толстопуза еще лежали на полу, боясь, что грабители вернутся, и им не поздоровится, но потом начали вставать. Понятия не имею, какое лицо должно быть у человека, у которого при советской власти из сейфа украли целое состояние, но выглядели мужики крайне скверно. По большому счету, они сами были виноваты в случившемся. Я никогда не считал себя спецом в делах оборота банковских денег, но прекрасно понимал, что грабители чересчур уж легко получили доступ к сейфу. Ключ, который оказался в кармане Шварца, вообще не должен был там находиться. Но оказался ведь, что являлось грубейшим нарушением правил безопасности. И не думаю, что для подобных случаев в 1920-м году существовали исключения. Так вот, банкиры, все это хорошо понимая, выглядели так, как будто присутствовали на похоронах... причем собственных. Теперь, когда опасность миновала, оба финансиста начали подниматься с пола. Один из них, имени которого я как-то не запомнил во всей сегодняшней суете, еще некоторое время сидел на полу и медленно покачивался взад-вперед, успокаиваясь. Второй, Марк Леонидович, выбрал другой способ самоуспокоения и подошел к лежавшей на полу бутылке самогона, выкатившейся из моей сумки и чудом не разбившейся при падении. Гулко выдохнул, откупорил и крепко приложился к горлышку.

— Фу-у-ух... — он моментально покраснел, как спелый помидор на грядке, растер нос, занюхивая рукавом.

Физически ни один, ни другой не пострадали, чего нельзя было сказать о Шварце и охраннике — этим крепко досталось от грабителей. Шварц очнулся после обморока и, похоже, только сейчас понял, что у него сломан нос. Он попытался коснуться его пальцами, зашипел от боли и, вскочив, принялся мерить шагами парадный банковский зал.

— Ой, больно как, вызовите сюда врача, я потеряю всю кровь... — истерил он, задрав голову вверх. — Врача, говорю, вызовите, мне плохо!

Забавно, что ни Марк Леонидович, ни второй коллега Шварца даже не обратили на эти истерики внимания. Я тоже отмахнулся — сломанный нос красит мужика, жить будет. Больше поплачет, меньше пописает — давно известно. Видя, что никто не обращает на его потуги внимания, Шварц уселся на стул, еще выше закинул голову, как обычно рекомендуются при кровотечении из носа, и закрыл глаза. Я услышал, как он начал напевно молиться на иврите. А вот охраннику действительно следовало помочь. Я пригляделся к его пунцовому лицу с тенями вокруг глаз — у него явно поднялся жар, рана дала осложнения, и чем быстрее мужик попадет на осмотр к врачу, тем лучше. Хорошо уже то, что он снова пришёл в себя. Я помог охраннику наложить повязку на руку, которую мужик мастерил из лоскутка собственной рубашки. Но прежде забрал у Марка Леонидовича самогон, чтобы обработать рану.

— Куда, мое... — спохватился банкир, но я ответил ему сдержанной улыбкой.

Ничего! Домой придешь — нажрешься, а этот товарищ нам всем жизнь, по сути, спас.

— Как самочувствие? — поинтересовался я, видя, как морщится охранник, пока я поливаю рану самогоном.

— Царапина, — отмахнулся он, хотя по его бледности казалось, что дело недалеко до нового обморока.

— Может, и царапина, но в больницу обязательно надо показаться, а там вас быстро заштопают и поставят на ноги, — заверил я.

Впрочем, на медицину этого времени не стоило так уж надеяться — привычка считать, что почти что угодно можно откатить назад, осталась у меня с прошлой жизни в высокотехнологичном мире.

— Ты молодец, пацан, — процедил мужик сквозь стиснутые зубы. — Лихо как с ним справился, теперь проблем не оберешься, правда...

— А вы свою работу прекрасно сделали, так что переживать не о чем, и если надо, я все это под запись подтвержу.

Я мягко похлопал охранника по плечу, чтобы поддержать. Повезло, что грабители не стали его валить, а ведь могли, и это было бы куда логичнее. С виду-то это был единственный человек в зале банка, который мог представлять опасность.Да и вообще нам повезло, что по такому тяжелому времени, где жизнь человека не стоит почти ничего, налетчики не открыли огонь, а решили брать хитростью. И я-то ведь тоже повелся на антураж съемок, далеко не сразу понял, что «киношники» водят за нос. Впрочем, ошибки бывают, и их допускает каждый, но важно другое — не каждый способен сделать выводы.

Закончив с охранником, я переключился на уборщицу, ей тоже требовалась помощь. Женщине посчастливилось не стать добычей налётчиков, но после того, как дуло револьвера побывало у ее виска, уборщица до сих пор была будто бы не в себе. Спрятав лицо в ладони, она сквозь пальцы не отрываясь смотрела заплаканными глазами на тело преступника. Веко на левом глазу заметно дергалось, психологическая травма ей была гарантирована на всю жизнь. Вот так, пришла полы помыть...

Я огляделся в поисках того, чем можно накрыть тело, и, подойдя к окнам, хорошенько дёрнув, сорвал занавеску. Вид у грабителя был действительно жутковатый. Никаких угрызений совести в связи с тем, что мне пришлось выстрелить, я не испытывал. Собаке — собачья смерть. И этот человек прекрасно знал, что идет по краю обрыва. Стрелять мне приходилось не раз, и за годы службы в органах видел я тоже всякое.

Пока я накрывал тело, с уборщицы как по волшебству спало оцепенение. Она вздрогнула, как будто от разряда тока, отвернулась и заплакала. Не навзрыд, тихонечко так. Терпеть не могу, когда женщины плачут, поэтому бросить ее в подобном разбитом состоянии я не мог. Успокоительных капель под рукой нет, так что я решил последовать примеру Марка Леонидовича и налил в чашку самогону, пользуясь дедушкиным методом. Пока наливал, заметил кое-что очень странное.

Хм...

Шнур от телефона, с которого звонил Шварц, оказался обрезан. Не оборван, а именно обрезан. Кусочки мозаики в моей голове потихоньку все больше складывалась в цельную картину. Судя по характеру надреза, кто-то чикнул по проводу ножом. А потом, когда началась вся суета с ограблением, один из налетчиков задел шнур питания, и он теперь торчал напоказ неподалеку от стойки.