Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 55 из 74



О, так вот в какую игру мы играем. Я прикусываю губу, подавляя восхищенный смех, и прижимаюсь губами к набухшей головке, обводя ее языком, в то время как Левин плотнее прижимается ртом к моим ногам, а его язык имитирует аналогичные движения.

Мне понадобится больше времени, чтобы кончить вот так, я уже вижу, но мне все равно. Это так приятно, и в этом есть какая-то интимность, эта игра, в которую мы играем вместе. Я прикасаюсь к нему так, как, надеюсь, он прикоснется ко мне в следующий раз, большим пальцем поглаживаю мягкую плоть прямо под его кончиком, пока облизываю его, и он вознаграждает меня, прижимаясь к моему входу, его язык все так же кружится вокруг моей пульсирующей плоти.

Это медленная эскалация, кусочек за кусочком. Когда я обхватываю губами головку его члена и посасываю, язык Левина ускоряется, притираясь к моему клитору в том ритме, который, как он знает, мне нравится. Когда я начинаю скользить вниз, беря его в рот, он начинает легонько посасывать его. Мои бедра дергаются, сжимаясь вокруг его головки, пока я всасываю его вал, языком дразня гребни и вены, а его язык кружится вокруг моего клитора, и я чувствую, как все мое тело содрогается от удовольствия, пульсирующего во мне.

Мышцы его бедер напряжены и тверды под моей рукой, и я думаю о том, каково это, кончить, когда он кончит, скакать по его лицу, пока я глотаю его сперму. Левин, должно быть, думает о чем-то подобном, потому что он резко хватает меня за бедра и переворачивает на спину так, что я оказываюсь над ним, мои ноги обхватывают его голову, а он обеими руками притягивает меня к своему лицу, рыча от удовольствия.

Я чувствую, как его член пульсирует у меня во рту, покрывая мой язык спермой, и это вызывает во мне новый прилив удовольствия от осознания того, что мой вкус так сильно возбуждает его, что он так заводится от того, что я вот так лежу на его лице. Я представляю, как щетина на его подбородке и челюсти пропитана мной, как мой вкус и запах въедается в его язык, в его кожу. Я бьюсь об него, давая волю всем своим грязным фантазиям, которые у меня когда-либо были, заглатывая его член до дна, наслаждаясь тем, как дергаются его бедра, когда он стонет на меня.

Я никогда не представляла, что буду делать это, но это грязно, эротично, и я сжимаю рот, пока сосу его сильнее, моя рука скользит между его бедер, чтобы взять его яйца в ладонь, слегка поглаживая их пальцами, и я мгновенно вознаграждаюсь тем, что он пульсирует у меня во рту. Я отпускаю себя, скачу по его лицу так, как скакала бы по его члену, если бы он позволил, чувствую, как его язык скользит по мне снова и снова, как его пальцы впиваются в мои бедра и задницу, когда он удерживает меня там. Мы уже не играем в игру, а если и играем, то оба сходим с ума: мои губы крепко обхватывают его член, и я снова и снова вбираю его так глубоко, как только могу, а он сосет мой клитор, прижимаясь ко мне носом. Я слышу его стоны, слышу, как он вдыхает мой запах, чувствую, как он твердеет между моими губами, и понимаю, что он уже близко.

— Блядь, кончи на меня, Малыш, — хрипло прорычал он, прижимаясь ко мне. — Я заполню твой рот до отказа, красотка, кончи для меня, оседлай мое гребаное лицо…

Моя спина выгибается дугой, прижимая меня к нему, а тело мгновенно подчиняется, и мысль о том, что он будет кончать мне в горло, а я буду кончать на его языке, заставляет меня переходить границы. Я прижимаюсь к нему, забыв о том, что могу задушить его, что я слишком много делаю. Где-то на задворках моего затуманенного похотью сознания я знаю, что ему все равно, потому что он притягивает меня сильнее, прижимает к своим губам, доводя меня до дикой кульминации. Я чувствую, как он пульсирует и дергается у меня во рту, заливая меня своей спермой, пока мы оба вместе кончаем.

Это невероятное ощущение. Я глотаю и глотаю, захлебываясь стонами, вибрирующими вокруг его члена, а он сосет и лижет мою киску, затягивая оргазм так долго, как только может, пока он изливается в мое горло. Я чувствую, что разрываюсь по швам, удовольствие охватывает все мое тело, когда я сжимаю его бедра руками и кончаю для него, а он для меня.

— Черт, — вздыхает Левин, мягко отстраняясь от меня и помогая мне соскользнуть с него, пока он лежит, задыхаясь. Я даже не могу пошевелиться, чтобы перестроиться так, чтобы лежать бок о бок с ним, а не так, чтобы мой нос почти касался его лодыжек, и лежать на кровати кучей бескостного удовольствия, пока он смеется под своим дыханием. — Обычно это довольно трудно провернуть, — говорит он хриплым голосом. — Но, черт возьми, это было просто невероятно.

— Я даже не подумала об этом, — тихо шепчу я. — Это было так хорошо…

Я жду, что он скажет, что мы можем сделать это снова или попробуем в следующий раз так, но он не делает этого. Я почти чувствую, как он отступает от меня, как броня медленно воздвигается, как будто он одевается в свой барьер, чтобы держать свое сердце закрытым от меня, даже когда он все еще лежит обнаженным рядом со мной.



Когда я могу двигаться, я поднимаюсь и ложусь рядом с ним, чтобы провести пальцами по его коротким волосам. Он не заставляет меня остановиться, но и не отвечает на ласку. Он лежит так, его дыхание постепенно приходит в норму, и по мере того, как прилив удовольствия отступает, я чувствую, как мое сердце начинает замирать.

Я должна перестать надеяться на лучшее. Каждый раз я думаю, что после этого все будет по-другому. И всегда разочаровываюсь.

Спустя несколько долгих мгновений Левин заговорил, его голос снова стал нормальным. Ровный, отстраненный, в нем нет ни похотливой игривости, ни хриплого желания.

— Мне придется уехать в Нью-Йорк на пару дней, — медленно произносит он. — Я не хочу оставлять тебя одну даже на такой срок, поэтому Изабелла приедет и останется до моего возвращения. Я уже попросил ее, — добавляет он. — Она, конечно, была очень рада, хотя, думаю, ей было бы намного приятнее, если бы я решил остаться в Нью-Йорке.

Я знаю, что он прав, но не комментирую это. Я не хочу рисковать, чтобы дать ему хоть малейший намек на то, что я тоже этого хочу, потому что это не так. Я не намерена принимать его предложение о "пространстве", когда все закончится и я буду в безопасности от Диего.

— Это из-за бизнеса? — Спрашиваю я наконец, и он кивает.

— Виктору нужно, чтобы я приехал и лично проверил некоторые вещи. Нико хорошо справляется с физической ролью, которую я выполнял, пока был там, — обучение и оценка, но Виктор хочет, чтобы я присмотрел за ним тоже, на пару дней. Он хотел, чтобы я приехал раньше, но я убедил его, что не могу поехать, пока врач не разрешит тебе снять постельный режим.

Мне приходится сдерживать слезы. Почему он не видит? Человек, который не любит, сказал бы мне, что у него есть работа, и попросил бы мою сестру присмотреть за мной, пока я нахожусь на постельном режиме, как он делает сейчас, когда ему так удобнее. Он не стал бы откладывать работу своего босса, человека, с которым он проработал более десяти лет и который является самым близким для него человеком, ради меня. Нет, если бы он не испытывал ко мне каких-то чувств. Но он не может в этом признаться, или знает, но просто не хочет этого. Возможно, так оно и есть, уныло думаю я, сглатывая эмоции. Он надеется, что чувства угаснут, если дать этому достаточно времени.

— Когда ты уезжаешь? — Я сосредотачиваюсь на вопросах, на логистике, чтобы не расплакаться.

— Завтра утром. У меня запланирован рейс. Изабелла будет здесь до моего отъезда. — Он поворачивает голову, одаривая меня короткой улыбкой. — Уверен, вам двоим это будет приятно. Некоторое время в доме для себя, без моего присутствия, чтобы беспокоить вас.

Он говорит это в шутку, как любой муж своей жене, но мне все равно больно. Я хочу сказать ему, что он никогда меня не беспокоит, что я предпочла бы, чтобы он был здесь, и что, когда его нет, я скучаю по нему. Но я этого не делаю. Я держу все это в себе, потому что чувствую, как ко мне подкрадывается некая усталость от того, что я так сильно люблю его, а он так сильно борется с этим. И я знаю, что со временем это чувство перерастет в обиду. Возможно, даже в ненависть. Оно разлучит нас, и Левин получит то, чего, по его словам, он хочет, — брак по расчету, где мы любим нашего ребенка, но не друг друга, и он может защищать свое сердце, пока оно умирает внутри него. Если ему не повезет, он слишком поздно поймет, что хочет того же, что и я, когда именно я уже не смогу ему этого дать. Это будет горькая ирония, и от этой мысли у меня щемит в груди, потому что я не знаю, сколько времени у нас есть.