Дикая любовь

Изабелла прикрепляет фату к гребню в моих волосах, и она ниспадает до кончиков пальцев, окантованная хрупким кружевом. Она осматривает меня, пока я обуваю туфли на каблуках, а затем помогает мне надеть жемчужные украшения, которые наша мама прислала ей на свадьбу в качестве завершающего штриха.

— Что-то старое, что-то новое, что-то позаимствованное и что-то голубое, — решительно говорит она, отступая назад. — Ты выглядишь просто потрясающе, Елена. Я все еще не думаю, что Левин заслуживает тебя, но ты будешь просто великолепной невестой.

И тут мне ничего не остается, как взять свой букет и последовать за ней к ожидающей машине, а сердце замирает в горле. Чем ближе мы подъезжаем к собору, тем сильнее я чувствую себя на грани паники, и Изабелла тянется за моей рукой рядом со мной, как будто слышит мое колотящееся сердце.

Она тоже выглядит прекрасно, одетая в темно-красное платье подружки невесты, которое мы выбрали. Она — мой единственный сопровождающий, как и Найл для Левина, и я цепляюсь за ее руку, когда машина останавливается перед собором, подавляя желание бежать.

Не потому, что я не хочу быть с Левином, а потому, что я хочу этого так сильно, что это ощущается как физическая боль, и я знаю, что он не чувствует того же самого. Если бы не ребенок, который все еще кажется ненастоящим, сегодняшнего дня не было бы. Он все еще был бы в Нью-Йорке, а я…

Коннор не скрывал, что хочет выдать меня замуж за кого-то другого, за кого-то с большим статусом, за того, кто сможет не только защитить меня от Диего, но и добиться своих целей. Это не заставило меня полюбить его еще больше, я приехала в Бостон не для того, чтобы просто принять ту же судьбу, которая была бы уготована мне на родине, но я также знаю, что у меня не было бы выбора. Мне нужна их защита от Диего, как и Изабелле. Найл встал бы на сторону жены, но порвать с королями было бы нелегко, и он не сделал бы этого легкомысленно. Никто из нас не должен этого делать, я достаточно умна, чтобы понять это.

Ребенок все упростил. Левин был готов жениться на мне, а беременность сделала так, что, пока он готов, никто не сможет сказать обратное и заставить меня выйти замуж за кого-то другого. Но в то же время я не могу заставить себя с нетерпением ждать, что будет дальше, только не тогда, когда знаю, что он чувствует по этому поводу.

В нефе церкви прохладно и пахнет ладаном, знакомый, ностальгический запах. На меня нахлынули воспоминания, особенно когда рядом со мной Изабелла, воспоминания о том, как мы стояли на коленях перед четками в церкви, очень похожей на эту, как зажигали свечи в память об умерших предках, как читали молитвы, заученные с тех пор, как мы стали достаточно взрослыми, чтобы говорить. Запах и воспоминания успокаивают меня, и на мгновение мне перестает казаться, что мое сердце вот-вот выскочит из груди.

А потом начинается свадебная музыка, и меня снова охватывает паника.

— Просто дыши, — бормочет Изабелла, сочувственно глядя на меня, а затем двери открываются, и она поворачивается, чтобы направиться к алтарю.

Даже при таких обстоятельствах, даже с учетом предостережений Изабеллы, от вида Левина, стоящего у алтаря, у меня перехватывает дыхание. Он выглядит невероятно красивым, одетый в идеально сшитый угольный костюм, который сидит на нем так, что у меня пересыхает во рту, на шее темно-красный галстук в тон платью Изабеллы и розам в моем букете. Я вспоминаю кольцо, которое он пытался мне подарить, рубины по обе стороны от бриллианта, и у меня сжимается горло, когда я начинаю идти, не в силах смотреть на него, пока иду за Изабеллой.

Найл стоит рядом с ним, и его взгляд сосредоточен исключительно на его жене, его лицо мягкое от воспоминаний, как будто он снова и снова представляет себе день их свадьбы. У меня мгновенно загораются глаза, потому что в мире нет ничего, по чему бы я так сильно тосковала, как по Левину, который смотрит на меня вот так, с такой нежной, ноющей любовью в глазах, какой я никогда не знала и теперь никогда не узнаю.

Моя жизнь будет совсем не такой, какой она должна была быть, и не такой, какой я надеялась ее сделать.

Я рада, что вуаль закрывает мое лицо и дает мне время собраться с мыслями, пока я иду к алтарю. Изабелла берет мой букет и отходит в сторону, а я подхожу к Левину и беру его за руку. Мы договорились, что никто не будет меня выдавать, поскольку Изабелла категорически отказывалась официально передать меня Левину, а ничего другого не оставалось.

На том пляже я решила отдаться Левину. И сегодня я тоже решу отдать себя ему сама.

Возможно, выбор будет не совсем таким, как я хотела, но он, по крайней мере, будет моим.

Рука Левина обхватывает мою, широкая, теплая и сильная, и я хочу опереться на эту силу, как делала это во многих других случаях. Я хочу доверить ему всю себя, свое будущее… свое и нашего ребенка. Но я не могу перестать думать о том, как он предостерегал меня от этого. Теперь я должна беречь свое сердце гораздо тщательнее, потому что впереди у меня целая жизнь, в течение которой я буду день за днем сталкиваться с тем, что человек, с которым я собираюсь разделить эту жизнь, не испытывает ко мне тех же чувств, что и я к нему.

Я слышу слова отца Каллахана, когда мы поворачиваемся к алтарю. Я слышу: "Дорогие собравшиеся, мы соединяем этого мужчину и эту женщину, и если у кого-то есть причины, почему они не должны быть вместе", и часть меня гадает, встанет ли кто-нибудь, скажет ли моя сестра, скажет ли что-нибудь сам Левин: я не могу жениться на этой женщине, потому что не люблю ее. Потому что я никогда не смогу ее полюбить.

Никто не произносит ни слова. Церковь молчит, и отец Каллахан выжидает еще несколько секунд, прежде чем продолжить, и его голос заполняет все пространство.

— Берете ли вы, Левин Иосиф Волков, эту женщину…

Я вижу, как губы Левина шевелятся, повторяя слова. Я вглядываюсь в его лицо, пытаясь понять, что он чувствует, о чем думает, находится ли он здесь, со мной, или вспоминает другой день свадьбы с другой женщиной, брак, такой же быстрый и неожиданный, как этот, но такой, которого он хотел. Чувствует ли он себя виноватым, злится или расстроен, если вообще что-то чувствует, но я не могу его понять. Его лицо тщательно закрыто, и это еще хуже, потому что он вот-вот станет моим мужем, и я никогда не чувствовала себя так далеко от него, как в этот момент. Я знаю, что он скрывает свои чувства, чтобы избавить меня от них, но это не избавляет меня ни от чего. Это наполняет меня болью, смятением и ужасом, и я думаю о худшем из возможных сценариев, о том, что он мечтает быть где угодно, только не здесь, с кем-то, кто не я.

— Беру. — Слова, вырвавшиеся из его уст, звучат уверенно и определенно, как будто он никогда в жизни не сомневался в них. Мне следовало бы утешиться этим, но я даже не могу этого сделать, потому что знаю, что Левин, человек, который, решив что-то сделать, доводит дело до конца. Он уверен в себе не потому, что хочет меня или этого, а потому, что он так решил. Для него нет пути назад, а значит, нет и колебаний.

— Берете ли вы, Елена Гваделупе Сантьяго, этого человека…

Я вижу, как на лице Левина что-то мелькнуло, мелькнул интерес, и понимаю, что он никогда раньше не слышал моего второго имени. Я открываю рот, чтобы сказать ему, что это имя моей матери, но потом вспоминаю, что должна слушать священника, и заикаюсь, произнося клятву.

— Я… я беру.

Любопытство на лице Левина сменяется беспокойством, которое быстро сглаживается, и у меня щемит в груди. Теперь он подумает, что я дрогнула. Что я не была уверена. Что на секунду я подумала о том, чтобы отказать ему здесь, у алтаря.

— Вы принесли кольца для обмена? — Спрашивает отец Каллахан, и Изабелла делает шаг вперед вместе с Найлом, каждый из них протягивает нам по кольцу. Два золотых кольца, одно потолще, другое потоньше, и мы с Левином снова стоим лицом друг к другу, а мое сердце колотится в груди. Не знаю почему, но мне кажется, что именно этот момент больше всего скрепляет наши отношения. Как будто это кольцо, в сочетании с этими клятвами значит больше, чем все остальное.